Элизабет Гаскелл - Крэнфорд (Без указания переводчика)

• Название: Крэнфорд (Без указания переводчика)
• Автор: Элизабет Гаскелл
• Жанр: Классическая проза

(Елизавета Элеггорн Gaskell, урожденная Стефенсон) — английская романистка (1810–1865). Выйдя в 1832 г. замуж за унитарного проповедника, Гаскель принимала деятельное участие в миссионерских трудах среди бедного населения, а также в тюрьмах фабричных городов, равно как в школьном обучении молодых работниц. Уже в первом ее романе «Mary Barton» (1848), в котором она дает художественно написанную и основанную на долголетнем наблюдении и опыте, верную действительности картину жизни рабочих классов в большом английском городе, ее талант выразился во всей своей силе. Затем быстро следовали одни за другими ее рассказы и романы: «Moorland Cottage», «Ruth», «Lizzie Leigh», «Cranford», «North and South» (185 5), «Mylady Ludlow», «Right at last», «Sylvia's Lovers», «Cousin Phyllis» и «Wives and daughters» (есть русский пер.). Ближе всех к ее первому роману стоит по своему значению «North aud South», в котором Г. рассматривает социальный вопрос с точки зрения работодателей, как в «Mary Barton» он рассматривался с точки зрения рабочих. Впрочем, и остальные ее произведения отличаются тонкой наблюдательностью и гуманностью. Ее «Cranford» дышит милым юмором, a «Cousin Phyllis» служит доказательством, что Г. не менее владеет пером в области мирной идиллии, чем в бурной сфере социальных вопросов. Небольшие рассказы Г. изданы под заглавием «Round the Sopha». Г. написала также превосходную биографию своей подруги, Шарлотты Бронте (Лондон, 1857).

---

Было рѣшено, что миссъ Поль останется съ нею на всю ночь, а мы, съ миссъ Мэтти, воротимся утромъ ее смѣнить, чтобъ дать миссъ Джесси возможность заснуть на нѣсколько часовъ. Но когда наступило утро, миссъ Дженкинсъ явилась за чаемъ, въ своей шляпкѣ-шлемѣ и приказала миссъ Мэтти остаться дома, такъ-какъ она намѣревалась идти сама. Она очевидно находилась въ состояніи высокаго дружескаго возбужденія, которое выказала, завтракая стоя и разбранивъ весь домъ на чемъ свѣтъ стоитъ.

Никакое ухаживанье, никакая энергичная женщина съ сильнымъ характеромъ не могли теперь помочь миссъ Броунъ. Въ комнатѣ ея, когда мы вошли, было что-то могущественнѣе насъ всѣхъ, заставившее насъ задрожать отъ торжественной, исполненной ужаса сознательности въ нашемъ безсиліи. Миссъ Броунъ умирала. Мы съ трудомъ узнали ея голосъ: онъ былъ такъ не похожъ на жалобный тонъ, который мы всегда съ нимъ соединяли. Миссъ Джесси говорила мнѣ послѣ, что и въ лицѣ ея было именно то, что бывало прежде, когда смерть матери оставила ее юною, исполненною безпокойства, главою семьи, которую пережила только миссъ Джесси.

Она сознавала присутствіе сестры, но не наше, кажется. Мы стояли нѣсколько позади занавѣса: миссъ Джесси на колѣняхъ, склонивъ лицо къ сестрѣ, чтобъ уловить послѣдній, тихій, страшный шопотъ.

— О, Джесси, Джесси! какъ я была себялюбива! Да проститъ мнѣ Господь, что я позволяла тебѣ жертвовать собою для меня. Я такъ тебя любила… а теперь думала только о себѣ самой. Да проститъ меня Господь!

— Полно, моя дорогая, полно! сказала миссъ Джесси, рыдая.

— Отецъ мой! мой дорогой, дорогой отецъ! Я не стану теперь жаловаться, если Господь дастъ мнѣ силу быть терпѣливой. Но, о Джесси! скажи моему отцу, какъ я желала и жаждала увидѣть его при концѣ, чтобъ выпросить его прощеніе. Онъ не можетъ знать теперь, какъ я его любила… О! еслибъ я могла сказать ему прежде, чѣмъ умру, какъ горька была его жизнь и какъ я сдѣлала такъ мало, чтобъ облегчить ее!

Лицо миссъ Джесси просвѣтлѣло.

