Болеслав Маркевич - Четверть века назад. Часть 1

• Название: Четверть века назад. Часть 1
• Автор: Болеслав Маркевич
• Жанр: Русская классическая проза

---

— Дураки!.. какъ ребенокъ уже хохоталъ графъ. Толстый Елпидифоръ, дѣйствительно, въ числѣ другихъ своихъ талантовъ, воспроизводилъ Хохловъ неподражаемо.

— Вотъ-съ, ваше сіятельство, продолжалъ онъ, — и пошли они оба къ судьѣ чтобъ онъ ихъ разсудилъ. Пришли, поклонились, разказали. — Добре, говоритъ судья; клади кажный на столъ по карбованцю. Вытащили они по рублю, положили. — А ну-те-ка, каже, теперича почеломкайтеся! (это поихнему «поцѣлуйтесь» значитъ, ваше сіятельство.) Почеломкались. — Ну, каже, а теперичка идыть соби до дому! Поглядѣли Хохлы на него, другъ на друга поглядѣли, въ затылкѣ себѣ почесали:- А бильше, кажутъ, ничого и не буде, панъ судія? — А чого жъ, говоритъ, вамъ бильше! Сами видѣли: ни тоби, а и ни тоби куковала зозуля, — мини она куковала! Взялъ онъ карбованцы со стола — и положилъ себѣ въ карманъ

— «Ни тоби,» «ни мини!» повторялъ графъ сквозь громкій смѣхъ, — потому все судьѣ пошло. Хорошо разказываетъ! подмигнулъ онъ снова нашей барышнѣ. И тутъ же, заложивъ большой палецъ за пуговицу сюртука:

— А что тебя губернское правленіе милуетъ? спросилъ онъ исправника офиціально шутливымъ тономъ.

Толстый Елпидифоръ игралъ уже на немъ какъ по струнамъ:

— Эхъ, ваше сіятельство, вотъ ужь у насъ гдѣ оно сидитъ, губернское правленіе! Онъ похлопалъ себя рукой по затылку;- не смѣю только утруждать…

— Ничего! Пойдемъ ко мнѣ! Я теперь свободенъ! Ты хорошо разказываешь!.. Шалунья, до свиданія! обернулся подымаясь старикъ къ Ольгѣ.

Она поднялась за нимъ, и словно въѣзжая своими забирающими глазами въ его китайскіе глаза:

— Я васъ обожаю, графъ! прошептала она ему.

— Шш, при отцѣ! Что подумаетъ! погрозилъ онъ ей лукаво пальцемъ на прощанье, и ушелъ съ Елпидифоромъ, довольный какъ мѣдный грошъ.

Ольга поглядѣла ему вслѣдъ:

— А за это ты мнѣ папашу-полицеймейстеромъ въ Москву! рѣшила она мысленно. Она была сила:- въ этомъ она уже не сомнѣвалась теперь…

Не успѣлъ отойти графъ какъ къ ней подошелъ Анисьевъ.

— Позвольте возобновить сегодняшнее нечаянное знакомство, сказалъ онъ, садясь на кресло подлѣ ея дивана.

Гостиная уже опустѣла; сама хозяйка ушла въ свой ситцевый кабинетъ, упросивъ Зяблина придти туда пить съ нею чай, «comme d'habitude» — она чувствовала себя очень деморализованною послѣ схватки своей съ зубатою княгиней Карнауховой, и внезапная холодность «бриганта, этого «vrai ami,» которому она собиралась теперь «confier toutes ses peines,» — холодность которую она въ простодушіи своемъ никакъ себѣ объяснить не могла, — была для нея очень чувствительна. «Намъ надо объясниться!» объявила она ему, на что Зяблинъ въ отвѣтъ мрачно опустилъ голову, уныло проговорилъ: «вы желаете повернуть кинжалъ въ ранѣ? Извольте, я готовъ!» и отправился вслѣдъ за нею….

— Вы совсѣмъ околдовали нашего почтеннаго старца, говорилъ Ольгѣ блестящій Петербуржецъ потягивая во всю ихъ длину свои прекрасные усы, и глядя на нее съ улыбкой изподлобья.

