Иван Коновалов - Сержант и капитан

• Название: Сержант и капитан
• Автор: Иван Коновалов
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-93883-239-8

Бывшему сержанту российской армии, участнику боевых действий на Северном Кавказе и несостоявшемуся журналисту Никите Корнилову случайно попадает в руки дневник капитана Белой армии. Эти записки времен гражданской войны заставляют его предпринять расследование. Однако за дневником начинает охоту «невидимый противник». Никита Корнилов начинает свою собственную небольшую войну.

---

Никита утвердительно и пьяно мотнул головой:

— Боюсь.

— Так ты не бойся. Ты не окажешься, не тот ты человек. Ты волк, только книжек много ненужных прочитал, потому и мучаешься. Ты и на войну поперся, чтобы доказать не кому — нибудь что-нибудь, а себе одному, без свидетелей, весь смысл жизни без остатка. Найти и доказать. Нашел?

Никита честно признался, что так все и было, но ни смысла, ни правды он там не нашел. И себе ничего не доказал, что всего обиднее.

Про последнего члена компании Карандыч рассказал, что он такой бомж, что на него пробы ставить некуда, и вообще, пошел он к черту. Ни биографии у него, ни желания жить. Козел пролетарский.

— Карандыч, х-х-х-хороший ты человек, но скучно мне с вами, пойду я, — изрядно выпивший Никита привстал, с трудом опираясь на стол.

— А ты постой. Правильный ты парень, таких теперь редко встретишь. Тебе с нами не интересно, и это хорошо. Но за то, что ты по-человечески с нами повел себя сегодня, за то тебе большое человеческое спасибо. И хочу, Никита, за простоту и человечность твою подарить тебе одну штуку из прошлого, которая пролежала в этом доме в деревянных перекрытиях гораздо дольше, чем я здесь жил.

Карандыч с ловкостью обезьяны залез на табурет и начал рыться на антресолях. Спустился вниз с чем-то, обернутым в ветхозаветные материи. Спустился и вручил Никите.

— Вот, бери. Это дневник одного стоящего человека. Он погиб давным-давно. Я читал эту тетрадку и понял, что для того, у которого сил хватит и на приключения, и на путешествия, она в самый раз. Вручаю ее тебе и рекомендую прочитать внимательно. Очень внимательно. Потому что твоя фамилия Корнилов.

Никита развернул тряпье, похожее на застиранные фланелевые портянки, и увидел средней толщины тетрадь в плотной синей кожаной обложке. Он открыл ее. Строчки хорошо читались, но он не мог разобрать ни одной. Пьяные глаза разбегались в разные стороны. Буквы прыгали, наталкиваясь одна на другую, и пытались бежать. Никита закрыл тетрадь:

— Зачем мне это барахло? Какие приключения? О чем ты говоришь? С меня хватит приключений с путешествиями!

Карандыч качнулся, пьяно вдохнул-выдохнул и попытался сформулировать:

— А ты почитай ее, почитай…

Никита уже был сильно пьян, но сверток взял. Промычал что-то неопределенное и вышел. Еле спустился вниз по лестнице, качаясь во все стороны, задевая все и вся и мараясь обо все, что можно. Сначала не понял, где находится, и долго стоял, пытаясь прислониться к тонкой гнущейся рябине, и в забытьи терял равновесие, потом сориентировался и пошел по направлению к дому.

Никита проснулся рано утром на полу в своей прихожей в полном обмундировании. От холода он укрылся половиком. На груди лежала тетрадь в кожаной синей обложке. Прошлая ночь мгновенно восстановилась в оперативной памяти мозга, но картинки слегка дергались. Не вставая с коврика в прихожей, Никита снял с вешалки кожаную куртку, подложил ее себе под голову и открыл тетрадь. Выцветшие строчки больше не прыгали.

30 сентября 1919 года. Курск. Несколько месяцев я не был на фронте, лежал в госпитале в Екатерино-даре, где был потерян мой прежний дневник. Потом был в отпуску в Ольгинской. Сейчас снова в строю и готов драться.

Полк мой — Третий Марковский — собран из вернувшихся после излечения офицеров, таких, как я, и молодых необстрелянных юношей. Собрали нас на основе 9-й роты Первого офицерского генерала Маркова полка. Еще находясь в госпитале, я узнал о формировании Второго Марковского, а возвращаясь из отпуска на передовую, получил назначение в Третий Марковский.

Старики-добровольцы встретили приветливо.

Не было ни одного, кого бы я не знал и кто бы не знал меня. Среди них — мой старый друг Дима Бочкарев. Еще в Великую войну на дуэль из-за одной медсестры друг друга вызывали. Тогда нас разняли, а после австрийцы пошли в наступление, наши ударили в ответ. После захлебнувшейся атаки меня, контуженного, прапорщик Бочкарев полтора часа на себе тащил под огнем, да и то не в ту сторону. Попали мы с ним в болото, едва не захлебнулись. Это он мне потом рассказал. Я в сознание пришел только в госпитале. С тех пор и подружились. В Марковском полку мы вместе служили в той самой девятой роте.

