Василий Потто - Кавказская война. В очерках, эпизодах, легендах и биографиях

• Название: Кавказская война. В очерках, эпизодах, легендах и биографиях
• Автор: Василий Потто
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-227-05635-1

Фундаментальный труд выдающегося военного историка, генерала русской армии В. А. Потто охватывает период Кавказской войны с начала XVI века по 1831 год.

Многие годы автор разыскивал и собирал разрозненные документы и материалы с одной целью – извлечь из забвения и связать в одно стройное повествование драматические и героические события, которые, развиваясь и усиливаясь, определили совершенно особую роль Кавказской войны в нашей истории.

---

Между тем татары, проскакав несколько верст, успели настигнуть бегущих турок. Немного находилось таких, которые пробовали защищаться, большинство, объятое паникой, гибло без сопротивления. Только раз, когда четвертый полк настиг толпу кавалерии, среди которой развевалось три знамени, произошла довольно упорная схватка. Турки честно бились за свои знамена; но когда к татарам подоспел еще дивизион нижегородцев с майором Марковым – они обратились в бегство. Сто неприятельских тел усеяли землю. Один из байрактаров, видя невозможность спасти свое знамя, сорвал полотно и с ним ускакал, а древко захватили татары. Два остальных знамени также не ушли от погони и были отбиты мусульманами, но едва один из них, некто Вели-бек, выбрался со своим трофеем из свалки, как в общей сумятице на него набросились наши же драгуны и отняли знамя. Его увез с собой старший адъютант корпусного штаба майор Степанов.

Преследование продолжалось. Но вот дорога раздвоилась, и левая ветвь, круто уклонившись в сторону, пошла к Араксу; по ней и бросилась бежать большая часть неприятеля. Усков и колонна Сакена повернули за ним на ту же дорогу. Скоро Усков со своим Карабагским полком врезался в турецкую пехоту и одно за другим взял девять знамен, но турки с одного из них успели сорвать полотно и нам досталось только древко с кистями и булавой. Татары или рубили или обезоруживали бегущих, драгунский дивизион непосредственно поддерживал татар, а уланы шли сзади и забирали пленных, которых к концу оказалось двести семьдесят пять человек. Тем временем Эссен продолжал идти на Меджингерт и передовые партии его заняли местечко без боя; здесь нашли большие запасы хлеба и пороха.

Но скоро преследование прекратилось по обеим дорогам. Усков скакал под конец уже только с двенадцатью карабагскими беками, а потому Сакен, приблизившись к крутому спуску над самым оврагом, приказал остановиться. Затрубили сбор, но татары, драгуны и уланы, рассеявшиеся по лесу, еще долго стягивались к месту, где кавалерия расположилась на отдых. Лошади, бывшие под седлами два дня, устали и многие расковались. Но пока солдаты, облегчив подпруги, вываживали своих лошадей, прискакал разъезд с известием, что влево от дороги турки заняли старое укрепление и стреляют по нашим патрулям. Сакен послал туда дивизион улан майора Парадовского. В это же самое время к тому же укреплению, но с другой стороны его, подошла пехотная колонна Муравьева, в голове которой шел Анреп со своими уланами. Оба дивизиона, Парадовского и майора Хандакова, соединились и, спешившись, пошли на приступ. Из числа четырехсот защитников шестьдесят были убиты, столько же взято в плен, и уланы отбили одно знамя – единственный трофей регулярной кавалерии.

Этим эпизодом и закончилось преследование бегущего турецкого корпуса.

Собственно говоря, из восьми конных полков, брошенных за неприятелем, действительно преследовали только два конно-мусульманских полка; остальная кавалерия или оставалась в резерве, или же действовала отдельно, частями, без всякой взаимной поддержки и связи между собой. От этого число пленных не превышало в общей сложности тысячи двухсот человек; убитых было больше – по крайней мере, некоторые очевидцы утверждают, что все овраги на пути преследования турок были завалены их трупами. Но если это было и так, во всяком случае, потеря для двадцатитысячного корпуса была совершенно ничтожной. К счастью, паника, охватившая турок, была так велика, что те семнадцать или восемнадцать тысяч, которые успели спастись от погрома, расселись по деревням и надолго были потеряны для турецкой армии.

Паскевич был крайне недоволен результатами преследования. Из числа шестнадцати доставленных к нему знамен пятнадцать были отбиты татарами, и главнокомандующий справедливо полагал, что если бы преследование велось с большим умением и энергией, то драгуны и уланы также могли бы принять участие в деле, а тогда трофеев было бы больше и результаты сражения были бы полнее.