— Я его очень люблю! съ нѣкоторою уже величественностью отвѣчала по-французски барышня. Она старалась какъ можно ближе примѣниться къ пріемамъ, къ тону рѣчи «петербургской царицы.» — И къ тому онъ такой смѣшной, правда? примолвила она уже со всѣмъ по-уѣздному.

— Я его очень уважаю! сказалъ сдержанно флигель-адъютантъ.

— О, разумѣется, — и я!.. Успѣли вы приглядѣться здѣсь? спросила она его вдругъ.

— Къ чему?

Ольга лукаво улыбнулась:

— Къ тому что можетъ васъ здѣсь интересовать…

— Приглядываюсь, протянулъ Анисьевъ съ легкимъ наклоненіемъ головы и любезнымъ взглядомъ въ ея сторону.

Она совсѣмъ уже позабыла про величественность…

— Разказывайте это другимъ! расхохоталась она на всю гостинную;- я, надо вамъ сказать, умна!..

— И потому что вы умны, вы думаете что я не могу…

Онъ не договорилъ, остановленный выраженіемъ ея пристально остановившихся на немъ глазъ.

— Только не въ эту минуту! быстро промолвила она.

Анисьевъ опустилъ на мигъ вѣки — и принимаясь улыбаться опять:

— Вы не только умны, началъ онъ, — вы, говорятъ, всевѣдущи и всемогущи.

— А кто это «говорятъ?»

— Слухами земля полнится…

— А слухи — съ языка Женни Карнауховой?

— Помилуйте, я никого не называю! почти испуганно вскликнулъ полковникъ.

— И не нужно! съ новымъ смѣхомъ возразила барышня;- вы сами говорите что я всевѣдущая… Всемогущая — нѣтъ, далеко нѣтъ! вздохнула, — но… но совѣтъ, договорила она послѣ минутнаго перерыва, — всегда могу дать… и хорошій…

Брови Анисьева сдвинулись, онъ недовѣрчиво поднялъ на нее глаза.

— Напримѣръ? проронилъ онъ.

Она какъ бы на мигъ заколебалась…

— Сказать?

— Прошу!

— И… и не разсердитесь?

— Смѣю ли? проговорилъ онъ учтиво.

— А если скажу, — послушаетесь?

— Смотря по тому уклончиво сказалъ онъ.

Ольга Елпидифоровна окинула кругомъ себя бѣглымъ взглядомъ, наклонилась къ нему, и прошептала:

— Здѣсь вы ничего не сдѣлаете!..

Анисьевъ не ожидалъ этого такъ прямо, такъ рѣшительно… «За кого она?» пронесся у него въ головѣ вопросъ…

Она будто тотчасъ же сообразила говорившее въ немъ сомнѣніе:

— Надо чтобъ онѣ въ Петербургъ переѣхали, поспѣшила она досказать… — Но какъ это сдѣлать?…

— Въ Петербургъ? повторилъ безотчетно Анисьевъ, пристально глядя ей въ лицо.

— Ахъ, Боже мой, воскликнула она, — вы, можетъ-быть думаете что я нарочно… Ну, какъ же это васъ увѣрить!.. Повѣрьте хоть тому что сама я такъ и рвусь въ Петербургъ!

— А! А развѣ и вы?…

— Да, меня беретъ княгиня…

— Вы очень дружны… съ княжной… Еленой Михайловной? съ разстановкой вымолвилъ флигель-адъютантъ.

— Д-да, съ такою же разстановкой отвѣчала барышня, — дружна… Настолько, по крайней мѣрѣ….

— Чтобы… подговорилъ онъ.

— Насколько это будетъ для васъ нужно! заключила она съ нѣсколько насилованнымъ на этотъ разъ смѣхомъ.

Онъ замолкъ, погруженный въ размышленіе, и все продолжая избока глядѣть на нее…

— Такъ вы полагаете — въ Петербургъ? сказалъ онъ черезъ мигъ подымая голову и съ прояснившимся взглядомъ.

