Виктор Шевелов - Те, кого мы любим - живут

• Название: Те, кого мы любим - живут
• Автор: Виктор Шевелов
• Издательство: Картя Молдовеняскэ
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1964

Книга включает лучшее произведение автора - роман "Те, кого мы любим, - живут", написанный в последние годы жизни, а также ряд повестей, рассказы для детей и юношества.

---

Мартель повернулся к Андре:

— Где ты откопал этого симпатичного большевика? Если все они такие славные парни, то, ей-богу, на кой черт мы затеяли с ними эту волынку?

У Андре под глазом чернел синяк, он потрогал его рукою, лукаво подмигнул:

— Поздравь меня, Мартель, мне наставили прилич­ный фонарь, с ним я, кажется, начинаю лучше видеть. Выпьем!

Он осушил бокал и пригласил Павла и Мартеля к себе на квартиру.

— У меня для вас есть сюрприз — экстра-класс де­вочки! Прихвати, Мартель, с собой вина.

— Андре, ты гениален! — закричал Мартель. — Хва­тит политики. Эту старую блудливую девку надо колен­кой под нелегальное место и — ко всем чертям! Да здравствует вино и мужская дружба!

Павел пробовал отказаться, чем чрезвычайно удивил французов. Мартель ничего и слушать не хотел:

— Нельзя злоупотреблять правом быть глупым, — пробасил он.

Андре подхватил Павла под руку и без дальних слов потащил к себе.

 Павел совершенно не предполагал, что французы станут вдруг отнимать у него столько времени, сил и энергии. Они оказались до крайности внимательными и страшно привязчивыми друзьями. Отвязаться от них бы­ло уже нельзя, да это и не входило в расчеты Павла: французские части в городе были той жестокой силой, которая представляла наибольшую опасность. По перво­му сигналу они могли раздавить любое выступление ра­бочих. Они являлись главной силой Антанты на бендерском плацдарме для выступления против молодой Совет­ской Республики. Эту силу надо было обезвредить или в лучшем случае направить по другому руслу. Большую часть и без того ограниченного времени Павел посвящал Андре, Мартелю и их друзьям. Приходилось выдавать себя не за того, кем он был на самом деле. Зато спустя месяц Павел мог уже двум своим приятелям — парижа­нину и тулонцу — не только навязывать свою волю, но и быть с ними до известной степени откровенным. Анд­ре — сын врача, свободолюбиво настроенный молодой человек — оказался редкой находкой и вскоре стал неза­менимым помощником. Его поражало в Павле непости­жимое для него, француза, начало: человек в своих дей­ствиях руководствовался не эгоистическими побуждения­ми, не соображениями личной славы, в частной жизни Павел был аскет, он сознательно шел на жертвы и ли­шал себя элементарных удобств ради других, порой со­вершенно незнакомых, чужих ему людей. И Андре не слепо поклонялся своему новому другу, а через него, еще, правда, смутно, но уже стал сознавать неглубокий смысл своей, до встречи с Павлом пустой, построенной на услаждении лишь своего эгоистического «я» жизни; понимать стал и другое: что человек, рожденный для жизни, имеет высокое предназначение — украсить эту жизнь. Теперь для Андре не было секретом, что сила, не физическая, а какая-то другая, более могущественная, которой он, Андре, не может дать точного названия, — на стороне Павла. И поэтому помочь Павлу—значит сде­лать что-то доброе. Андре не соглашался с формулами и лозунгами, которые иногда слышал из уст своего дру­га, но за ними чуял сердцем биение большой жизни. Он помогал Павлу устраивать встречи с солдатами фран­цузских частей. Андре знал, что его новый друг больше­вик, не любил этого слова, был предубежден против не­го. Но течение, в которое он попал, подхватило и несло его, и вырваться из этого течения значило бы для Андре оборвать что-то в своей груди, с чем он уже не хотел расставаться. Павел, получая через своих агентов живую, правдивую информацию, во время встреч с солдатами-французами рассказывал им правду о молодой Советской России, куда со дня на день готовились дви­нуть их с открытым забралом для вооруженной интер­венции; говорил о Франции и тех событиях, которые стояли в повестке дня малых и великих государств: весь старый мир встал на дыбы, противясь новой силе, несу­щей освобождение от векового рабства. Среди француз­ских солдат оказались коммунисты. Они приглашали Павла на свои собрания, слушали его речи. Павел писал и составлял листовки и прокламации: у двух народов, хотя и говорящих на разных языках, нет и не может быть враждебных друг другу интересов. Есть один интерес— завоевать право жить счастливо на свободной земле.

8

Наступил апрель 1919 года. Сбежали с косогоров в низины, отзвенели торопливые ручьи, отшумели вешние паводки. Воздух, насыщенный теплом и влагой, гонимой южными ветрами с близкого Черного моря, дышал прелью. Отогретая солнцем земля сочно зазеленела. По всему Приднестровью закурились белопенным и розовым цветом сады. Звезды ночами, однако, горели в вышине тускло, небо туманилось, предвещая непогоду. В середи­не месяца так бурно нахлынувшая и, казалось, прочно установившаяся теплынь вдруг сменилась сырыми вет­рами, колючим холодом. Где-то близко за перекатами гололобых холмов выпал снег. Несколько дней кряду лил ледяной неурожайный дождь. Дороги развезло, на улицы города нанесло ила, черного, липкого мусора.

