Виктор Шевелов - Те, кого мы любим - живут

• Название: Те, кого мы любим - живут
• Автор: Виктор Шевелов
• Издательство: Картя Молдовеняскэ
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1964

Книга включает лучшее произведение автора - роман "Те, кого мы любим, - живут", написанный в последние годы жизни, а также ряд повестей, рассказы для детей и юношества.

---

Однако спохватился он поздно. Восстание началось. На вокзале и около депо возникли первые баррикады. В Бендеры начали стекаться из окрестных сел и хуторов вооруженные крестьяне и рабочие, ранее покинувшие город. За оружие взялись молодежь и учащиеся. Из Ки­шинева пришли вести, что там начались массовые де­монстрации в поддержку Бендерского восстания. Богосу растерялся. Первые вооруженные стычки между повстан­цами и солдатами не принесли ему утешения. Атаки сол­дат были отбиты. 30 апреля предместье и южная часть Бендер уже были в руках повстанцев. 1 и 2 мая на ули­цы высыпал весь город — мужчины, женщины, старики, дети. Пожаром заполыхали красные полотнища. На них были начертаны требования свободы, вывода иноземных войск. Демонстранты отовсюду текли пестрыми, стреми­тельными реками к собору, на площадь. К ним присоеди­нились вооруженные повстанцы с баррикад.

Богосу заперся в крепости. Ткаченко не терял ни минуты. Собрав боевую дружину, он осадил крепость, лишив ее общения с внешним миром, Море людей на площади росло, волновалось, как под порывами штор­мового ветра. Лавочники, предприниматели — все, кто орудовал заодно с оккупантами, забились в подвалы, закупорили окна, двери и в затхлых потемках, обуревае­мые злобным страхом, плели липкую паутину заговора. Ткаченко, освободившись от дел по окружению крепо­сти, вернулся на площадь. Здесь он обратился к сограж­данам с пламенной речью. У соборной ограды была соо­ружена трибуна. На возвышение поднялись члены подпольного комитета. Статный, смуглый юноша энер­гично поднял вверх руку, и нестройно гудевшая толпа сразу затихла. Как волны, набегая друг на друга, про­катилось из конца в конец имя молодого, со строгим, точно из камня высеченным лицом человека. «Ткаченко.., Ткаченко... Ткаченко».

Где-то неподалеку от трибуны находился в толпе отец Павла. Он сильно волновался, наблюдая за сыном. Ему казалось, что у Павла сорвется голос, что Павел скажет не те слова; хотелось подсказать ему, о чем ве­сти сейчас речь. Он, отец, глубже знает людскую беду, больше, видел, дольше жил. Но мысли его разбежались, едва заговорил сын, поблекли перед тем, что сказал Па­вел. Ему, старому человеку, сын заново открыл мир. Ткаченко-старшему показалось, что он и не жил на све­те; ходил век по улице и не знал, что эта улица, мостовая, дома принадлежат по самому законному праву ему, на­следнику своих бедных, обездоленных отцов. Как по писаному, Павел удивительно ясно говорил о свободе, она и в самом деле дорогостоящая штука, ради нее стоит не пожалеть себя.

— Братья, сестры, отцы, матери, дети! — твердо зву­чал звонкий и сильный голос. —Вам недолго светило солнце свободы: империалисты задушили в Бессарабии революцию и Советы, едва они возникли, потопили в крови ваших братьев, сынов, мужей, отцов. Сегодня, выйдя сюда, вы, люди труда, люди от земли, вновь все­му миру доказываете, что у вас есть сила, что вам не страшны никакие враги, что вы можете и должны спасти свободу и жизнь на земле. У вас отняли хлеб, у вас от­няли жилье, вас лишили права быть человеком. Взамен же империалисты на штыках принесли вам бесправие. Сегодня они готовят смертельный удар по вашим брать­ям-пролетариям за Днестром. Нет покоя капиталу, пока живет Республика Советов, отвоеванная пролетариатом у живого трупа — старого мира. Буржуи хотят погасить солнце и установить на земле ночь. Но нам, трудящим­ся, даны руки, дан мозг, чтобы свершать. Смерть, пыт­ки, тюрьмы, каторга, казнь, виселица пугают только сла­бых духом. На место павших во вчерашних битвах бой­цов сегодня, — оглянитесь вокруг себя, — встали сотни, тысячи новых защитников дела трудящихся. Да здрав­ствует свобода! Слава труду! Нет империалистам пути на восток, нет им больше места на земле. Смерти — смерть!..

Павел на мгновение смолк. Многоликая толпа дрог­нула, зашевелилась, загудела. Горячей ладонью Павел провел по вспотевшему лбу, оглянулся на стоявших ря­дом товарищей. Он понял, что толпу ему уже не пере­кричать, не утихомирить, улыбнулся, громко запел:

Вставай, проклятьем заклейменный,

Весь мир голодных и рабов!..