— Непремѣнно! сказала барышня.

— Потому что?… онъ ждалъ отвѣта.

— Потому что тамъ не будетъ

— Господина Гундурова? спокойно договорилъ онъ за нее.

— Вы знаете?

Онъ утвердительно повелъ головою.

Ольга всплеснула руками:

— Ахъ, какъ пріятно когда человѣкъ съ которымъ имѣешь дѣло такой умный!..

— Не трудно, сказалъ онъ съ легкимъ поклономъ и почти презрительною усмѣшкой:- это кажется, le secret de la comédie…

— А теперь будьте еще умнѣе, вскликнула барышня, — устройте такъ чтобы мы уѣхали въ Петербургъ!

Она въ пылу интереснаго для нея разговора присаживалась все ближе и ближе къ нему; ея круглое полное плеча почти касалось молодаго человѣка.

— А вы, проговорилъ онъ вдругъ сдержаннымъ, еле слышнымъ шепотомъ, — а вы мнѣ будете очень благодарны если я вамъ это устрою?

— Ужасно! вырвалось у нея при этой радостной мысли.

— Помните же! сказалъ онъ на это такъ что барышня нежданно смутилась и рѣсницы ея опустились какъ бы сами собою.

Когда она подняла ихъ опять, Анисьевъ стоялъ предъ нею, стройный и изящный, и со своею спокойною улыбкой спрашивалъ ее:

— Вы не изволите знать какой лучшій способъ отправить отсюда письмо на почту?

— Если что-нибудь нужное, живо отвѣтила Ольга, — лучше отдайте папа: онъ отошлетъ его съ нарочнымъ.

— Я бы не хотѣлъ его безпокоить, учтиво отговаривался нашъ полковникъ.

— Почему же? Она протянула ему руку:- вѣдь мы теперь союзники?…

Онъ оглянулся, быстро прижалъ выше кисти эту обнаженную руку къ горячимъ губамъ, и еще быстрѣе вышелъ изъ пустой гостиной…

Вернувшись въ свою комнату онъ сѣлъ за столъ, и писалъ вплоть до самаго обѣда.

XLIX

Къ обѣду наѣхала въ Сицкое новая компанія гостей, преимущественно изъ тогдашнихъ московскихъ свѣтскихъ жёнь премьеровъ. Пріѣхали два друга, князь Хохолковъ и Мишель Луповъ, веселые и любезные завсегдатели гостиныхъ и будуаровъ; пріѣхали двоюродные братцы, Костя Подозеринъ, ужасно похожій на стерлядь, соревнователь Толи Карнаухова по части пѣнія чувствительныхъ и иныхъ романсовъ, и Савва Роллеръ, побѣдитель сердецъ и умникъ, котораго прозывали «l'illustre йtranger», на томъ основаніи, что родомъ былъ онъ изъ Волоколамскаго уѣзда и ни на какомъ иностранномъ нарѣчіи не объяснялся. За ними небрежною походкой, ласково улыбаясь большими сѣрыми глазами и такими же большими, мягкими губами, плелся Петя Толбухинъ, милѣйшій лѣнтяй и англоманъ, про котораго въ то время пѣлся куплетъ:

Вотъ, какъ будто съ парохода,
Master Piter Tolboukine,
Отпустила ему мода
Бакенбарды въ поларшинъ, и т. п.

Явился какой-то куда-то проѣзжавшій дипломатъ, служившій одно время подъ начальствомъ князя Михаила Шастунова, господинъ съ крючковатымъ носомъ и испитымъ лицомъ, вслѣдствіе чего графиня Воротынцева тутъ же прозвала его «un perroquet malade», — а за нимъ весьма смахивавшій на Татарченка, маленькій, черненькій артиллеристъ, состоявшій вѣчно въ отпуску, немолчный болтунъ, хрипунъ и хохотунъ, извѣстный во всѣхъ углахъ Россіи подъ кличкою «Сеньки», лестнаго уменьшительнаго которое суждено ему было нести отъ дѣтства и до старости лѣтъ…..