Милорад Драгович - Олеко Дундич

• Название: Олеко Дундич
• Автор: Милорад Драгович
• Издательство: «Молодая гвардия»
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1966

О подвигах героя Гражданской войны серба Олеко Дундича, сражавшегося в рядах Первой конной армии.

Родился в крестьянской семье, в 12 лет уехал в Южную Америку, где 4 года проработал погонщиком скота в Аргентине и Бразилии.

 В начале Первой Мировой войны призван на службу рядовым в австро-венгерскую армию. Служил  унтер-офицером в гусарском кавалерийском полку. Дундич — чемпион австро-венгерской армии 1914 года среди унтер-офицеров по фехтованию. Воевал в Первой Мировой войне на русском фронте. Попал в русский плен под Луцком в мае 1916 года. В плену поступил в добровольческий сербский отряд армии Российской Империи.  Получил чин подпоручика[1].

После Февральской революции встал на сторону большевиков, вступил в РСДРП(б)[2]. Летом 1917 года поступил в Красную гвардию. В марте 1918 года возглавил партизанский отряд в Донбассе. Участвовал в обороне Царицына. В РККА[3] служил в кавалерии, с 1919 года в Особой Донской кавдивизии С. М. Будённого Первой конной армии. Был помощником командира полка.

 Дундич отличался невероятной храбростью. Был награждён Орденом Красного Знамени и Почётным революционным золотым оружием.

---

— Я сегодня же всё улажу, — сказал Ходжич. — Ты знаешь, я офицер. Закончил школу. Завтра придёшь и станешь добровольцем. Только смотри, уважай старших, — полушутливо, полусерьёзно добавил Ходжич. — Простись со своей подругой, если она у тебя есть. Теперь ты свободен, можешь даже венчаться, если у тебя не все дома.

Ходжич повернулся и ушёл, не попрощавшись.

При последних словах Ходжича сердце Алексы переполнилось радостью. Ещё немного поговорив с солдатами, он вернулся на хутор. Весть о его отъезде расстроила семью Карпенко. Старуха даже заголосила:

— Мой Олеко, Ванюшка мой, соколики мои, красавцы мои! На кого же вы меня покинули!

Старый Остап сначала закричал на старуху, словно это она была виновата в том, что Алекса уезжает, а потом и сам расплакался. Крестьяне, услышав горестные крики, подумали, что с фронта пришла плохая весть, и стали собираться в дом Карпенко. Видя, что старики плачут, женщины тоже заплакали. Мужчины говорили:

— Вот и до нас добрались. Завтра коней будут забирать для сербских добровольцев.

Услышав эту новость, старый Остап обнял Алексу и сказал сквозь слёзы:

— Олеко, сын, возьми себе белого. Я давно хотел тебе его подарить. Ты мне сыном стал. Не забывай старика!

Старуха повисла у Алексы на шее. Она гладила его своими морщинистыми руками. У Алексы подкатил к горлу комок. Он не мог сдержаться и заплакал, как дитя. Его тронуло горе этих двух несчастных стариков. Первым опомнился дядя Остап:

— Хватит плакать. Я знаю, он не позабудет нас. Он наш сын. А теперь выпьем на дорогу.

Было уже позднее утро, когда Алексу разбудили и позвали в дом. Вид у присутствующих был торжественный и немного грустный. Остап, стоя у старого деревянного сундука, сказал ему серьёзно:

— Сынку, теперь, когда пришло время расставаться, я хотел бы тебе кое-что сказать.

Произнеся это, он открыл сундук и продолжал:

— Ты не считай, Олеко, что я тебе дарю это за верную службу. Нет. — Тут старик начал доставать что-то из сундука. — Нет. Я дарю тебе эту казачью справу моего предка, который бился под знамёнами нашего славного героя Богдана Хмельницкого, потому что считаю, что ты достоин этого. Преданье говорит, что герой казак, когда умирал, велел отдать эту справу тому, кто во всём будет походить на него. До сих пор никто из Карпенко этого не заслужил. Раз Ванька в пехоте, то, значит, ты, Олеко, сын мой, бери это и носи на счастье нам обоим.

Прощанье было тяжёлым. Долго смотрели старики вслед Алексе, который в богатом, украшенном золотом и серебром старом казачьем снаряжении ехал на горячем белом жеребце по берегу реки. На глаза Алексы навернулись невольные слёзы. У богатыря было сердце ребёнка.

Ходжич встретил Алексу сдержанно. Все восхищались его конём и снаряжением, осматривали Алексу со всех сторон, расспрашивали, а он, вот уже в который раз, должен был им всё объяснять. Наконец Ходжич заметил:

— Твоё счастье, что у нас больше нет обмундирования, а то бы тебе пришлось это снять. Что же касается коня, то можешь оставить его себе, мы тоже скоро получим. Оружие выберешь себе сам. Ты же унтер-офицер.

— Ладно, ладно, — усмехнулся Алекса. Он не сердился на Ходжича, хотя ему было неприятно видеть такое отношение к себе со стороны товарища.

Алекса спустился в подвал и выбрал короткий кавалерийский карабин, наган и казачью шашку. Покончив с этим, он взялся за перо и написал обо всём Гале.

Вечером сербский отряд получил коней, которых военные власти скупили у крестьян почти за бесценок. Интенданты грабили крестьян, давая им жалкие гроши, а в книги записывали истраченные суммы в троекратном размере. Некоторые из них в одну ночь стали богачами. Долго ещё после их отъезда раздавались в сёлах причитания и плач.

