Ефим Друц - Цыганские романы: Цыганский вор. Перстень с ликом Христа. Цыганский барон.

• Название: Цыганские романы: Цыганский вор. Перстень с ликом Христа. Цыганский барон.
• Автор: Ефим Друц
• Издательство: ТЕРРА—Книжный клуб
• Жанр: Классический детектив
• Год: 1998
• ISBN: 5-300-02131-8

Ефим Друц — писатель-этнограф, член Союза писателей России. Его литературный «стаж» — 40 лет.

В этой книге представлена трилогия «Цыганские романы». Автор, знающий цыган не понаслышке, пишет о современном мире цыганской жизни.

---

У одной цыганки сердце больное было. Совсем девочкой умерла. Хоронили ее, как невесту: фату надели, платье белое, туфельки новые. Проходит день, проходит два — плачет мать. Утешиться не может. И вдруг на третью ночь является матери сон: приходит к ней дочь покойная. Приходит и говорит: «Зачем ты мне туфли новые надела? Уж как они мне жмут, как тяжело мне ходить в них. Ты сходи, купи легонькие тапочки, отнеси их женщине по такому-то адресу, у нее сын помер. Ты положи тапочки ему в гроб — он мне их на том свете передаст». Все сделала цыганка, как дочь ей во сне наказала: тапочки купила, вспомнила адрес и пошла в тот дом. И верно, там у цыганки сын утонул. И когда мать девочки попросила разрешения положить тапочки в гроб парню, ей позволили. Похоронили парня, а на следующую ночь снова видит цыганка во сне свою дочь. Является та и говорит: «Спасибо тебе, мамо, получила я от тебя все, что просила!»

— Говорят, в России есть река заколдованная, — говорит Пилич. — Как только спускается вечер, поднимаются с реки песни цыганские. Остановишься рядом — заслушаешься. Многие цыгане приезжали к этой реке послушать дивное пение. А началось это вот с чего: неподалеку проезжал табор цыганский. И были в том таборе два брата, певуны да плясуны известные. Пошли они сено для лошадей взять, а стога на другом берегу реки стояли. Сели братья в лодку и поехали на тот берег. Набрали сена полным-полно. Стали возвращаться обратно, да не выдержала лодка тяжести, перевернулась. Утонули братья. С тех пор на этой реке песни и раздаются…

Каких только чудес не было, особенно в старое время. Мне мой дед про такой случай рассказывал. Раньше-то солдат в армию на долгие годы забирали, не то что сейчас. А кому охота половину жизни своей терять? Тем более цыгану. Вот и спасались по-всякому от службы царской. Выпало одному молодому цыгану в армию собираться. Сели родители его, стали думать да гадать, как бы сына от такой напасти избавить. Порешили ему руку поломать. Да уж больно плохо у них это получилось: недолго мучился парень — помер! Испугались родители. Что делать?! А если узнают? Тюрьмы не миновать. Надо убегать с этих мест. Ночью тайком похоронили они своего сына, даже священника не пригласили, так, без обряда, и похоронили, а наутро укатили подальше от этого места. Да только не было им покоя. Куда бы ни приехали, каждую ночь к ним сын приходил, плакал, песни пел. Пришлось им возвращаться, могилу разрывать да хоронить его по обряду христианскому…

Или вот еще что было. Повадился один цыган по ночам в табор ходить. Понравилась ему девушка из этого табора. Вот как-то ночью приезжают сваты эту девушку сватать. Сговорились родители выдать дочь за этого парня.

«Только одно у нас условие, — сказали сваты. — Днем свадьбы делать не будем, только ночью».

«Да как же так? — подивились родители невесты. — Разве можно дочь замуж выдавать не по обряду цыганскому? Нет, мы на это не согласны».

Короче говоря, пока судили-рядили, утро наступило, глядят цыгане — нет сватов, как сквозь землю провалились. Поняли тогда, что на мертвый табор наехали, что и жених и сваты — все это неотпетые покойники. Да только не уберегли родители дочь свою. На следующую ночь тайком сговорил цыган девушку и взял ее с собой. Больше ее уже никто не видел.

— Что ты тут страхи всякие нагоняешь, — недовольно пробурчал Кало, — я расскажу, как покойник не чудился, а наяву вышел.

— Да ты что, старый, сдурел, что ли? — перебил его Пилич.

— Погоди, послушай лучше. Умер один старик. При жизни здорово выпивать он любил. Да, видно, не рассчитал. Нашли его наутро совсем синим. Что делать? Положили его в гроб, к иконам, а сами цыгане сели за стол, выпивать начали, покойного вспоминать. Тут одна цыганка и говорит матери: «Смотри-ка, что покойник делает!»

Поглядела старуха. А цыган померший с лица занавеску снимает. Старуха брату своему сказала, а тот — куму, а тот — свату. Зашумели цыгане. А покойник уже в гробу-то сидит! Как кинулись цыгане врассыпную — кто в дверь, а кто в окно! А покойник увидел все это и — бегом к столу. Взял бутылку со стола, налил себе водки в стакан, выпил, крякнул и заголосил на весь дом: «Куда же вы разбежались, цыгане? Давайте пить! Водки-то, славу Богу, на всех хватит. Эх вы, похоронить меня захотели. Да я вас всех вперед похороню…»

Рассмеялись все.

