Уильям Теккерей - Ньюкомы, жизнеописание одной весьма почтенной семьи (книга 2)

• Название: Ньюкомы, жизнеописание одной весьма почтенной семьи (книга 2)
• Автор: Уильям Теккерей
• Жанр: Проза

---

- Что ж, выкладывайте все начистоту, Клайв! - вопила полковая дама, принимая величественную позу и простирая свою мощную длань над беспомощным своим чадом. - Полковник признался, что пошел жить в богадельню, как последний нищий! Он промотал свои денежки, - да и мои в придачу! - промотал деньги этой беззащитной малютки (успокойся, Рози, любовь моя!), а теперь окончательно осрамил семью своим низким и недостойным - да-да, низким и недостойным и постыдным поведением! Ах, моя деточка, моя бесценная деточка! Я не в силах думать, что твой свекор очутился в работном доме!

Между тем Рози, над которой мать произносит этот душераздирающий монолог, стонет и всхлипывает, лежа на диване среди выцветших ситцевых подушечек.

Я хватаю за руку Клайва, который, слыша, как эта фурия поносит его доброго родителя, в бессильной ярости бьет себя кулаком по лбу. Жилы на его кулаке вздулись, и все его тело содрогалось и трепетало от безысходной муки.

- Друзья полковника Ньюкома, сударыня, - говорю я, - держатся иного мнения, чем вы, и считают, что он лучше вас или кого бы то ни было способен судить о том, что ему прилично, а что нет. Все мы, любившие его во дни его процветания, еще больше любим и уважаем его за то, как он переносит свое несчастье. Неужели, по-вашему, его знатный друг, граф X., благословил бы его на поступок, недостойный джентльмена? Или, может быть, принц де Монконтур одобрил бы его действия, если бы не был восхищен ими? (Трудно передать, до чего мне претили подобные доводы и как глубоко я презирал эту женщину, на которую, я знал, они подействуют.) И как раз сейчас, - добавил я, - я возвращаюсь от Серых Монахов, куда ездил с одной родственницей полковника, питающей к нему безграничную любовь и почтение. Она мечтает помириться с ним и дожидается внизу, горя желанием пожать ему руку и обнять жену Клайва.

- Кто же это? - говорит полковник, ласково взглянув на меня и продолжая гладить по головке внука.

- Кто это, Пен? - спрашивает Клайв. И я шепнул ему: "Этель". Он вскочил с места и с возгласом: "Этель! Этель!" - бросился вон из комнаты.

Малютка Рози тоже приподнялась на своем диване и ухватилась худенькой ручкой за скатерть, и на щеках ее ярче обычного выступили два багровых пятна. Я понял, что ее маленькое сердечко преисполнилось жестокой муки. Господи помилуй, ведь именно близкие повинны были в том, что оно сейчас изнемогало от ревности!

- Как, мисс Ньюком? Рози, душечка, накинь шаль! - восклицает полковая дама, и на лице ее появляется недобрая улыбка.

- Это Этель. Этель, моя племянница. Я любил ее, когда она была еще совсем маленькой, - говорит полковник, поглаживая мальчика по головке. - Она очень хорошая, очень красивая и милая девочка.

Страдания, перенесенные Томасом Ньюкомом, сокрушили доброе сердце старика, и теперь он порой терял ощущение реальности. То, что продолжало доводить Клайва до бешенства, уже не действовало на его отца; оскорбления этой женщины только ошеломляли его и притупляли его чувства.

Дверь отворилась, и белокурый мальчуган поспешил навстречу гостье, которая вошла под руку с Клайвом, измученным и бледным как смерть. Мальчик, не сводя глаз с величавой Дамы, следовал за ней, а она подошла прямо к дядюшке, по-прежнему сидевшему понурив голову. Мысли его были далеко. Он потянулся к ребенку, желая опять приласкать его.

- Посмотри, отец, кто к нам пришел, - говорит Клайв, кладя руку на плечо старика.

- Дядюшка, это я, Этель! - воскликнула девушка и взяла его за руку; она опустилась перед ним на колени, обняла его за шею, поцеловала и расплакалась у него на плече. Через минуту он совсем опомнился. Он обнял ее с былой горячностью и принялся осыпать ее ласковыми именами, произнося какие-то отрывочные фразы, как то бывает с глубоко растроганными людьми.

Мальчуган подошел вплотную к креслу, на котором сидел дед, обхвативший руками гостью, а над всеми тремя склонилась высокая фигура Клайва. На Рози было страшно смотреть: ее взгляд был прикован к этой группе, а на лице появилась какая-то мученическая улыбка. Миссис Маккензи созерцала всю сцену, стоя с надменным видом позади дивана. Она попыталась взять исхудалую горячую руку Рози. Бедняжка вырвала ее прочь, уронив при этом с пальца обручальное кольцо; и тогда, спрятав лицо в ладонях, она заплакала... заплакала так, что казалось, ее маленькое сердце вот-вот разорвется. Господи, как много всего было в этом взрыве затаенных чувств и накипевшей боли! Кольцо покатилось по полу; мальчик пополз за ним, подобрал и протянул матери, глядя на нее своими большими, полными удивления глазами.

