Раймон Кено - Последние дни

• Название: Последние дни
• Автор: Раймон Кено
• Издательство: Астрель: ACT
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-064610-4, 978-5-271-26540-2

«Последние дни» — это рассказ о жизни и конце времен, о преходящем и вечном, о грустном и смешном. Для одних героев речь идет о последних днях юности, для других — жизни. Последние иллюзии, последние надежды, последние аферы, последняя любовь — несколько занятных историй, выхваченных из водоворота жизни искушенным взглядом старого официанта парижского кафе, в душе философа и большого поклонника астрологии. Пародийное и вместе с тем философское произведение, едко написанное, изобилующее нелепыми ситуациями, беспристрастная и откровенно веселая книга.

Раймон Кено (1903–1976) — один из признанных классиков XX века, выдающийся французский писатель, поэт, сценарист, переводчик, математик и художник, участник сюрреалистического движения, один из основателей УЛИПО (Мастерской Потенциальной Литературы или Управления Литературной Потенцией), Трансцендентальный Сатрап Патафизического Колледжа, директор «Энциклопедии Плеяды», член Гонкуровской академии.

---

— Не может быть, — искренне удивился Браббан.

— Признаюсь вам, я ничего не понял и мой великий друг, знаменитый поэт Сибарис Тюлль, тоже.

Имя Сибариса Тюлля, похоже, не впечатлило Браббана, и Толю продолжил:

— Сибарис Тюлль, вы наверняка знаете, автор «Аметистового башмачка», один из основателей «Меркюра».

— Как я завидую, что вы можете бывать у людей такого уровня, — взволнованно заявил Браббан.

— Для меня это большая честь.

— Я бесконечно восхищаюсь месье Тюллем, — сказал Браббан не слишком уверенно.

— Вы читали его стихи?

— Можно, я вам признаюсь? «Аметистовый башмачок» — моя настольная книга. Ведь поэзия — это ни больше ни меньше мое страстное увлечение.

— Уж не поэт ли вы? — спросил Толю, у которого дух перехватило от столь необычного признания.

— О нет, о нет. Но я читаю, так сказать, только поэзию. С ней я отдыхаю от дел, от суеты дня. Меня не только поэзия интересует, но и сами поэты, собственной персоной, во плоти.

— Вам хотелось бы познакомиться с Сибарисом Тюллем?

— Я бы не посмел…

— Нет ничего проще! — вскричал Толю. — Приходите в ближайший четверг. Мой свояк будет рад.

— Мне неудобно…

— Вот еще! Я его завтра предупрежу. Нет ничего проще. Он наверняка будет рад. На понедельник договорились?

— На понедельник договорились, мой дорогой Толю, и спасибо за приглашение.

— Не за что, не за что.

Толю опаздывал на ужин; он столовался в определенные часы в семейном пансионе, где отсутствие пунктуальности обрекало виновного на стыд и вызывало у окружающих самые нехорошие подозрения; он быстро удалился. Браббан же вышел не спеша. Он поужинал в первом попавшемся ресторанчике, активно работая челюстью, а затем отправился посидеть в «Суффле». Альфред принес ему черный кофе.

— Как по-вашему, Альфред, можно предсказать успех дела, которое собираешься предпринять?

— Это зависит от планет, месье, и от результатов статистики.

— От каких?

— По-разному, месье. Если месье угодно рассказать в двух словах, что это за дело, возможно, я смогу его проконсультировать.

— Ну… в общем… это не так-то просто.

— Вот уже подсказка.

— Я вам больше скажу, Альфред, это… дело должно остаться в тайне.

— Важная деталь, но не достаточная. Не могли бы вы, например, сказать, когда это начнется?

— Целый месяц, как началось.

— В какой день?

— Увы, уже не помню.

— А время не припомните?

— Было часов шесть.

— Утра?

— Вечера.

Альфред посмотрел в потолок.

— Должно остаться в тайне. Начато неизвестно в какой день около восемнадцати часов.

Он достал из кармана блокнот, на каждой странице которого, испещренной цифрами, были видны отпечатки пальцев. Альфред листал его, слюнявя указательный палец правой руки.

— Я смогу дать лишь примерный ответ, — пояснил он. — Мне не хватает дня, сами понимаете.

— Скажите, что можете, — попросил Браббан.

— В общем, это не сложно. У меня тут есть расчеты, что-то вроде таблиц логарифмов. Посмотрим. Ага, вот.

Он улыбнулся.

— Месье родился в нечетный день?

— Первого числа.

— И в нечетном месяце?

— Как это?

— В январе, в марте, в мае?

— Угадали.

— Месье родился 1-го мая?

— Точно.

— Тогда девять шансов из десяти, что ваше дело выгорит.

И добавил:

— Но не так, как вы думаете.

Браббан ушел в задумчивости и в котелке.

V

15 ноября

кофе…………… 1.

обед…………… 5.90

табак…………… 1.

спички…………… 0.20

метро…………… 1.

ужин…………… 6.30

газета…………… 0.15

16 ноября

кофе…………… 1.50

обед…………… 5.30

спички…………… 0.20

метро…………… 1.

ужин…………… 5.50

газета…………… 0.15

17 ноября

кофе…………… 1.

бритье…………… 1.

«Л’Ордр Натюрель»…………… 0.25

обед…………… 4.65

табак…………… 1.

спички…………… 0.20

метро…………… 1.

ужин…………… 5.15

газета…………… 0.15

18 ноября

кофе…………… 1.

обед…………… 5.90

спички…………… 0.20

метро…………… 1.

ужин…………… 5. ровно

газета…………… 0.15

19 ноября

кофе…………… 1.

бритье…………… 1.

обед…………… 4.75

табак…………… 1.

спички…………… 0.20

метро…………… 1.

ужин…………… 6.05

газета…………… 0.15

20 ноября

кофе…………… 1.

обед…………… 5.30

«Не Либертер»[22]…………… 0.20

спички…………… 0.20

метро…………… 1.

ужин…………… 5.90

газета…………… 0.15

так жил Винсен Тюкден.

Однажды декабрьским днем он спускался по бульвару Сен-Мишель и, проходя мимо кафе «Ла Сурс», наткнулся на молодежь, которая собиралась отметиться в этом известном заведении.

— Да здесь большие люди! — воскликнул кто-то.

Тут Винсен узнал Мюро и Понсека, которые были с двумя неизвестными личностями. Мюро представил своих сотоварищей:

— Вюльмар, Ф.М.[23]; Бреннюир, твой коллега.

И указал на него самого:

— Тюкден, человек, который все читал. Сейчас в Сорбонне.

— По-моему, я видел вас на лекции Брюнсвика, — сказал Бреннюир.

— Возможно. Я готовлюсь к экзамену по общ(ей) фило(софии).

— Я узнал вас по волосам.

— Пора стричься, — сказал Понсек. — А то ходишь с сальными патлами.

Тюкден не отреагировал.

— Может, пойдем с нами? — предложил Мюро. — Мы хотим выпить пива.

Он вместе с Понсеком был одним из самых упорных лентяев в лицее Гавра. Им пожаловали аттестат, словно какой-нибудь военный крест по причине героической гибели их родителей. Теперь они рассчитывали долго-долго сидеть на медицинском факультете и продлить свое пребывание в Латинском квартале до преклонных лет.

Все пятеро устроились в дальнем зале. Два хрыча играли в бильярд — плохо.

— Ну, старина, где живешь? — спросил Мюро.

— На Кабульской улице.

— На Кабульской улице?

— Это в районе вокзала Сен-Лазар.

— Взбрендило тебе там окопаться, — сказал Понсек. — Мы вот живем на улице Гей-Люссака.

— В районе вокзала Сен-Лазар полно борделей, — заметил Бреннюир.

— Да, хватает, — подтвердил Тюкден, хотя не смог бы назвать ни одного адреса.

— Вы знаете Роэля? Он тоже пишет диплом по фило(софии).

— В Сорбонне я его не встречал.

— У него не так много времени там появляться. Он воспитатель.

— Еще один из Гавра, — сказал Понсек, испытывавший местечковую гордость.

— А Ублен что поделывает? — спросил Мюро.

— Он стал медиумом, — ответил Тюкден. — Ест только рис и проповедует воздержание.

Все покатились со смеху.

— Это тот парень с пышной шевелюрой, который был с вами? — спросил Бреннюир.

— Кто же еще? — сказал Мюро.

— Я их обоих запомнил, — сообщил Бреннюир.

Соотечественники снова схватились за бока от хохота. Что касается Вюльмара, то он до веселья не снизошел и хранил молчание. Бреннюир не унимался:

— Вы тоже медиум?

— Ни в коем случае.

— Он бергсонец, — сообщил Мюро.

— Когда пишешь диплом по фило(софии), лучше отказаться от личных взглядов, — заметил Бреннюир.

— У вас их нет? — спросил изумленный Тюкден.

— Они у меня те же, что у преподавателей, так надежнее.

— Мне все равно, какие у них взгляды.

— Это не все равно для экзаменов.

— Бреннюир прав, — вмешался Мюро. — Личные взгляды — залог провала.

— Особенно на Ф.М., — вставил Винсен.

— Он думает, что на Ф.М. одни идиоты, — сказал Вюльмар, внимательно изучая кружку с пивом. — Достал со своей фило(софией).

Тюкден улыбнулся. Лучше было принять это за шутку.

Его знакомые заговорили о юбках. Мюро только что бросил одну девчонку, которая работала у хозяина канцелярского магазина, что на углу улицы Сен-Жак и улицы Суффло. Она за ним бегала, но все без толку, он не хотел с ней связываться. Понсек, как это часто бывает, сох по мулатке, будущей медичке, и ходил взбудораженный и днем, и ночью. Ничего, он готов ждать, сколько потребуется, но в конце концов уложит ее. Бреннюир решительно отверг любовь студенток и теперь восторгался служанками. Он не скрывал, что каждый вечер имеет папину горничную. Вюльмар принялся восхвалять дома терпимости. По этому поводу убежденный антиклерикал Мюро заметил, что церкви следует называть домами нетерпимости. Бреннюир окрестил его омэ[24] и обвинил в том, что фразу он где-то свистнул. Тогда Вюльмар стал уверять, что однажды строил глазки монашке. Беседы вольного содержания продолжились еще немного, затем компания разделилась; студенты Ф.М. отправились в одну сторону, Бреннюир — в другую, а Тюкден — в третью.

Винсен уходил от них, как в воду опущенный. Он корил себя:

во-первых, за то, что иронично отозвался о своем лучшем друге, а это низость;