Ефим Друц - Цыганские романы: Цыганский вор. Перстень с ликом Христа. Цыганский барон.

• Название: Цыганские романы: Цыганский вор. Перстень с ликом Христа. Цыганский барон.
• Автор: Ефим Друц
• Издательство: ТЕРРА—Книжный клуб
• Жанр: Классический детектив
• Год: 1998
• ISBN: 5-300-02131-8

Ефим Друц — писатель-этнограф, член Союза писателей России. Его литературный «стаж» — 40 лет.

В этой книге представлена трилогия «Цыганские романы». Автор, знающий цыган не понаслышке, пишет о современном мире цыганской жизни.

---

Лег великан и заснул. А чяво взял горящую головешку да и воткнул великану в очко[97]. Ну, обжег. Великан рванул бегом, воет, чяво за ним. Великан доскакал до горы, кричит ей трижды: «Откройся!» Она распахнулась, и он — туда. Чяво выждал и тоже базарит: «Откройся!» И так три раза. Скала раскрылась, чяво вошел, там богатства кругом, и встречает слуга: «Куда держишь путь?» — «Да вот великана хочу замочить». — «Молодец, он всем тут осточертел. А сделай, цыган, как я говорю. Увидишь трех теток, они тебя остановят и засмеются, пошутят с тобой, пощекочут. Если в ответ хотя б улыбнешься, они тебя схавают, понял? В глаза им смотреть нельзя, и не смейся. Тогда пройдешь дальше. А великана увидишь, размахивайся и бей один раз. Он скажет: „Ах, как приятно, врежь-ка еще!“ Ты не пробуй. Скажи ему: „Только раз родила меня мать, и я только раз ударил тебя!“ И все в ажуре». — «Благослови тебя Бог, будь здоров!» — сказал чяво слуге. Все так и вышло. Тетки-колдуньи улыбались, щекотали и хохотали. Чяво на них и не глянул. Великан увидел цыгана, обхезался, шепчет жене: мол, этот цыган меня хотел зажарить на деревянном вертеле и сожрать. Поднял чяво руку, ударил великана. «Бей еще», — сказал тот. «Только раз родила меня мать, и я только раз ударил тебя!» — ответил чяво. Великан тут от злости лопнул, а чяво сшиб все замки и выпустил на волю людей, которых держал великан. Ну, он ловэ взял, сколько унес, и прихватил этих теток, что на дороге смеялись. Они волшебницы были. А конь чяво пасся в лесу. Увидали коня три разбойника. Первый разбойник забздел[98] его обротать, второй тоже в коленках был слаб. Третий же — охамел и взял коня за узду. Но чяво уже тут как тут и орет: «Оставь коня, порчь! Это мой конь, сучий ты потрох!» Испугался разбойник — и ходу. Чяво посадил одну бабу перед собой, другую — за спину, третью — на круп коня. Скачут. Конь бодрый. Разбойники только губами шлепают. Им завидно. Тут чяво им говорит: «Не тушуйтесь, ребята, давайте побратаемся».

От кофе и коньяка сердце Артура стучало, как бешеное. И Раджо начифирился, глаза налились краснотой. Ему надоело рассказывать бестолковую сказку, но он упрямо бубнил:

— Приходит чяво в трактир, заказывает пожрать и пузырь[99]. Слышит, гадже толкуют между собой: «Король ищет фею — жениться — и никак не найдет. Тоскует уже пятый год». Чяво выходит к коню: «Отвезешь меня к этой дамочке?» «Могу, — отвечает конь. — Давай сто кило винограда и золотые подковы». Ну, это дело простое. Дал чяво коню два центнера винограда «дамские пальчики» и подковал его золотом. Конь его вмиг донес к замку феи. Прыгнул чяво в окно, фея — брык! Опрокинулась в обморок. Чяво воспользовался и с ходу поставил фее пистон. Она очнулась и говорит: «Приятно познакомиться, ваше величество». — «Дура, я не король, а цыган. Люба ты мне, давай повторим это дело». Она, конечно, не против, какая ей разница. Так он жил с ней три дня и три ночи, потом она взяла свои шмотки и бижутерию, ну там кольца, помаду, кресты с брильянтами, и подались они на пляж, к берегу моря…

Увы, сказка этим не кончилась. В дела цыгана и феи вмешалось десятка два персонажей. Явились разбойники и волшебницы. Конь словил рыбу в пруду; в рыбе нашелся волшебный ножик, которым колдунья раньше убила цыгана. Чяво воскрес из мертвых и обманул короля, переодевшись пастухом… Далее было еще кое-что интересное, в результате чего конь золотым копытом убил и того короля, и ту злую колдунью. Сыграли четыре свадьбы… Разбойники и цыган женились на волшебницах. Тут сказке конец.

Артур отпал. Он и не заметил, как вырубилась магнитола, поскольку кончилась пленка.

— Артурыч! — Раджо потряс сомлевшего Артура за плечо. — Пошли, золотой. Я не могу здесь быть.

— Опасно выходить, Раджо, — ответил Артур.

— В гробу я всех видел… — Раджо зажмурился и по-волчьи клацнул зубами. — Я уже не ром, я этот, как его… Шеварднадзе… Нет, Кикабидзе! Чита-бри-та-чита-Маргарита.

Зубы его белели, как молодой чеснок.

Через двадцать минут они были перед обитым фольгой порталом, предваряющим вход в заведение с вывеской «Табор». Навстречу грохала музыка.

— Вперед! — сказал Раджо.