— Господа, разрешите представить вам моего дражайшего друга, которого вы все хорошо знаете, поручика Корнилова Ивана Павловича, коего, тем не менее, я два раза пытался убить. Первый раз — сознательно, второй — из самых лучших побуждений, — с этими словами Дима Бочкарев приветствовал меня на первой за много месяцев офицерской попойке. Не дав открыть мне рта, Дима без тени иронии добавил, — Незабвенному командующему нашему Лавру Георгиевичу Ваня не родственник ни по какой линии.

«Корнилов»! — отодвинул Никита дневник. Вот почему Карандыч отдал ему эту тетрадку.

Командир полка полковник Наумов Антон Семенович предложил мне временно командование взводом.

— Всего на пару недель или меньше. Я точно знаю, что приказ о вашем повышении уже подписан и в ближайшее время я его получу. И после, друг мой, дам вам роту, — прибавил он.

Это меня даже обрадовало. Очень не хотелось отвечать за бесконечные смерти, которые начнутся, как только мы вступим в бой. Как рассказали старики, полк сколотили быстро, боевой подготовкой почти не занимались за отсутствием времени. Командование полка само по себе, батальоны сами по себе. Все, что делали, это укрепляли боевой дух — убежденно объясняли, зачем мы воюем и с кем мы воюем. В сентябре полк смотрел генерал Кутепов, оценил внешний вид полка как блестящий. А старики ворчат, что в ротах сплошной необстрелянный молодняк, нет команды разведчиков, пулеметы в двуколках вместо тачанок. По их мнению, просто сколотили нечто, и пусть это нечто отправляется затыкать дыры на фронте. Вот мы и едем. Скоро будем на месте. Ординарец мой, ефрейтор Семечкин Федор, сказал знаменательную фразу:

— Истинный крест, Иван Павлович, за Москву они горло нам раздерут.

Они — это большевики. И он прав. Им, как и нам, отступать некуда. Федор со мной с Великой войны. Как случилась революция и все запуталось окончательно, мы были на Румынском фронте. Я предложил Семечкину присоединиться к бушующей солдатне:

— Иди, Федор Терентьич, они тебе измены не простят.

Он собрался, суетясь, выправился во фрунт, отдал честь и вышел из хаты, где я квартировался. Я уже решил, что отправлюсь на Дон к генералу Корнилову. У солдат шел буйный митинг. Мое исчезновение из полка было совершенно не замечено. Я забрал санитарную двуколку и ехал, не торопясь, по мягкому молдавскому тракту, когда через три версты верхом догнал меня Семечкин. Поравнялся с двуколкой и сказал:

— Нет, Иван Павлович, как хотите, но боле я в энтот вертеп не ходок. Лучшее с вами неизвестно куда.

Но не удалось нам сразу добраться до своих. Впрочем, о моих с Семечкиным похождениях по большевицким тылам нужно написать отдельный дневник. Слишком много чего случилось. Попали мы к красным. И чтобы не расстреляли, записались в армию красного командарма Муравьева. Сражались с румынами, причем Семеч-кин был командиром роты, а я его подчиненным. Когда Муравьев разбил румын под Рыбницей на Днестре, я решил, что надо уходить. К апрелю 18-го года, наконец, добрались мы до Новочеркасска. В мае один-единственный раз видел я нашего командира генерала Маркова. Энергичный, живой, сильный. Он зашел в казарму и поздоровался. Сказал какую-то шутку, которой я уже не помню. Через месяц, командуя кубанцами и донцами, он был убит под Шаблиевкой, а весь наш полк в полном неведении так и стоял в Новочеркасске. Второй раз я видел генерала Маркова в домовой церкви при Епархиальном училище. Он лежал в гробу. Церковь была полна. Я подошел и отдал честь.

Постепенно, читая дневник, Никита приходил в себя. Столько лет лежала эта тетрадь в деревянных перекрытиях старого дома. Интересно, кто ее спрятал туда? И как вообще тетрадь добралась до Москвы? Логично было бы, если бы она всплыла где-нибудь в Париже, Берлине или Нью-Йорке. Наверное, автор погиб, и дневник взял красный командир на память. Тогда зачем прятать так далеко?

1 октября 1919 года. Происходит что-то серьезное. Похоже, наше наступление захлебывается. Мы высадились на станции Становой Колодезь, что в 20 верстах от Орла по железной дороге, и сразу двинулись на запад. За нами прибудет и 3-й батальон. Здесь — штаб Корниловской дивизии. Теперь будем действовать вместе с ними. Причина проста. С западного направления Латышская дивизия красных вклинилась между Дроздовской и Корниловской дивизиями, захватив маленький городок Кромы. Корниловцы в Орле оказались под угрозой окружения. Будем вместе с ними вышибать латышей из Кром, спасать фронт.

2 октября 1919 года. Наш второй батальон наконец-то столкнулся с латышами. Это был встречный бой. Латыши успели переправиться через Оку южнее Орла. Мы наткнулись друг на друга без особого желания. Латыши явно хотели обойти всех и вся, но столкнулись с нами. Я шел со своим взводом в цепи на правом фланге роты и первым красных не увидел. В небольшом леске началась мощная стрельба залпами. Наши бежали оттуда, отстреливаясь. Командир роты приказал нашим остановиться, несмотря на протесты. Необстрелянная молодежь заволновалась: