Александр Дюма - Кавказ

• Название: Кавказ
• Автор: Александр Дюма
• Издательство: Мерани
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1988

В 1858–59 годах А. Дюма путешествовал по России. Три месяца он провел на Кавказе. В апреле 1859 года в Париже вышли три тома его впечатлений от поездки на Кавказ. В 1861 году в сокращенном виде «Кавказ» был издан на русском языке.

Нынешнее издание, несмотря на незначительные купюры, — самое полное издание «Кавказа» в нашей стране.

Перевод с французского П. Н. Роборовского, литературная обработка, перевод недостающих частей, вступительная статья, послесловие, примечания и комментарии М. И. Буянова, редактор — доктор филологических наук, профессор Т. П. Буачидзе.

---

Оказалось, что картофель есть.

— Так пусть он даст несколько, — сказал я Григорию.

Григорий передал нашу просьбу. Хозяин подошел к мальчику и опять толкнул его ногой. Тот встал с жалобным видом и стонами, шмыгнул, как и в первый раз, под прилавок, исчез в темном углу и возвратился с папахой, полной картофеля. Он выложил его у наших ног и пошел снова спать. Я бросил несколько картофелин в горячую золу и принялся искать глазами место, где бы мог прислониться, чтобы отдохнуть. Муане отыскал в санях старую баранью шкуру, которая служила покрывалом для наших ног, раскинул ее на земле и лег, подставив в качестве изголовья бревно.

Григорий также нашел местечко, прислонился ко мне спиною, и мы заснули, упершись друг в друга.

Есть положения, в которых вы, как бы ни были утомлены, не можете спать долго, — я проснулся уже через 15 минут.

Как путешественник я выработал вызывающую у многих зависть способность спать в каком бы то ни было положении и чувствовать себя свежим, как бы ни был сон короток.

Нередко, после продолжительных ночных занятий, когда я остаюсь в постели только час или два, глаза мои закрываются, и если я лежу лицом к стене, голова упирается в нее, а если сижу за столом, то голова моя опускается на него. Тогда, как бы стеснительно не было положение, какой бы угол я ни занимал собою, я засыпаю на пять минут и пробуждаюсь достаточно уже отдохнувшим для того, чтобы снова приняться за работу.

Пословица «кто спит, тот тем самым и обедает» составлена не для меня, ибо я просыпаюсь всегда голодным.

С помощью кинжала я вытащил из огня несколько картофелин: они уже испеклись. Я потребовал соли. Хозяин вновь ударил мальчика ногой, тот проснулся и, полусонный, принес кусок соли, толстый как орех; в таком виде соль имела то достоинство, что середина ее по крайней мере была чиста.

Повсюду на Кавказе соль продают плитками — в том виде, в каком добывают ее из копей. Не знаю, куда идет огромное количество морской соли, собираемой в озерах; исключая столов богатых лиц, я всегда находил здесь соль только в виде плит.

Я съел четыре или пять картофелин и тем самым немного утолил голод.

Наконец, около двух часов утра, мы услыхали звон бубенчиков. Мы — Григорий и я — побежали к дверям, Муане продолжал спать глубоким сном. Наша телега тащилась с помощью нанятых лошадей, о почтовых же и о ямщике не было ни слуху, ни духу.

Оказалось, что болван Тимофей позволил ямщику выпрячь лошадей и уехать с ними, а сам остался один. Днем еще положение его было сносно, но ночью ему послышался вой, который становился все ближе и ближе, пока бедный Тимофей не заметил вспыхивающего в темноте какого-то блеска, похожего на искры. Тогда он припомнил, что настала пора собак и волков. Тимофей стал искать, не оставили ли мы ему какое-нибудь оружие, но у нас не было никакого, кроме трех ружей, которые мы постоянно носили с собой.

Волки долго не решались приблизиться к телеге: эта масса, незнакомая им по форме, беспокоила их. Наконец один из них рискнул и, подойдя, присел на задних лапах в двадцати шагах. Тогда Тимофей взобрался на самый верх повозки. Увидев это, волк пустился наутек, но, обнаружив чуть позже, что все опять утихло, и не слыша никакого шума, волк успокоился и, вместо того, чтобы остановиться, как прежде, в двадцати шагах, зверь подошел наполовину ближе. Перепуганный Тимофей запустил в него папахой, и волк вторично обратился в бегство.

Это был упорный волк, и он снова пошел на приступ.

Тимофей начал думать о новой обороне и вспомнил о нашей дорожной кухне. Сначала он бросил в волка крышку, затем рашпер, далее кастрюлю, потом сковородку, наконец тарелки. Волк все возвращался и, казалось, даже возвестил своим товарищам: «Видите, никакой опасности нет — пойдемте за мной».

И волки, видя смелость своего товарища, собирались все больше и ближе. У Тимофея осталось только два метательных орудия — котелок и половник. Вместо того, чтобы рискнуть и ими, что совершенно обезоружило бы его, он ударил их один об другой. При этом волки разбежались, но не так далеко, как бы понимая, что этот шум не очень-то опасен. Через четверть часа они появились перед Тимофеем в гораздо большем числе и на сей раз, по-видимому, с твердым намерением довести свое дело до конца.

Тимофей понял, что если не придумает другого способа обороны, то он погиб. Волки, несмотря на свои превосходные глаза, не могли видеть сквозь его тулуп и несколько шинелей, чтобы понять, что имеют дело со скелетом, и стали наступать все больше и упорнее. Тогда светлая мысль промелькнула в тупом мозгу Тимофея. Он имел при себе коробок спичек. Бросив на волков половник и котелок, он вытащил коробку спичек, спичка загорелась с треском и мгновенно осветила темноту. Волки побежали назад, но скоро опять воротились. Тимофей зажег вторую спичку, потом третью, четвертую. Каждый раз как он прекращал эту игру, волки приближались на один шаг. Он зажигал спичку — и волки останавливались. Это продолжалось целый час. Когда нанятые нами извозчики показались на косогоре, у Тимофея оставались последние спички. Услышав звон бубенчиков, топот лошадей и крик ямщиков, волки разбежались. Люди думали, что найдут Тимофея замерзшим, а он был с ног до головы в поту.

Он рассказал им про свое приключение. Те начали отыскивать разные принадлежности нашей кухни и нашли все. Два жареных цыпленка, на которые я рассчитывал, исчезли. Без сомнения, Тимофей впопыхах бросил их волкам вместе с другими вещами.

Мы надеялись, что излишне предупреждать Тимофея, чтобы он не позволял ямщикам выпрягать своих лошадей и уехать с ними, и в этом случае, как показали последствия, поступили неблагоразумно.

Глава LIII Сурам

Тимофей был спасен от волков и прибыл жив да здоров, но прибыл на лошадях и с ямщиками, которых мы к нему послали, телега же была полностью разбита.

Я спросил людей, привезших Тимофея и разбитую телегу, сколько они возьмут до первой станции. Они запросили восемь рублей. С десятью рублями, которые я им уже дал, это составляло восемнадцать рублей, т. е. семьдесят два франка за одну станцию, не считая четырех рублей, выданных горийскому станционному смотрителю. Это было дорого. Я отказался, решив, чтобы Тимофей подождал здесь с телегой, пока не пришлю за ним почтовых лошадей с первой же станции.

Оставалось рассчитаться с хозяином. Я съел пять картофелин, а мои товарищи ничего в рот не брали. Он потребовал пять рублей, т. е. по четыре франка за каждую. Это было гораздо дороже лошадей.

— Дайте ему рубль, но не за картофель, а за пять часов, проведенных нами под его крышей, — произнес я, — рубль или плеть на выбор!

Хозяин не знал, на что решиться, и наконец согласился. Этот молодец выглядел так подозрительно, что в другое время иначе поступил бы, попадись ему кто-нибудь из нас безоружным; но наши двуствольные ружья, наши кинжалы нелегко переварились бы в его желудке. Он не попытался против нас даже слова вымолвить.

Мы сели уже в сани и хотели было двинуться, как ямщики раздумали, они предлагали свезти телегу до следующей станции за пять рублей. Мне наскучило спорить, и я согласился, но предупредил их, что заплачу им только по приезде. Это недоверие, по-видимому, нисколько не оскорбило их.

Лошадей запрягли в телегу, разбудили Тимофея, уже заснувшего возле огонька, заставили его сесть в повозку и объявили ему, что на этот раз и в будущем он должен следовать в авангарде. Тимофей не возражал, у него был только один недостаток, по крайней мере, с моей точки зрения, — я не хочу ставить ему в вину тех недостатков, за которые другие упрекнули бы его, — он был слишком ленив.

Было около четырех часов утра, и нам оставалось проехать двенадцать верст. Мы стали до такой степени равнодушны к опасности, что не спросили даже, хороша ли дорога.

К счастью, она была хороша. Мы прибыли на станцию в семь часов утра.

— Лошадей нет!

И это мы слышим в семь часов утра, зимой, когда метровый снежный покров за окном!

Без всякого объяснения я показал, но не подорожную, — да будет ведомо, как станционные смотрители в России ценят две казенные печати, — а плеть. В Гори я нарочно открыл чемодан и достал плеть, подаренную мне князем Тюменем, плеть, которою раз он убил одним ударом голодного волка, хватавшего князя за горло. Приглашаю тех из моих читателей, которые пожелали бы путешествовать по России, обратиться ко мне за формою плети, я с удовольствием готов раздарить всем секрет этого оружия.

После этого лошади как будто выросли из земли.

В десять часов мы были уже в селении Сурам.

— Лошадей!

— Нет их.

— Любезный друг, — посоветовал Муане, — наденьте какой-нибудь орден, хоть на шею, иначе мы никогда не доедем.

Я открыл чемодан, в котором хранились ордена, подобно тому, как в другом чемодане находилась плеть, — эти два великие побудительные средства, нацепил звезду Карла Третьего и повторил свое требование.