Татьяна Чернявская - Ферзи

• Название: Ферзи
• Автор: Татьяна Чернявская
• Жанр: Фэнтези

Когда пешка прорывается к краю поля, она начинает собственную игру. Вот только настолько ли она свободна, чтобы не зависеть от Игрока. И кто может быть Игроком? Светлый Князь, игнорирующий произвол? Совет Замка Мастеров, отчаянно борющийся за освободившееся место Главы? Молодой амбициозный чародей, жаждущий мщения? Или таинственный Медведь, стремящийся к своим собственным целям? И что в этой игре остаётся делать двум молодым подмастерьям, волей случая оказавшимся на передовой? Разумеется, идти своим путём. И пусть вокруг поднимаются зомби, восстают древние гробницы, проводятся тёмные ритуалы и рушатся зачарованные поместья.

---

— Божечки мой, Триликий и Всесильный, — тихонько, чтоб лишний раз даже не вздохнуть, шептала распластавшаяся по стене девица, пытаясь одной рукой поддеть крючок на плотных ставнях, — это же сколько мне отмолить придётся, если сейчас такая удача прёт?

Удача действительно сегодня была к своей рыжей товарке чрезвычайно благосклонна, едва не заваливая своей благодатью по самые уши, что само по себе казалось подозрительным, ввиду недавней полосы неудач. Того и гляди, в порыве небывалой щедрости настолько засыплет тебя мелкими подачками, что так вместе с ними ко дну и пойдёшь в ближайшей жизненной бочаге, пуская розовые пузыри, под радостный хохот своевольного божества. И ведь даже пожаловаться будет не на что: вроде и обласкан, и зависть у всех вызываешь, и дела спорятся, а что вот-вот земля из под ног уйдёт, так «так тебе и надо, и без того счастливчик». Нет, всё же выгоднее лишнего внимания Удачи не привлекать, пусть себе сыплется вровень со всеми.

Раньше Алеандр Валент непременно бы с этим поспорила, начиная с того, что везенье не даётся всем ровно, и заканчивая тем, что судить о тяжком бремени удачи, можно только, пожив в шкуре невезучего человека лет эдак пятнадцать-восемнадцать. Разумеется, к несчастным лишенцам она с полной уверенностью относила себя, подмечая все большие и мелкие неудачи. Сейчас же, звякнув слетевшим крючком и кулём перевалившись через край непривычно низенького подоконника, пока никто из преследователей не догадался выглянуть в окно, травница не была столь уверенна в своей позиции. Густой полумрак, едва рассеиваемый нежданно распахнувшимся окном, окутывал длинное прохладное помещение, цедясь из углов и закрывая потолочные балки. Свежий, неизбалованный ветром воздух не спешил врываться внутрь, разгоняя затхлость и тленную вонь, навязчиво напоминающую о единственном и не слишком удачном опыте эксгумации на первом году в подмастерьях. Словно поднявшийся навстречу юной беглянке пол оказался деревянным настилом, слегка пружинящим под руками и неприятно липнущим, как протухший холодец. Из-под широких щелей между досками просачивался кисловатый, удушающий своей насыщенностью запах застарелых отходов, слегка разряжающий и даже облагораживающий склепный душок, заполонивший пространство. В попытке сдержать рвотный порыв, так не вовремя настигнувший обычно весьма устойчивую к запахам травницу, Эл потянулась зажать ладонью рот, но от обволакивающей руку слизи стало только хуже.

— Мря-а-а, — раздалось где-то над ухом, настолько знакомо, что болезненно заныла каждая косточка и мелко задёргалась покусанная рука.

Преувеличенно медленно, словно от любого резкого движения могла сломаться шея, девушка обернулась на звук и испуганно замерла, напрочь позабыв, как нужно кричать. На неё неотрывно пялились круглые, светящиеся белым бельма с продолговатыми козьими зрачками, словно подёрнутыми сетью трещин. Только теперь, когда глаза привыкли к полумраку стало заметно, что и вонь, и настилы в смахивающем на кладовку помещении были не случайны: по всему периметру стен, что удавалось рассмотреть с положения травницы, тянулись ряды грязных металлических клеток. Одни за другими всплывали из тени светящиеся огоньки глаз неведомых тварей, высвечивая кожистые складки уродливых морд. Приходили в движение побеспокоенные посторонним вторжением туши, грузно переваливаясь в скудной подстилке и брязгая желобами поилок. Были среди них и крупные волосатые твари с клоками свалявшейся грязной шерсти, и покрытые чешуёй многолапые гады, и полностью облысевшие создания в заскорузлых язвенных струпьях, и даже местами лишённые кожных покровов. Измученные, изуродованные монстры жадно стремились к своим таким хрупким преградам, вперёд к призрачному человеческому теплу и незнакомому запаху. Сквозь тонкие шипастые прутья тянулись когтистые лапы, хватали густой зловонный воздух и резали когтями. Утробные, бессвязные звуки, издаваемые их телами, скользили на самом пороге слышимости, проникая сразу в душу и заставляя нервно подёргиваться селезёнку.