Песня перекинулась на трибуну. По ступеням она сбежала вниз, всплеснула крыльями над морем голов. Ее подхватили первые ряды, середина, и вот уже запела вся площадь. Клятвой потекла песня по улицам во все стороны. Пел весь народ, пели дети и взрослые, старики и женщины.

По распоряжению повстанческого комитета на пло­щадь доставили оружие. Несколько подвод пробилось в самую гущу толпы. Оружие должно быть в руках тех, кто борется. И едва смолк «Интернационал», как около подвод началась давка. Ружья, винтовки, наганы раз­бирали мужчины, юноши, женщины. Тут же возникали дружины и отряды. Павел опасался, как бы энтузиазм толпы, захлестнутой стихией, не обернулся против нее же: в сутолоке, давке и неразберихе до несчастья — один шаг; поэтому он распорядился детей и пожилых женщин немедленно отправить по домам.

Площадь кипела. Порядок установился только к ве­черу. Тем временем подразделения румын, подойдя не­заметно с севера, открыли по повстанцам огонь. Толпа дрогнула, началась давка. Крик. Беспорядочная стрель­ба. Стоны. Спасли положение подоспевшие рабочие от­ряды. Они ударили по королевским войскам со стороны железной дороги, и грозившая гибелью всему делу пани­ка была предотвращена. Румыны, не ожидая внезапного и столь сильного натиска, поспешно отступили.

Ночь со 2-го на 3-е мая прошла в тревоге. Богосу удалось пробиться через заслон и бежать из крепости. Это осложнило обстановку: в отчаянии он мог предпри­нять самые крайние меры. Ткаченко отдал приказ овла­деть крепостью. Сам же с основными повстанческими силами занял вокзал, почту, телеграф. Затем бросил почти все свои дружины на. казармы королевских войск, захватил два больших склада с оружием и боеприпаса­ми. Румынские подразделения, перепуганные насмерть внезапным восстанием и утратившие вдруг организо­ванность, бежали куда глаза глядят. В кромешной тем­ноте повстанцы без особого труда овладели большей частью города и взяли под свой контроль все подъезд­ные дороги. Утром Богосу, собрав все наличные войска, перешел в наступление. Французы, размещенные в западной части города, однако, выжидали. Сражение длилось в течение всего дня. Богосу предъявил францу­зам ультиматум. «Восстание надо подавить любой це­ной. Опасная игра с огнем зашла слишком далеко!» — горячился изрядно поблекший и осунувшийся Богосу. За одну ночь у него поседели виски.

Штаб повстанцев разместился на почте. Отсюда Тка­ченко руководил боевыми операциями. Получив доне­сение о том, что французские подразделения пришли в движение, он послал своих людей к Андре Семару и Мартелю. Но он не знал, что накануне развернувшихся событий, как раз в те дни, когда Павел с головой ушел в подготовку восстания, Андре и Мартель были аресто­ваны по подозрению в революционных настроениях и спешно вывезены из города. Известие обеспокоило Тка­ченко, хотя оно и пролило свет на причину выжидания и странную политику невмешательства французов: у них самих, оказывается, было в частях неладно. Теперь же, когда Богосу настаивал, упрашивал и даже угро­жал и когда, наконец, французское командование согла­силось помочь королевским войскам, Ткаченко понял, что надеяться на счастливую случайность не только неразумно, но и преступно. Чутье подсказало ему, что наступил именно тот критический момент, когда про­медление смерти подобно. И он лично с пятью товари­щами отправился в штаб французского командования. Павел знал, на какой риск шел, но выбора у него не оставалось. Когда на карту поставлено все, когда вос­стание оказалось вдруг перед пропастью, надо было ис­пробовать все средства. Павел вручил требование вос­ставших — французские войска в течение двенадцати ча­сов должны покинуть город. Дерзость повстанцев была неслыханной, она возмутила французов. Главнокоман­дующий — седой и сухой, как умершее дерево, старик,— правда, по-джентльменски обошелся с парламентерами, но обещал немедленно обратить оружие против бунтов­щиков.

— Следовательно, вы направите его против себя! — заявил ему Ткаченко.

В полдень четвертого мая воинские подразделения французов, вооруженные винтовками и гранатами, вы­шли на улицы. Ткаченко впервые усомнился в себе. Все ли он сделал, чтобы отразить удар в спину, удар со сто­роны французов? Неужели солдаты начнут братоубий­ственную бойню? Одолевали мучительные сомнения. Он не верил, что будет пролита кровь. И в то же время все складывалось так, что схватки с чужеземцами не миновать. Французы пересекли город и тремя большими колоннами вплотную подступили к основным опорным пунктам восставших — вокзалу, почте, площади. Тка­ченко распорядился не стрелять. Навстречу французам с баррикад была выслана с красным флагом группа безоружных юношей и девушек. Девушки пели «Мар­сельезу».