Безбашенный - Арбалетчики в Вест-Индии.

• Название: Арбалетчики в Вест-Индии.
• Автор: Безбашенный
• Жанр: Боевая фантастика

Третья часть серии «Античная наркомафия». Попаданцы и их местные единомышленники решают вопросы, связанные как с «наркобизнесом» нанимателя, так с обеспечением лучшего будущего для своих потомков.

---

— Ты говоришь про врождённые задатки?

— Ну, как и в любом другом деле. Кому-то биоэнергетика даётся легко, а кому-то не даётся совсем. Школа ведь коммерческая, сам понимаешь, и книги — это прежде всего замануха для неумех на платные курсы, где с них состригут деньги за каждую ступень, а по форумам в интернете я понял, что многим и на повтор ступеней ходить приходится — выходит, снова плати. А у меня нормально выходило и по книгам — не такой яркий эффккт, как там описан, но в принципе всё выходило. Свою стал учить — у неё тоже дело пошло.

— Так это значит, ваши дети унаследуют от вас ваши задатки по обеим линиям? Способности ведь в этом случае у детей должны усилиться?

— По идее — должны.

— И ты не боишься, что это может сослужить твоим потомкам плохую службу? Ну, тем, кто будет жить при средневековой инквизиции? Я не хочу сказать, что Священный Трибунал жёг всех подряд, но всё-таки…

— Я знаю, что зверства инквизиции сильно преувеличены. Это во-первых. Во-вторых — с этими способностями у моих потомков будет гораздо больше шансов ДОЖИТЬ до той инквизиции. В-третьих, предупреждённый — вооружён. Они будут знать расклад заранее и шифроваться, где требуется. И наконец, в-четвёртых — есть те, кем манипулируют другие, а есть те, кто сам манипулирует другими. Как ты думаешь, к какой из этих ролей я буду готовить своих детей и внуков?

Перевозившее нас судно давно уже миновало Гибралтар. Конечно, и Средиземное море — тоже не Пироговское водохранилище, но по сравнению с океанскими волнами Атлантики средиземноморские — игрушечные. Так, покачивает слегка, но и только. Практически всё путешествие мы, развалившись на палубных циновках, точим лясы.

На сей раз у Тарквиниев подходящей СВОЕЙ оказии для нас не подвернулось, и мы возвращаемся в Карфаген на «попутке», никак с кланом наших нанимателей не связанной. Это не значит, что нам следует чего-то опасаться — все нужные словечки замолвлены ещё в Гадесе, но маршрут у «попутки» свой, и он несколько отличается от прежнего. Суда Тарквиниев в силу специфичности своего груза предпочитают по возможности поменьше мозолить глаза римлянам и сразу же за Гибралтаром движутся вдоль африканского берега. Прочие же — в зависимости от торговых интересов своих хозяев. Немалая часть первую половину пути проходит вдоль южного побережья Испании с заходом в её порты, и лишь потом сворачивает к Северной Африке. В их числе и та большая гаула, на которой путешествуем мы.

Примерно четверть её груза составлет кованое брусками кричное железо, а в основном она нагружена солёным тунцом, гадесским рыбным соусом — гарумом, зерном Бетики и шерстяными тканями. Часть гарума и рыбы, как мы поняли из разговора с купцом, предназначены для продажи в попутных финикийских городах, зерно, оставшуюся рыбу с соусом и ткани — в Новом Карфагене, где их охотно приобретут римляне для снабжения консульской армии, и там же хозяин судна собирался купить ещё металла, после чего — пересечь ещё неширокое в этой части море и уже вдоль африканского берега доставить существенно прибавившийся груз металла в Карфаген. По сравнению с прошлым разом получался крюк, но небольшой, да ещё и с частыми стоянками в приличных по сравнению с Северной Африкой портах. Да и удобнее большое судно для пассажиров даже само по себе.

Стоянка в Картее, расположенной практически сразу же за Гибралтаром, была короткой — только свежей питьевой водой запастись. Затем, после довольно длительного перехода, остановились — с ночёвкой — в Малаке. Пока хозяин судна проворачивал свои торговые дела на рынке, мы немного прогулялись по городу. По местным меркам он был очень даже на уровне, хоть и не шёл, конечно, ни в какое сравнение с Гадесом, не говоря уж о Карфагене. Но видно было и то, что Малака переживает не лучшие времена. Стены носили следы штурма, после которого не были ещё толком отремонтированы, народу на улицах для такого города, на наш взгляд, было как-то маловато, да и многие дома со следами погрома. Некоторые, как ни странно, даже пустовали — это при том, что и в античные времена, как мы успели уже заметить, ушлый народец не упускал случая переселиться из глухой деревни в ближайший культурный центр.

— Римляне, господин, — пояснила мне Софониба не самым весёлым тоном, — Город разграбили и многих продали в рабство…

— Это когда был тот мятеж двухлетней уже давности? — припомнил я, — В нём, вроде, и эти финикийские города участвовали. Из-за чего, кстати? Слишком большие налоги?

— Даже не так сами налоги, как вымогательства и бесчинства римских наместников и их вояк. Вон, полюбуйся, — бастулонка мотнула головой в сторону, и её взгляд сверкнул ненавистью, — Проклятая римская солдатня!

Судя по снаряжению, солдатня была не римской и даже не латинской — те экипировались аналогично римским легионерам, да и служили, собственно, тоже в легионах — чаще в отдельных, но иногда и вместе с квиритами — на правах соплеменников. Эти же, скорее, вспомогательные войска из прочих италийских союзников, неравноправных римлянам и латинянам, но здесь ведущих себя столь же нагло, а то и ещё наглее легионеров — типичный оккупационный гарнизон в далёкой от большого начальства глуши. Те, на которых указала моя наложница, растолкав прохожих, развязно приставали к женщинам, иной раз давая волю и рукам. Увидев шикарную бастулонку, оккупанты тут же заинтересовались, но заметили маленькую серебряную пластинку с хозяйским именем на цепочке, какие носят обычно очень непростые рабыни, принадлежащие очень непростым хозяевам — таким, которые запросто могут иметь достаточно крутые связи и на простого солдата управу всегда найдут. Потом, когда она юркнула за мою спину, разглядели и нас — прилично одетых, при мечах, при охране, держащихся уверенно, а главное — незнакомых, явно проездом, неизвестно куда и к кому направляющихся. А я ещё и с нехорошей ухмылочкой на них взглянул, ожидая их дальнейших действий. Это италийцев здорово обескуражило, и они, переблеявшись меж собой на каком-то своём языке, даже на латынь не очень-то похожем, демонстративно отвернулись и снова занялись местными горожанками. И не зря — здесь была всё та же Дальняя Испания, на территории которой полученный мной у преторского проквестора «аусвайс» позволил бы мне без особого труда добраться и до городского префекта…

— Скисли, мерзавцы, — прошипела Софониба из-за моего плеча, после чего снова пристроилась рядом.

— Ты ведь, кажется, сама из этих мест? — спросил я её, догадавшись о причинах её резкой реакции на италийских служивых.

— Не совсем, господин. Я не отсюда, а из Секси, но и там творилось то же самое. Город восстал вместе со всем окрестным населением, а потом пришли эти… Ты сам бывший солдат, и тебе не нужно объяснять, что вытворяют победители в захваченных городах…

Вечером, когда улеглись спать, наложница мне кое-что наконец порассказала. Раньше я как-то не сильно интересовался её прошлым и не настаивал — видел ведь и понимал, что воспоминания для неё не слишком приятны, да и суть её злоключений угадать было несложно. Правильно ведь говорит — было дело, у самого рыльце в пушку — и штурмовал, и убивал, и грабил, и насиловал. Секси же, по её рассказу, повезло куда меньше, чем Малаке, и даже чем тому туземному городишке, где куролесили в тот год мы сами со товарищи. Мы-то там, подавив сопротивление и выполнив поставленную перед нами задачу, именно что просто покуролесили, без особого фанатизма. Так, отвели душу, не более. Поселение-то было турдетанским, для большинства наших камрадов соплеменным, и свирепствовать в нём никто не рвался. Финикийские же города морского побережья ни разу не были для италийских оуккупантов своими. Более того — их воспринимали как соплеменников карфагенян, не интересуясь причинами их выступления и списывая их на происки карфагенской агентуры. Были таковые в действительности или нет — теперь уж не выяснишь, да и не столь это важно. В Малаке ещё как-то сообразили, что к чему, и после отражения первого приступа вступили с римским командованием в переговоры о сдаче. Поэтому и отделались ещё более-менее легко — казнили вступившие в город римляне немногих, да и в рабство продали только активных участников мятежа. А вот в Секси сопротивление затянулось, и в результате родной город Софонибы был взят штурмом — со всеми вытекающими…

