Георг Борн - Невеста каторжника, или Тайны Бастилии

• Название: Невеста каторжника, или Тайны Бастилии
• Автор: Георг Борн
• Издательство: Терра-Книжный клуб
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2002
• ISBN: 5-300-00299-2

Георг Борн – величайший мастер повествования, в совершенстве постигший тот набор приемов и авторских трюков, что позволяют постоянно держать читателя в напряжении. В его романах всегда есть сложнейшая интрига, а точнее, такое хитросплетение интриг политических и любовных, что внимание читателя всегда напряжено до предела в ожидании новых неожиданных поворотов сюжета. Затаив дыхание, следит читатель Борна за борьбой человеческих самолюбий, несколько раз на протяжении каждого романа достигающей особого накала.

---

– Ну, что вам удалось узнать, виконт? – спросил герцог с нетерпением.

– Первый шаг сделан, ваше сиятельство, – ответил Марильяк. – Я решил, что больше всего можно узнать у старой матери маркизы. Эта женщина знакома с камердинером Бине, и паж посоветовал мне обратиться именно к Бине.

– К Бине? Вы правы, виконт.

– Так вот, Бине сказал мне, что госпожа Пуассон живет в поместье под Парижем, около Сен–Дени.

– Разве сам Бине не мог сообщить кое–какие подробности из прошлого маркизы?

– Бине хитер, ваше сиятельство. Он остерегается говорить на эту тему. Нет сомнения, что он все знает, но не проговаривается.

– В таком случае мы отыщем госпожу Пуассон и у нее узнаем все, что нам надо, – сказал герцог.

– Если вы прикажете, ваше сиятельство, то я завтра же отправлюсь…

– Да, отыщите мать маркизы, но не давайте ей понять, с какой целью вы приехали к ней, – сказал Бофор.

– Так я и сделаю, ваше сиятельство, – ответил виконт Марильяк.

Этот камер–юнкер и в самом деле оказался наиболее подходящим человеком для исполнения тайных планов герцога.

На следующий же день он в придворной карете отправился в имение госпожи Пуассон. Марильяку не составило никаких трудов войти к ней в дом, сказав, что, проезжая мимо, он не мог отказать себе в удовольствии познакомиться с матерью такой знаменитой женщины.

Госпожа Пуассон, в высшей степени грубая, примитивная по своим понятиям и обращению женщина, была немало польщена визитом камер–юнкера и пригласила его на обед.

Марильяк принял приглашение с благодарностью. Он всеми силами старался понравиться старухе, которая, с тех пор как дочь оказалась при дворе, строила из себя знатную даму. Она думала, что достичь этого можно, одеваясь в дорогие шелка и унизывая свои короткие пальцы дорогими кольцами и перстнями.

– Да, любезный господин виконт, – со снисхождением высокопоставленной особы говорила хозяйка, вводя гостя в столовую, где служанка накрывала стол, – кто назначен для престола, тот не останется в хижине. Кому предназначена корона, тот получит ее, даже если бы он родился в лохмотьях.

– Вы некоторым образом правы, госпожа Пуассон, – ответил Марильяк, едва удерживаясь от смеха.

– Знаете ли, еще при жизни моего покойного мужа я ему постоянно говорила: «Вот посмотришь, из нашей Жанетты еще получится нечто великое». Я вас уверяю – это было видно в ней еще ребенком! – воскликнула старуха, садясь за стол.

Камер–юнкер последовал ее примеру.

– Мой муж часто покачивал головой, глядя на этого ребенка, – продолжала старуха. – Жанетта умела и старой лентой украсить себя, как принцессу. Она всегда изящно одевалась и держала себя красиво. Она верховодила всеми соседскими ребятишками. Она уже тогда играла с ними в королеву.

– Может быть, это было предчувствие, госпожа Пуассон?

– Конечно. Да я и сама верила, что она этого достигнет… Я очень рада видеть вас у себя. Я люблю поговорить о своей дочери. Но идти к ней я не хочу… Не думайте, что у меня для этого нет приличной одежды или что я стесняюсь придворных дам и кавалеров, – я никого и ничего не стесняюсь. Нет–нет, я не хочу идти к ней только потому, что неохотно покидаю свое тихое убежище… Ну а еще… Понимаете, господин виконт, такой высокопоставленной даме наверняка неприятно вспоминать о своем прошлом… Кушайте, кушайте, господин виконт. Вот, пожалуйста, суп с мясом и трюфелями.

Марильяк улыбнулся.

– Я удивляюсь вашему умению готовить, – сказал он вежливо.

Мать маркизы оживилась.

– О, я всегда имею такой стол. Люблю пожить хорошо, господин виконт. Сейчас подадут овощи с лососиной, затем жареную говядину – я с удовольствием съедаю кусок мяса, а потом подадут куропаток или другую дичь. Только не думайте, что я сама все готовлю. Нет, я держу повара. Он каждый вечер приносит мне три списка кушаний, и я выбираю из них по своему вкусу. А как же иначе? Ведь я имею дочь, которая в государстве занимает первое место после короля.

Марильяк утвердительно кивнул головой.

– Я вам так скажу, – продолжала словоохотливая старуха. – К чему‑нибудь да должен привязаться человек. Я не знаю, к чему привязаны вы, моя же страсть – это хороший стол.

– Вы живете здесь очень уютно, госпожа Пуассон, – заметил камер–юнкер, находя кушанья и вино превосходными.

Мать маркизы самодовольно усмехнулась.