- Мама плачет?.. Вот мамино колечко! - пролепетал он, отдавая ей золотой ободок.

С пылкостью, которой я никогда прежде не замечал в ней, она схватила ребенка и сжала в своих слабых руках. Силы небесные! Какие жестокие страсти, какая ревность, горе, отчаяние томили и терзали сердца этих людей, которые, повернись их судьба иначе, могли бы жить счастливо!

Клайв подошел к дивану и, с величайшей нежностью и лаской склонившись над женой и сыном, стал всячески утешать ее добрыми словами, коих я, признаться, старался не слышать, смущенный тем, что присутствую при этой неожиданной сцене. Впрочем, никто здесь не обращал внимания на свидетелей; даже миссис Маккензи временно безмолвствовала. Речи Клайва, наверно, были очень бессвязны, однако женщины в подобных случаях отличаются большим самообладанием; и вот Этель с той благородной грацией, какую я затрудняюсь описать, подошла к Рози, села возле нее и принялась рассказывать о том, как давно ее мучает, что у них с милым дядюшкой произошел разлад. Она говорила о детстве, когда он был для нее вторым отцом; о своем желании, чтобы Рози полюбила ее как сестру, и высказывала надежду, что скоро все переменится к лучшему и они обретут счастье. Она не забыла выразить матери восхищение ее красивым и понятливым мальчиком; рассказала, как воспитывает племянников, и пожелала, чтобы крошка Томми тоже звал ее "тетя Этель". Сейчас ей пора ехать, но она бы хотела прийти опять. А может быть, Рози с сынишкой навестят ее? Он согласен ее поцеловать? Томми с радостью последовал ее приглашению; но когда Этель на прощение обняла и поцеловала его мать, на лице Рози опять появилась та же мученическая улыбка, и губы, прикоснувшиеся к щеке Этель, были совсем бескровными.

- Завтра я опять приеду навестить вас, можно, дядюшка? Я сегодня побывала в вашей комнате, сэр, говорила с вашей ключницей - она премилая старушка. Я видела ваше черное форменное платье. Завтра вы непременно его наденьте, и мы отправимся с вами гулять: вы покажете мне все старинные живописные постройки во дворе вашей богадельни. А потом я зайду к вам и приготовлю вам чай; ключница сказала, это можно. Вы проводите меня до экипажа? Впрочем, нет, пусть это сделает мистер Пенденнис. - И она вышла из комнаты, подав мне знак следовать за ней.

- Вы сейчас же поговорите с Клайвом, хорошо? - сказала она мне за дверьми. - А вечером заедете ко мне, чтобы нынче же узнать, как все было.

Я поспешил назад, ибо, сказать по правде, мне не терпелось обрадовать старых друзей доброй вестью.

Сколь ни было коротко мое отсутствие, миссис Маккензи успела воспользоваться им, чтобы вновь повести атаку на Клайва и его родителя и объявить, что Рози, конечно, может ехать к этой мисс Ньюком, которую все уважают лишь за ее богатство, но уж она-то ни за что к ней не поедет - ни за что!

- Наглая гордячка! Эко передо мной важничала! Видно, решила, что я здесь за прислугу, - витийствовала миссис Маккензи. - Ну да, вроде половой тряпки под ногами! Или собачонки, на которую не стоит и слова потратить! Так она стояла, картинно раскинув руки и рассуждая о своей принадлежности к собачьей породе, когда я вернулся в гостиную и вспомнил, что Этель действительно за весь свой визит не удостоила миссис Маккензи ни единым словом,

Я притворился, будто ничего не заметил, и поспешил сказать, что мне надобно поговорить с Клайвом в его мастерской. Миссис Маккензи, знавшая, что я раза два доставал Клайву заказы на рисунки, была со мной любезна и не воспротивилась нашему уходу.

- А ты не пойдешь с нами выкурить трубочку, папа? - спросил Клайв.

- Уж конечно, ваш папенька намерен просидеть здесь до самого обеда! говорит полковая дама, презрительно тряхнув головой.

Когда мы вышли на лестницу, Клайв с тяжким вздохом пробормотал что-то вроде: "...сил больше нет выносить это, ей-богу!"

- Дай отцу сигару, Клайв, - сказал я. - А теперь, сэр, усаживайтесь в кресло, и пусть это будет самая приятная сигара, какую вам приходилось курить. Так вот что, Клайв, дорогой мой дружище, тебе не придется больше терпеть полковую даму! Если хочешь, можешь сегодня же избавиться от этого наваждения! И отца можешь снова вернуть под свой кров.

- Что вы, Артур, мне нужно к десяти быть обратно, сэр. В десять часов отбой: барабан бьет... то бишь колокол прозвонит, и запрут ворота. - И он рассмеялся и покачал своей стариковской головой. - Вдобавок, ко мне прибудет в гости молодая леди, сэр. Она придет приготовить мне чай, и мне надобно попросить миссис Джоунз, чтобы все у нас было, что требуется... все, что требуется. - И старик опять рассмеялся.