— Здорово он всех одурачил, — улыбался Кало.

— А вы рты разинули, как мужики на медведя. Приходилось мне с медведем работать. Помню, поймали мы медвежонка в лесу, то ли у него мать убили, то ли отбился, только привязался он к нам, как к родителям своим, всюду с табором ходил. Подъедем мы к деревне — мужчины идут с медведем мужикам представление давать, а цыганки по садам да огородам шныряют. Сбежится народ на такое диво, вся деревня соберется: и стар и млад. А мишка такие чудеса откалывает! И колесом ходит, и на задних лапах бегает. А потом, когда представление кончится, мужики спрашивают у нас: «Вам сколько платить-то надо? Уж мы сейчас сбегаем. Больно вы нас распотешили».

«Нет, мужики, — отвечаем мы им, — у нас медведь особенный, он плату только на следующий день берет. А чтобы сразу — так того не бывает, сразу наш миша ни копейки не возьмет».

А для чего мы это говорили? Ведь если мужики по избам побегут, то они наших цыганок настигнуть могут, ведь, пока мы представление даем, цыганки наши и по домам, и по дворам шастают. Кто масла возьмет, кто яйца, кто молоко. Тоже работают. А потом цыганки нам знак дают, чтобы уходили. Уж тут скорее ноги уноси, пока деревенские не хватились. А как обнаружат пропажу — табора уже и след простыл…

Или вот еще дело было: вышла замуж цыганка за русского парня. Это — грех великий. Разгневался отец, и долгое время не могли молодые в таборе появиться. Однако время шло, и когда гнев отцовский поутих, приехала цыганка в табор мужа своего показать. Недобро встретил отец зятя. Но все-таки, слово за слово, разговорились. Понял старый цыган, что зять его парень не промах, по цыганскому делу хорошо соображает. Велел отец самовар поставить, а тут и другие цыгане подошли.

«Налей, миленький, чашечку крепкого чая, посидим вместе, родителей твоих помянем…»

Пошли тут беседы, разговоры. Любят цыгане у костра время коротать. Иной раз не заметишь, как утро настанет. Вот и заговорили о старине, как русалки на табор ходили.

«И чего они хотят, эти бабы голые?»

«А может, какой цыган приглянулся?»

«Да нет, кабы так, одна бы приходила, а то сразу десять идут».

«Как начнут палатку раскачивать, колья выдергивать, так нет от них никакого покоя. Чем только и спасаться?! Головешки в руки брали, с огнем на них шли».

«Хорошо бы к одному ходили, а то сразу ко всему табору».

«Не верю я в этих русалок, — усмехнулся зять, — сказки все это».

Не успел он промолвить последних слов, как в таборе крик раздался:

«Змей, змей!»

Кинулись цыгане на крик, глядят: змей ползет огромный такой да страшный.

«Караул, — кричат цыгане, — караул!»

Разбежались кто куда, только самые смелые остались. Схватил отец кнут и давай змея стегать. Застегал до смерти. Содрал со змея шкуру и принялся на костре сушить. Высушил, отрезал кусок и подает зятю.

«Бери на счастье, — говорит, — хорошая это примета у цыган».

«Да не верю я в эти приметы, отец, — отвечает ему тот, — не верю».

Но чтобы не обидеть старого цыгана, взял парень кусок змеиной кожи, привязал на веревке и надел на шею. А наутро послал его тесть в деревню лошадей менять, а сам сзади пошел, чтобы проверить, на что тот способен. И такая удача выпала парню, что сказать кому — не поверят. Двух дохлых кляч на двух рысаков выменял, да еще в придачу двух овец взял. Вернулся он в табор и глазам своим не верит: неужели такое счастье может привалить? А тесть ему и говорит:

«Ну что, обманул я тебя? Разве не принесла тебе удачу змеиная кожа?»

Так до утра и проговорят цыгане…

…Перед рассветом кричали вороны, заглушая все голоса. Ночь длилась бесконечно долго и никак не хотела кончаться, судорожно цепляясь за жизнь. Тени бродили вокруг вожака, выискивали таинственные углы для своих рисунков, прятались за предметами, иногда выходили на свободу и снова таились.

Перед рассветом кричали вороны на своем языке, непонятном людям, они переговаривались между собой, как много лет назад, словно не замечая всего, что происходит вокруг.

Вожак поежился, вздрогнул и снова заговорил:

— Много тайн несу я в себе, не все из них знаю. Они погружают меня в неведомое и недоступное, когда что-то открывается мне — приходит боль. Ничего, кроме боли, знание не приносит. Так уж повелось в мире, что судьба распоряжается, как она хочет.

Разве не случайно возникла жизнь на земле и все то, что ее вдохновило? Разве не случайно Некто, которого я зову Дэвлой, вдохнул жизнь в мое тело и дал мне душу? И потом, за минутой минута жизнь росла, как цветок, принимая все более удивительный вид, заставляя любоваться собой. Все, что рождалось, цвело, все, что отцветало, умирало.