— Успокоитъ ли тебя, моя дорогая, мысль, что онъ знаетъ… успокоишься ли ты, моя милая, когда узнаешь, что его заботы, его горести…

Голосъ ея задрожалъ, но она принудила себя сдѣлаться спокойнѣе.

— Мэри! онъ прежде тебя отправился туда, гдѣ кончаются всѣ горести. Онъ теперь знаетъ, какъ ты его любила.

Странное, но не скорбное выраженіе мелькнуло на лицѣ миссъ Броунъ. Она не говорила нѣсколько времени, но потомъ мы скорѣе увидѣли, что губы ея произносятъ слова, нежели услыхали ихъ звукъ:

— Батюшка, матушка, Гарри, Арни! Потомъ какъ-будто новая мысль набросила тѣнь на ея помрачающійся разсудокъ и она прибавила: — но ты будешь одна, Джесси!

Миссъ Джесси это чувствовала впродолженіе безмолвія, я полагаю; потому-что слезы лились дождемъ по щекамъ ея при этихъ словахъ, и она сначала не могла отвѣчать. Потомъ она сложила руки, подняла ихъ къ небу и сказала, но не намъ:

— Да будетъ воля Твоя!

Черезъ нѣсколько минутъ миссъ Броунъ лежала безмолвно и спокойно; и скорбь и жалобы прекратились навсегда.

Послѣ этихъ вторыхъ похоронъ, миссъ Дженкинсъ настояла, чтобъ миссъ Джесси переѣхала къ ней, а не возвращалась въ этотъ печальный домъ, который, какъ мы узнали отъ миссъ Джесси, она должна была теперь оставить, потому-что ей нечѣмъ было платить за наемъ. У ней было двадцать фунтовъ въ годъ, кромѣ процентовъ съ тѣхъ денегъ, которыя она могла выручить за мебель; но она не могла этимъ жить, и мы начали разсуждать, какими способами могла бы она добывать деньги.

— Я могу чисто шить, сказала она: — и люблю ухаживать за больными. Думаю также, что могу хозяйничать, если кто-нибудь захочетъ попытаться взять меня въ домоправительницы, или пойду въ лавку, въ прикащицы, если захотятъ сначала имѣть со мной терпѣніе.

Миссъ Дженкинсъ объявила колкимъ голосомъ, что она не сдѣлала бы ничего подобнаго и бормотала про-себя: «какъ нѣкоторыя особы не имѣютъ никакого понятія о своемъ званіи капитанской дочери», а черезъ часъ послѣ того принесла миссъ Джесси чашку съ арорутомъ и стояла надъ нею, какъ драгунъ, до-тѣхъ-поръ, пока та не кончила послѣдней ложки; потомъ она исчезла. Миссъ Джесси начала разсказывать мнѣ о планахъ, приходившихъ ей въ голову, и нечувствительно перешла къ разговору о дняхъ протекшихъ и прошедшихъ, заинтересовавъ меня до-того, что я не знала и не примѣчала, какъ проходило время. Мы обѣ испугались, когда миссъ Дженкинсъ появилась снова и застала насъ въ слезахъ. Я боялась, что она разсердится, такъ-какъ она часто говорила, что слезы вредятъ пищеваренію, и я знала, что она желаетъ видѣть миссъ Джесси, исполненною твердости; но вмѣсто того, она казалась какъ-то странной, взволнованной и ходила около насъ не говоря ни слова. Наконецъ заговорила:

— Я такъ испугалась… нѣтъ, я вовсе не испугалась… не обращайте на меня вниманія, моя милая миссъ Джесси… я очень удивилась… у меня гость, который зналъ васъ прежде, моя милая миссъ Джесси…

Миссъ Джесси очень поблѣднѣла, потомъ ужасно покраснѣла и пристально взглянула на миссъ Дженкинсъ.

— Одинъ господинъ, душенька, который желаетъ знать, угодно ли вамъ его видѣть…

— Это?… это не… вырвалось только у миссъ Джесси.

— Вотъ его карточка, сказала миссъ Дженкинсъ, подавая ее миссъ Джесси, и пока Джесси склонилась надъ ней головою, миссъ Дженкинсъ дѣлала мнѣ странные знаки, мигала и шевелила губами какую-то длинную фразу, изъ которой я, конечно, не могла понять ни одного слова. — Можетъ онъ прійдти сюда? спросила наконецъ миссъ Дженкинсъ.

— О, да, конечно! сказала миссъ Джесси, какъ-будто, хотѣла сказать: — вы здѣсь хозяйка и можете привести гостя, куда вамъ угодно.