Месяц уже высоко стоял в небе, когда отряд выступил из города. Во главе вновь сформированного эскадрона ехал Ходжич. Замыкал колонну Алекса. Склонив голову, он думал о своей жизни и о Гале. Не будь войны, они стали бы самыми счастливыми людьми на свете.

Три дня и три ночи ехал сербский отряд на юг Украины. Ничему так не удивлялся Алекса, как великой бедности народа, живущего на такой богатой земле, но он не мог найти объяснения этому. Им встречались колонны измученных, голодных и плохо вооружённых русских солдат. Их гнали на запад. Всё это мешало Алексе по-настоящему, полно ощутить радость свободы.

На четвёртый день сербы остановились в большой казачьей станице на берегу широкой и спокойной реки. Разбитые на берегу палатки были предназначены для сербских добровольцев. Их ожидал пожилой капитан лет сорока со своим штабом — одним поручиком, двумя унтер-офицерами и пятью солдатами. После обычной патриотической речи офицер сообщил, что отряд задержится здесь на три месяца для подготовки, и приказал выйти из строя унтер-офицерам, которых он собирался лично обучать, с тем чтобы они потом передали свои знания и уменье простым солдатам. Оказалось, что, кроме Алексы, в отряде были ещё два унтер-офицера запаса — Мирко Зидар-Миле и Никола Гаич-Ниджа. Через два дня офицер приступил к обучению. После первых же упражнений он сказал Алексе:

— Ты, юноша, можешь отдыхать и не ходить на занятия вместе с другими унтер-офицерами. Я уже двадцать лет служу в кавалерии, но до сих пор не встречал кавалериста, которого можно было бы сравнить с тобой. Ты колешь и рубишь, как д’Артаньян, стреляешь, как мексиканец, и сидишь на коне, как казак. Отдыхай и учи солдат. Я за тебя спокоен. Сам бог послал мне тебя.

Землякам Алексы пришлась по душе похвала капитана. Только Ходжич стоял, плотно сжав бледные губы. С тех пор Алекса вместе с поручиком Ходжичем и четырьмя унтер-офицерами обучал солдат. Через десять дней обучение солдат было полностью возложено на плечи Алексы. Ходжич и поручик целыми днями о чём-то разговаривали друг с другом, два строевых унтер-офицера играли в карты, и Миле и Ниджа проводили всё своё время в станице.

В июле пришёл приказ выступать в поход. Отряду сербских добровольцев, в котором, кроме сербов, были словенцы, хорваты, черногорцы, македонцы и даже чехи и венгры, приказали двигаться на юго-запад к тому месту, где немцы прорвали фронт. Алекса был доволен отправкой на фронт и тем, что он будет ближе к Сербии, хотя до неё ещё оставались многие сотни километров. Тоска по Гале только усиливала стремление Алексы скорее вступить в бой. Оно особенно возросло, когда он узнал о зверствах оккупантов над порабощённым народом Сербии.

Отряд добирался до фронта семь дней. Сербский отряд с несколькими батальонами русской пехоты и одним артиллерийским дивизионом должен был оборонять важный участок фронта на берегу Днестра. Здесь, в излучине реки, располагалась хорошо укреплённая высота. Таким образом, оборонительные позиции с трёх сторон окружала вода. С четвёртой стороны был выкопан канал длиной в три километра и шириной в четыре метра. Канал заполнили водой, и высота превратилась в остров. Сразу же за каналом возвышалась насыпь из утрамбованной земли и камней высотой в три с половиной метра. Между каналом и насыпью были вырыты траншеи, занятые пехотой. Артиллерия находилась за насыпью, а кавалерия располагалась в укрытии, готовая, если это будет необходимо, произвести вылазку.

Командующий войсками на этом участке фронта очень обрадовался прибывшему подкреплению. Когда генерал подъехал к отряду, командир добровольцев попросил Алексу:

— Дундич, объясни господину генералу, что мы пришли сюда, чтобы, борясь за русскую землю, бороться и за нашу многострадальную, но непокорённую Сербию. Думаю, этим сказано всё. Пусть располагает нашими жизнями.

Когда Алекса перевёл эти слова, генерал приказал им размещаться в землянках, вырытых на склоне, обращённом к излучине реки.

Глава 6 Офицер

 В середине июля началось наступление противника. Под вечер раздался залп шестидесяти тяжёлых орудий. Огонь продолжался четверть часа. Потом с громкими криками на высоту бросилась огромная масса вражеских солдат. Атака началась. Впереди шли сапёры с повозками, наполненными землёй и камнями. Они должны были засыпать канал в нескольких местах, чтобы дать возможность пехоте приблизиться к окопам. Русская артиллерия и пехота открыли огонь только тогда, когда войска противника приблизились вплотную. Три раза немцы пытались прорвать оборонительные позиции, и трижды их атаки были отбиты.

Алекса, эскадрон которого был в резерве, стоял, несмотря на предостережения товарищей, на земляном валу и наблюдал за полем боя. Немного позже он приказал одному из своих солдат принести русскую винтовку. Взяв винтовку, он лёг на насыпь и начал стрелять. После каждого его выстрела можно было видеть, как падал один из немецких солдат. И русские и сербы ахали от удивления.

— Это не человек! Это сам чёрт, — говорили солдаты и добавляли: — Молодец!