Кутаясь в плащ, Павел под проливным дождем воз­вращался от Тимофея. На душе тоже было слякотно. Разжирел, зазнался мужик, богатеть стал; крестьянскую одежду сменил на генеральский мундир. Много трудов стоило убедить его, и то, кажется, наполовину. Катится мужик в вонючее болото. Павел пообещал Тимофею, если он не изменит образа жизни и действий своего отря­да, заслать к нему рабочих и коммунистов, отколоть от него лучшую часть бойцов — сознательно настроенных крестьян, а с анархистами и ворюгами он, Тимофей, дол­го не протянет, бесславно погибнет бандитом. Для себя Павел также сделал вывод — отряд был упущен, помо­щи, на которую он рассчитывал, от него фактически не получить.

По весне, как мутные воды, в Бендеры начали сте­каться по железной дороге и своим ходом из Кишинева и из других мест новые воинские части стран Запада и особенно румынские королевские. Готовился поход за Днестр, на Советскую Республику. Андре посвятил Пав­ла в более глубокие тайны: из Парижа получен приказ— быть начеку; идет работа по высадке в Одессе крупного десанта с целью оккупации города войсками Антанты.

227

Промозглый воздух дышал гнилью, муторно было на душе у людей. Солдаты, изнуренные непогодой, не­устроенностью бивачного быта, проклинали жизнь-же­стянку, зло косились на офицеров. Никто ни во что не верил. Всюду царили обман, жульничество, шла купля-продажа в масштабах, уму непостижимых; покупалось и продавалось все: и вещи, и люди. И если жила еще где-нибудь правда, то она была у большевиков. Но не будь их и их большевистской правды, не было бы и на­добности покидать родной край, обжитой дом, жену, де­тей, хозяйство. Выходит, правда-то эта злая, раз она всполошила весь мир. Люди очутились на распутье, брели ощупью, тыкались, как слепые котята, в темные углы, жесточали, зверели. Но чем больше росло скопи­ще чужеземных войск, тем сплоченнее, крепче станови­лись ряды рабочего люда маленького заштатного город­ка. Апрель 1919 года уже ничем не походил на прошлое лето. Наступившие суровые дни не захватили теперь врасплох ни Ткаченко, ни его товарищей. Возмужал Павел, возмужало время, крепче и организованнее стал подпольный комитет. Депо ковало оружие, рассылало во все концы, куда только можно было, своих агентов. В полку французов и в воинской части румын вспыхну­ли восстания. Подразделения восставших немедленно были выведены из города.

Богосу нутром учуял, что опять подул не попутный ему ветер. Выбиваясь из сил, денно и нощно не смыкая глаз, он делал отчаянные усилия, чтобы предотвратить грозу, убить даже малейшую возможность вспышки: в Бухаресте все чаще раздавались по его адресу недоволь­ные голоса. Сейчас уже речь шла о его, Богосу, личном благополучии и престиже. На телеграфных столбах, сте­нах домов, в присутственных местах — везде висели под­писанные Богосу обращения и категорические приказы: доносить властям о всех подозрительных, сеющих сму­ту, ловить и истреблять коммунистов и большевиков; обещались вознаграждения и всяческое благоволение властей. «Общество, если оно хочет порядка, обязано само охранять его», — обращался Богосу к горожанам с речью по случаю дня рождения наследника румын­ского короля.

Оставаясь в тени, Ткаченко делал то, чего он не мог бы сделать при любых других обстоятельствах. Имя его не склонялось попусту, поэтому, свободно расхаживая и даже часто попадаясь на глаза властям, он не вызы­вал подозрения; напротив, сигуранца располагала ус­покоительными данными: Ткаченко водится с францу­зами.

Когда же бочка с порохом — Бендеры — взорвалась, Богосу и его приспешники были ошеломлены известием, что руководитель восстания не кто иной, как именно он, восемнадцатилетний сын рабочего-железнодорожника Павел Ткаченко. Возмущению и тупой ярости не было границ. «Мертвым, но доставить в крепость Ткачен­ко!» — рвал и метал взбешенный Богосу.

Однако спохватился он поздно. Восстание началось. На вокзале и около депо возникли первые баррикады. В Бендеры начали стекаться из окрестных сел и хуторов вооруженные крестьяне и рабочие, ранее покинувшие город. За оружие взялись молодежь и учащиеся. Из Ки­шинева пришли вести, что там начались массовые де­монстрации в поддержку Бендерского восстания. Богосу растерялся. Первые вооруженные стычки между повстан­цами и солдатами не принесли ему утешения. Атаки сол­дат были отбиты. 30 апреля предместье и южная часть Бендер уже были в руках повстанцев. 1 и 2 мая на ули­цы высыпал весь город — мужчины, женщины, старики, дети. Пожаром заполыхали красные полотнища. На них были начертаны требования свободы, вывода иноземных войск. Демонстранты отовсюду текли пестрыми, стреми­тельными реками к собору, на площадь. К ним присоеди­нились вооруженные повстанцы с баррикад.