Она взяла какое-то шитье миссъ Мэтти и прилежно занялась имъ, но я могла видѣть, какъ она дрожитъ.

Миссъ Дженкинсъ позвонила и приказала вошедшей служанкѣ просить сюда майора Гордона. Вошелъ высокій, красивый мужчина, съ открытымъ лицомъ, лѣтъ пятидесяти или болѣе. Онъ подалъ руку миссъ Джесси, но не могъ взглянуть ей въ глаза: она такъ пристально смотрѣла въ землю. Миссъ Дженкинсъ спросила меня, не хочу ли я пойдти помочь ей завязать банки съ вареньемъ въ кладовой; и хотя миссъ Джесси дергала меня за платье и смотрѣла на меня умоляющими глазами, я не смѣла не пойдти съ миссъ Дженкинсъ, куда она звала меня. Вмѣсто-того, чтобъ завязывать банки въ кладовой, мы пошли говорить въ столовую и тамъ миссъ Дженкинсъ разсказала мнѣ то, что разсказалъ ей майоръ Гордонъ: какъ онъ служилъ въ одномъ полку съ капитаномъ Броуномъ и познакомился съ миссъ Джесси, въ то время миленькой, цвѣтущей, семнадцатилѣтней дѣвушкой; какъ знакомство перешло въ любовь, съ его стороны, хотя прошло много лѣтъ прежде, чѣмъ онъ объяснился; какъ, получивъ во владѣніе, по завѣщанію дяди, хорошее имѣнье въ Шотландіи, онъ сдѣлалъ предложеніе и получилъ отказъ, хотя съ такимъ волненіемъ, съ такой очевидной горестью, что не могъ не увѣриться въ ея къ нему неравнодушіи; и какъ онъ узналъ потомъ, препятствіемъ была ужасная болѣзнь, уже тогда угрожавшая жизни ея сестры. Она упомянула, что докторъ предсказывалъ сильныя страданія, а кромѣ ея кто могъ ухаживать за бѣдной Мэри, или ободрять и успокоивать отца во время его болѣзни. Они долго спорили и когда она отказала въ обѣщаніи отдать ему руку тогда, какъ все кончится, онъ разсердился, рѣшился на окончательный разрывъ и уѣхалъ за границу, сочтя ее женщиной холодной, которую слѣдуетъ ему забыть. Онъ путешествовалъ по Востоку и на возвратномъ пути, въ Римѣ, увидѣлъ въ «Галиньяни» [6] извѣстіе о смерти капитана Броуна.

Именно въ эту минуту миссъ Мэтти, которой не было дома цѣлое утро, вбѣжала съ лицомъ, выражавшимъ ужасъ оскорбленнаго величія.

— О, Господи! сказала она:- Дебора, въ гостиной какой-то мужчина обнялъ рукою талію миссъ Джесси!

Глаза миссъ Мэтти расширились отъ ужаса. Миссъ Дженкинсъ тотчасъ остановила ее словами:

— Это самое приличное мѣсто для руки этого господина. Ступай, Матильда, и не мѣшайся не въ свои дѣла.

Слышать это отъ сестры, которая до-сихъ-поръ была образцомъ женской скромности, было ударомъ для бѣдной миссъ Мэтти, и съ двойнымъ оскорбленіемъ вышла она изъ комнаты.

Въ послѣдній разъ, когда я увидѣла бѣдную миссъ Дженкинсъ, было уже много лѣтъ спустя. Мистриссъ Гордонъ поддерживала самыя дружескія сношенія со всѣмъ Крэнфордомъ. Миссъ Дженкинсъ, миссъ Мэтти и миссъ Поль, всѣ ѣздили посѣщать ее и возвратились съ удивительными разсказами о ея домѣ, мужѣ, нарядахъ, наружности; потому-что съ счастіемъ воротилось нѣчто изъ ея ранней юности; она была моложе, нежели какъ мы предполагали. Глаза ея были попрежнему милы, а ямочки не казались неумѣстны на щекахъ мистриссъ Гордонъ. Въ то время, о которомъ я говорю, когда я въ послѣдній разъ видѣла миссъ Дженкинсъ, она была уже стара и слаба и лишилась нѣсколько своей твердости. Маленькая Флора Гордонъ гостила у миссъ Дженкинсъ, и когда я вошла къ нимъ, читала вслухъ для миссъ Дженкинсъ, которая лежала на диванѣ, слабая и измѣнившаяся. Флора отложила въ сторону «Странника», когда я вошла.