Блеск миллидюзской победы и значение отбитых трофеев во многом увеличились тем, что среди пленных находился сам турецкий главнокомандующий Гагки-паша, а среди взятых знамен – его бунчужное знамя. Пленение Гагки-паши произошло при следующих обстоятельствах. В то время, когда колонна Панкратьева вступила в лес и сборный линейный казачий полк, следовавший в голове ее, рассыпался вслед за бегущими турками, два урядника Горского казачьего полка, Александр Венеровский и Борис Атарщиков, случайно наехали в лесу на партию пленных, которую препровождали в лагерь. Зная по-татарски, они спросили их: «А где же ваш паша?» – «Да вон он», – ответили турки и указали на пеструю кучку, которая одна среди общего бегства стояла в лесу, не трогаясь с места. То был действительно сам турецкий главнокомандующий со своей свитой. Старый испытанный воин, надежда арзерумских жителей, он в первый раз переживал столь страшный позор своей армии и, будучи отрезан от всех дорог, быть может, считал для себя унизительным бежать в лесную бездорожную чащобу.

Оба урядника, известные на линии своим удальством, бросились по тому направлению, и через несколько секунд Гагки-паша, выхваченный из толпы, его окружавшей, уже находился в плену. Несколько человек, пытавшихся заслонить своего начальника, были моментально изрублены, и, может быть, та же участь постигла бы самого пашу, если бы он не назвал себя по имени и тем не отвел направленного на него удара. Его взяли в плен. Подскочивший в эту минуту командир линейного полка подполковник Верзилин хотел его обезоружить, но паша не отдал своей сабли. «Вы можете убить меня, но саблю я отдам только вашему главнокомандующему», – сказал он гордо. Верзилин не настаивал и приказал вести его к Паскевичу.

Все это произошло так быстро, что свита паши, как испуганное стадо, потерявшее своего вожака, кинулось к выходу из страшного леса. Но было уже поздно – выход сторожил второй конно-мусульманский полк, оставленный здесь Сакеном. Увидя выскочившую из леса пеструю толпу и посреди нее широко развевавшийся красивый бунчук, татары бросились наперерез, и через секунду славный трофей – белое с массивными кистями и с золотой луной на древке знамя – находился уже в их руках. Потерявшая голову свита повернула назад, опять наткнулась в лесу на линейцев и почти вся полегла под ударами шашек. Вообще, в том небольшом участке, где действовали линейные казаки, в короткое время было изрублено более двухсот турок и сто человек взято в плен.

Было уже одиннадцать часов утра, когда Атарщиков и Венеровский привели Гагки-пашу к Паскевичу, который тут же поздравил их офицерами. Гагки-паша по восточному обычаю присел на колени и подал главнокомандующему свою саблю.

«Судьба войны, – сказал он, – непостоянна. За несколько минут до этого я повелевал двадцатитысячным корпусом, теперь, к стыду моему, я пленник. Но имя твое, христианский вождь, славится между нами высокими качествами. Говорят, что, умея побеждать, ты умеешь быть и великодушным». Паскевич отвечал ему, что милосердие русского царя не имеет пределов и что в русском стане Гагки-паша встретит уважение, приличное его высокому сану.

Рассуждая о несчастном исходе сражения, Гагки-паша сказал между прочим: «Я сумел бы умереть на месте, но удержать буйные толпы было не в моей власти. Вы отрезали у нас все пути, и мне оставалось свободное отступление только на Карс, но и там я попал бы между двух огней». Он жаловался на сераскира, который обещал соединиться с ним двумя днями раньше и не исполнил обещания, а между тем эти-то два дня и решили участь кампании. «Азиатская война мне хорошо известна, – прибавил он, – и другого Гагки-пашу они не найдут». Паскевич просил его указать продовольственные и боевые запасы миллидюзского лагеря. «Избавьте меня от тягостного унижения, – ответил паша, – вы сами найдете их».

В два часа пополудни стали приходить от частных начальников донесения о совершенном рассеянии неприятеля. Победа была полная. В два дня две сильные турецкие армии, пытавшиеся преградить путь победоносному корпусу, были уничтожены, и только небольшие остатки их укрылись теперь в Арзеруме. Путь в сердце Малой Азии был совершенно открыт. «Немного можно найти примеров столь полной и совершенной победы, какую войска Вашего Императорского Величества одержали ныне в Азиатской Турции», – доносил Паскевич государю.

Потеря в русском корпусе в оба дня не превышала ста человек и большей своей долей легла на мусульманские полки, которые, по свидетельству очевидцев, были всегда впереди. «Я не должен умолчать, – писал Паскевич государю, – о похвальном усердии находящихся со мною мусульманских полков. Во всех сражениях они дерутся с отличной храбростью, в атаках бывают впереди, мужественно и твердо бросаясь даже на неприятельскую пехоту, и большая часть пушек, знамен и пленных отбиты ими».