Алеандр, всегда крайне болезненно относящаяся к продуктам нежитеводства, почувствовала, что вот-вот встретится с чудесным миром забытья, если, конечно, раньше не познакомится с содержимым собственного желудка. В этот момент обитатель крайней клетки, что была чуточку больше и почти нависала над скорчившейся на настиле девушкой, вытянул голую двупалую лапу с плоскими растрескавшимися когтями и потянулся к шпингалету, но толи промахнулся, не сумев коснуться заговорённой стали, толи просто изменил цель. Бугристый нарост, холодный и липкий неловко коснулся кончика маленького ушка, царапнув тонкую кожу. Это послужило спусковым механизмом для медленно натягивающегося ворота девичьего самоконтроля.

С неистовым визгом, сравнимым по силе и отчаянью только с воплем раненого берсерка, Алеандр Валент взвилась над хлипкой доской и рванулась к выходу из этого отвратного места, отбиваясь от десятков цепких лапок так и норовивших ухватиться за край разлетающихся одежд. Ей вторили возбуждённым рёвом оставленные без поживы твари. Оскальзываясь на слизи и отходах, она выбежала в коридор, даже не заметив, заперта ли входная дверь, да и была ли она вообще. Вероятно, даже отменная каменная кладка вряд ли смогла бы надолго задержать её стремительный побег, что уж говорить о выскочивших из соседних помещений сероплащниках. Они были просто сбиты с ног верещащим ураганом, что врезался в перекрывшую проход толпу, расшвыривая по сторонам не ожидавших такого напора мужчин и пробегая по спинам самых неповоротливых. Стоны и злобную ругань потоптанных, Эл уже не слышала, несясь дальше по коридору, будто за не гнались все демоны Подмирного пекла или, что ещё хуже, обитатели той самой лаборатории. Незаметно для её сознания пролетело фойе с несколькими перепуганными криком лаборантами, что, сжавшись в кучку, обнимали стеклянный террариум с очередным извивающимся монстром, и крепкая лестница с растрескавшимися ступенями, на которых бесславно остался клок второй или третьей по счёту юбки, что подцепила охранное заклятье. Лишь слегка отпечатались тяжёлые двери во внутренний двор, и то скорее на лбу виде резного завитка одной из тяжёлых створок.

Прохладный, напитанный сыростью и остаточными чарами воздух пахнул в лицо и сразу же поспешил объять беглянку запахами леса, прокисших овощей и мокрой псины. Громадной мокрой псины, как подсказывало Эл переполненное страхом сознание. Девушка даже в первый момент рванулась обратно, настороженно оглядывая внутренний двор, огороженный зелёной изгородью. Почему-то большое количество решетчатых люков в земле ей категорически не нравилось.

— Она на псарне! — донёсся из здания крик какого-то не к месту сообразительного недобитка.

Хрипло ругнувшись, Алеандр подхватила измочаленный подол и бросилась через покрытую брусчаткой площадь к небольшому просвету в высоких кустах, надеясь, что за ними не окажется рва с хищными саламандрами или выгребной ямы для токсичных отходов. Босые пятки неприятно ударялись о грубый камень, в ушах звенело от переизбытка чувств, вожделенное спасение уже маячило на горизонте отзвуками воображаемых фанфар.

— Кха! — только и смогла выдохнуть Эл, когда из под ног неожиданно исчезло обжигающее кожу железо.

Пальцы опытного собирателя вцепились в попавшийся выступ раньше, чем мозг осознал факт падения. Над головой, как крышка на заварочном чайнике, позвякивала, становясь на место круглая, держащаяся на одном винте решётка. Тело отчаянно вжималось в каменную кладку с широкими скобами кованых ступеней и нелепо тряслось в запоздалом осознании случившегося. Очень хотелось ругаться, орать и раскупорить заныканный под кроватью в общежитии бочонок с вишнёвой наливкой. При том наливки, пожалуй, хотелось больше всего: после неё и орать, и ругаться было бы намного приятнее.

— Быстрее! — проорали сверху. — Она кустами ушла! Вы, двое, за ней! Кила, Косой в синий сектор! Ты с братом на перехват! Остальные прочёсывать первые этажи!

«Вот и хорошо, вот и ладненько, — мысленно согласилась с криками преследователей Эл, порадовавшись, что сорванный голос не позволил заорать во время падения. — А я здесь посижу, пока суть да дело. А там, глядишь, и Арн подтянется…»

* * *

Сознание возвращалось медленно, толчками, словно следуя за током крови, бьющим по венам затруднённым и каким-то чрезмерно болезненным пульсом. Ощущением холода и сухости отозвалась кожа, тянущей болью гудели так и не отошедшие от скачки мышцы, отзвуками несостоявшейся простуды ныли потревоженные кости, и просто нестерпимо хотелось чесаться. Постепенно набор бессвязных ощущений начинал складываться в полноценную картину окружающего мира, отмечая и слабую закатную освещённость и тяжёлый, давно не знавший проветривания воздух и пыльное, пропахшее навязчивой смесью сладких духов мягкое ложе. Неприятное предчувствие настойчиво не советовало приходить в себя, желая подольше растянуть благостное состояние бессознательного забытья, чему крайне способствовала только начавшая пробираться к нервным окончаниям головная боль.