Наутро выяснилось, что в Секси наш купец останавливаться не собирается, рассчитывая миновать его и к вечеру дойти до Абдеры. Уговорить его переменить планы не удалось — попутный ветер позволял значительно ускорить путешествие, уменьшая транспортные издержки, а заодно и поберечь силы гребцов. Так бы и не довелось моей бастулонке повидать родину, если бы не вмешались обстоятельства. Опасаясь патрулирующих испанское побережье римских военных кораблей, пираты нечасто отваживались шалить в этих водах, но раз на раз не приходится. А караваны торговых судов здесь — в надежде на тот же римский флот — невелики, и отбиться собственными силами не в пример труднее. Завидев паруса разбойников, торговцы решили не искушать судьбу, а свернуть к ближайшей гавани, да хорошенько прибавить ходу, дабы успеть. Бывшую греческую Майнаку, три столетия назад уничтоженную Карфагеном и заселённую с тех пор финикийцами, успели уже к тому моменту миновать, а попутный ветер — куда лучший движитель для тихоходных «круглых» гаул, чем вёсла, и владельцы судов рванулись к Секси. Пираты ринулись параллельным курсом мористее, надеясь обогнать и отрезать купцов от спасительной гавани, и шансы на это у них наклёвывались неплохие. Торгаши уже начали раздавать своей матросне на всякий случай оружие, мы облачились в доспехи и расчехлили свои арбалеты в ожидании перестрелки и абордажа, да и наша охрана тоже предвкушала добротную разминку, но тут из-за небольшого мыса, к которому противник и намеревался нас прижать, внезапно вынесло римских вояк-мореманов — одну трирему и две лёгких униремы. Разбойники спешно поворотили на попятный, но куда там! От унирем они может и ушли бы — сами лёгкие и многовёсельные, но разве уйдёшь от триремы — даже римской, широкой и отягощённой центурией морпехов и «вороном»? Естественно, хрен они от неё ушли. Протаранив в бочину последнего из пытающихся удрать пиратов и предоставив добивать его одной из унирем, трирема без особого труда нагнала следующего, но вместо тарана вышла на параллельный курс и опустила на его палубу свой корвус, по которому тут же побежала гуськом тяжеловооружённая морская пехота. Мы наблюдали классический римский абордаж во всей его красе. Растерявшиеся пираты не успели встретить атакующих у самого мостика, где те могли наступать лишь по двое в ряд, сражаясь против пятерых, а то и шестерых, и это позволило бы им продать жизнь подороже. Да только разве ж о славной смерти мечтали эти бандиты? Плюнув на героическую романтику, они побросали всё тяжёлое и попрыгали за борт в надежде добраться до берега вплавь и скрыться от преследования. За ними, стремясь зайти наперерез, рванулась вторая из двух унирем, и видно было, что лишь несколько лучших пловцов имеют реальные шансы спастись. Первая же унирема тем временем, дотопив протараненного триремой противника, погналась за последним, отчаянно выгребавшим к открытому морю. Но трирема, оставив на захваченном судне призовую команду из двух десятков морпехов, выдрала из его палубы и подняла абордажный мостик и присоединилась к преследованию, результат которого предсказать было нетрудно. Понял это, само собой, и главарь беглецов. И — молодец всё-таки, не перессал — ломанулся к прибрежным рифам, где широкой триреме было куда опаснее, чем ему, и та была вынуждена снизить скорость. Вперёд вырвалась лёгкая унирема, командир которой, видимо, вошёл в раж и решил, что где проскакивает пират — проскочит и он. Но пирату повезло — хрен преследователь угадал. Зная здешние подводные скалы явно лучше римлянина, беглец сумел использовать свой единственный шанс на спасение и заманить его на незаметную с поверхности каменюку, на которую тот и напоролся со всего маху. Это сразу же изменило расклад. Триреме пришлось, плюнув на преследование, спасать своих — она оказалась ближе второй униремы, а та ещё не закончила разбираться с вражьими пловцами, которых не хотела упустить, и преследовать отчаянного лихача оказалось некому. Естественно, он не зевал, а на всех вёслах понёсся в открытое море.