В вестибюле его придержал охранник:

— Здорово, Раджо, сдай пушку. С оружием не положено.

Зубы Раджо сверкнули. Он распахнул куртку, похлопал себя по бокам:

— Я пустой, морэ, что ты! — и сунул охраннику в лапу пять баксов.

Пистолет был сзади за поясом, лезвие в подбортовке. Охранник мигнул:

— Идите.

На эстраде работал цыганский хор; распаленные посетители-коммерсанты рвались поплясать, девки светили ляжками из-под мини и макси. Как всегда, в кабаке было пьяно и шумно. Официанты уже не спешили.

Ай да зазнобило ты мою головушку,
Ай да зазнобило мою раскудрявую…
Вида мангэ, чяворэ, ай бида мангэ, ромалэ…

— наяривал хор. За столиками хлопали в ладоши.

Артур и Раджо уселись в проеме за обособленным — «для своих» — столом. Отсюда видно весь зал, а сидящие за этим столом полуприкрыты декорацией полевой палатки.

Официант, лавируя между танцующими, подрулил без задержки:

— Здравствуй, морэ, давно тебя не было.

— Дела, дорогой, — сказал Раджо. — Бутылку бравинты прошу, остальное сам знаешь.

— Все будет, морэ. — Он сфотографировал острым взглядом Артура.

И как только он удалился, на его месте возник осклабившийся Нож.

— Кого я вижу! — сказал он, вихляясь под музыку. — Бросил меня? А сам опять в деле? Ну, кореш!

Раджо как будто ждал его. Он чуть прикрыл глаза и сказал:

— Сядь сюда… кореш. Есть разговор. Ты меня продал Графу. Давай повтори при свидетеле: кто кончил в Малаховке артистку и чяворо? Ну?!

— Граф тебя взял на пушку. Моя работа, он в курсе.

— Граф твой уже на том свете… кореш. Зовет нас на очную ставку.

Нож ерзнул, дернулся.

— Грабки на стол! — сказал Раджо тихо и, последив за руками Ножа, искоса глянул на Артура: — Смотри на этого гада, Артурыч. Запомни его. Напишешь потом, как Раджо-чер с ним разбирался при людях… — Он говорил не спеша, будто Ножа тут нет. Но внезапно бросил ему: — Ты от Васи, Ромкина брата, не бегай, как заяц. Зря ты меня нашел, вот о чем думай… кореш.

— Много берешь на себя, — сказал Нож, хорохорясь, Руки его блуждали по скатерти. Они его выдавали: он трясся.

Официант с подносом издали поглядел и заложил вираж, сменив курс. А за спиной Ножа затоптались блатные. Артуру стало нехорошо…

Руки Ножа внезапно замерли.

— Повтори, что сказал, — бросил он Раджо, вставая, и поглядел на своих.

Те приблизились, загородив стол от праздника в зале. Там все плясали… Но пляска сбилась. Отодвигая людей, не озираясь, от входа шли Ромкин брат Вася и трое цыган в начищенных сапогах и рубахах навыпуск. Публика приняла их за артистов.

Кодла слиняла, Нож побелел. Раджо левой рукой выдернул из за спины пистолет. Нож упал на колени. Вася уже был рядом. Его лапа легла Ножу на затылок, он вымолвил:

— Бери пушку у Раджо, кончай себя сам. По справедливости. Ты ведь — ром?

Нож, еще не веря в удачу, едва не выхватил вороненый облезлый ствол из руки Раджо. Но не успел. Раджо; пригнувшись, встречно ударил его своей финкой, зажатой в правой руке, и угодил точно в горло. Повел лезвием, повернул его, выдернул, и, пузырясь, ударила кровь. Нож упал лицом на паркет.

Раджо вытер лезвие о скатерть:

— Добей его, Вася, коли он жив.

Уходя вслед за Раджо, Артур содрогался. А Вася и родичи Кнута, верша закон, добивали кровника.

… — Прости меня, Анжей, — сказал Раджо, входя на хату к цыганам. — Нельзя мне к вам, но дело есть дело.

Он достал из-за пазухи кожаный мешочек вроде кисета, вывернул перед стариком на бархатную скатерть общего стола: вытекли сверкающие камнями кулоны, кольца, сережки.

— Откупиться хочешь? — недобро спросил Анжей.

— Поздно мне откупаться. Мирское уже не мое, я за порогом. Может, это добро пойдет цыганам на пользу. Это все, что осталось за мной. Другие долги я отдал. Ухожу. Молись Дэвле, чтоб он меня принял. Душу мою. — Раджо повторил, встряхнув стриженой головой: — Мою бедную душу…

— Зачтется тебе, — расстроился Анжей.

А что зачтется, и сам не сказал бы. Глядя в спину уходившему Раджо — статному, сильному и по-новому красивому со своей непривычной стрижкой, Анжей не нашел нужных слов. После — корил себя.

Часа два Раджо сидел на скамье в грязном сквере у дома, где когда-то Кнут жил. Сидел без мыслей, зная, что все позади, и чувствовал, как успокаивается сердце.

Свет фонарей не доставал сюда с улицы. Милицейских нарядов Раджо не опасался. И не удивился, увидев шедшую — нет, плывшую в воздухе вдоль кустов — фигуру Пиковой Дамы. Она была, как ей и положено, во всем белом.

Подплыв, склонилась к нему: «Ты готов?» «Я готов», — сказал он, поднимая взор к ее пустым зенкам. «Делай, морэ…» — сказала она и, вздохнув, растворилась.