– Между нами будет сказано, я именно этого и желала. Сама способствовала этому. Мой муж был бедный бесхарактерный человек, он не умел устроить свою жизнь. А я всегда говорила: кто хочет пить вино, тот старается добыть его. Тот же, кто довольствуется водой, тот не получит ничего больше. Мужу я не могла втолковать это, а вот дочь меня понимала.

– Ваши слова заключают в себе неоспоримую истину, – глубокомысленно произнес Марильяк и тем самым окончательно завоевал доверие госпожи Пуассон.

– Принеси‑ка господину виконту ананасов в сахаре, – крикнула она прислужнице и обратилась к Марильяку. – Этими плодами я угощаю только тех людей, которые мне нравятся. Ананасы превосходны! Их вырастил мой садовник, они гораздо лучше версальских. Мои гораздо крупнее и сочнее.

Камер–юнкер попробовал ананасы, которые принесла прислужница.

– Смею заверить, милостивая государыня, они прекрасны, – сказал он.

Похвала ананасам, а еще больше слова «милостивая государыня» приятно подействовали на госпожу Пуассон. Она протянула ему через стол свою толстую, мясистую руку и долго пожимала и встряхивала тонкую белую руку камер–юнкера.

– Вы мне нравитесь. Сразу понятно, что вы человек высшего круга, и я рада видеть вас у себя.

– Честь оказана, в первую очередь, мне, – сказал Марильяк, довольный тем, что нашел слабую сторону этой женщины. – Честное слово, я никогда не ел таких ананасов – это превосходное лакомство.

– Лакомство? Удивительно меткое название, милый мой виконт. Даже у маркизы, моей дочери, нет таких плодов. Знаете, моя дочь ест и пьет очень немного. Когда она еще была госпожой д'Этиоль, то очень мало употребляла пищи, хотя у нее всего было вдоволь – д'Этиоль был очень богат. С тех пор, как дочь вышла за него, мы ни в чем не знали нужды.

Заметив, что госпожа Пуассон начала откровенничать, Марильяк решил, что настала давно ожидаемая минута.

– Не знали ни нужды, ни заботы? – спросил он.

– Да–да! Зачем же мне скрывать? Откуда прежде было взяться достатку? Ведь мой муж был простаком. В нем совсем не было деловитости, а доход от торговли мясом был так мал, что мы не могли избавиться от нужды. Это была нищета, и сколько раз я говорила мужу: «Пуассон, ты осел, а не деловой человек!» Да, милый мой виконт, именно такие слова я говорила ему каждый день. Сама‑то я была энергична. Теперь он меня не слышит больше… Вечная ему память, но все ж таки не годился он мне в мужья.

– И все‑таки вы до конца остались ему верны?

– Да, осталась. В конце концов дела у нас поправились… Но позвольте рассказать все по порядку. Жили мы в нужде и заботе, а потом еще появилось новое затруднение… Наша дочь Жанетта незаметно росла. Когда ей исполнилось пятнадцать лет, она была уже вполне развита… Войдите теперь в мое положение, виконт. В то время повадился ходить к нам один бедный музыкант… Он приходил в нашу лавку покупать мясо и каждый раз оставался на час–другой и играл на своей скрипке. Играл он хорошо – этого отрицать нельзя, но пользы эта музыка ему не приносила. Что за польза от игры на скрипке? Только и заработаешь, что на кусок хлеба да на кусок мяса… Он играл на танцах у старого Форкиама на улице Сен–Дени. Этот Форкиам был страшный скряга. Он платил работавшим у него людям так, что они едва могли прокормиться. У него был сад и в нем площадка для танцев. В этом‑то саду и играл молодой Рамо.

– Молодой Рамо? – переспросил камер–юнкер.

– Да, так звали молодого скрипача. Нарцисс Рамо. Я ничего худого не видела в том, что он, когда отправлялся на службу, заходил к нам каждый день. Не могла же я предположить, что моя единственная дочь Жанетта влюбится в этого голодного музыканта. Я и теперь еще думаю, что он приворожил ее своей игрой. Она же была еще глупенькая, – ну, девчонка. Что она могла знать о богатстве и бедности? Музыкант играл для нас, а она слушала. Играл он превосходно – так говорили все. Он наверняка своей игрой мог зарабатывать хорошо, но этот Форкиам…

– Это в высшей степени занимательная история. Прошу вас, продолжайте, госпожа Пуассон.

– Каков конец этой песни? Как вы, наверное, уже догадались, господин виконт, Жанетта полюбила этого музыканта и в один прекрасный день убежала с ним. Они с этим горемыкой сняли комнату, и она отдала ему руку.

– То есть они обвенчались? – спросил Марильяк.

Мать маркизы горестно кивнула.

– Да, обвенчались… Я, конечно, пришла в ярость. А кто был против меня в этой истории? Конечно, мой муженек. Мой ветреный Пуассон. Ну а я всеми силами старалась настроить Жанетту против музыканта. И скоро мои старания принесли свои плоды. Жанетта стала выражать недовольство тем, что у нее мало нарядов. А она страсть как любила наряды. Музыкант же приносил едва двадцать франков в месяц, хе–хе! Вот нужда‑то, скорее всего, и потушила эту любовь. Тут появился богач д'Этиоль… И однажды мне удалось выманить дочку из убогого жилища в то время, когда музыкант играл у Форкиама. Д'Этиоль посадил ее в свою богатую карету и увез. Тем и кончилась связь ее с этим бедным и голодным скрипачом.