Герд Кёнен - Между страхом и восхищением: «Российский комплекс» в сознании немцев, 1900-1945

• Название: Между страхом и восхищением: «Российский комплекс» в сознании немцев, 1900-1945
• Автор: Герд Кёнен
• Издательство: РОССПЭН
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-8243-1359-8

Немецкий историк и публицист Герд Кёнен на основе интереснейшего документального материала рассматривает историю и эволюцию образа «Востока» и России в сознании немцев в первой половине XX в. Полемизируя с историками, считающими, что русофобские тенденции еще с XIX в. превратили этот образ в комплекс «российской (а потом красной) опасности», он утверждает, что вернее было бы описывать данный «комплекс» как «колебание между страхом и восхищением, фобийным защитным отталкиванием и страстным притяжением, причем встречными и зачастую взаимопереплетенными».

Книга предназначена для специалистов-историков и широкого круга читателей, интересующихся историей взаимоотношений России и Германии.

---

В сентябре 1914 г. он представился посланнику фон Ромбергу (граф был остзейским немцем и говорил по-русски) как эстонский социалист-эмигрант, обладающий «связями с российскими революционерами», и задал вопрос, готова ли Германия подумать о «перспективах революции» в России. Ромберг не забыл об этом человеке и весной 1915 г. снабдил его немецким паспортом на имя Александра Штейна и первой денежной суммой для создания сети контактов с Россией через Скандинавию. В то время Кескюла уже не был большевиком, а действовал в соответствии с собственным скрытым тактическим замыслом. «Цель [его] была независимость Эстонии и изгнание России из Европы… Российская революция могла бы начаться лишь после военного поражения и оккупации приграничных областей, а Ленин — тот человек, который смог бы осуществить ее»{230}.

В марте 1915 г. Кескюла подал в берлинский МИД меморандум, который был передан далее рейхсканцлеру. В нем информатор Ромберга сообщал о конференции российских революционеров «под руководством известного Ленина, причем все до одного выступали за поражение России»[51].

Это известие «произвело сильное впечатление» на революционеров в России и в эмиграции, особенно во Франции. Кроме того, Кескюла рекомендовал «усилить попытки мобилизовать евреев против России… Это вызовет ужесточение мер российского правительства против евреев, а тем самым — протесты евреев во Франции, Англии и Америке»{231}.

Эти изрядно циничные предложения свидетельствуют о том, что Кескюла был независимым политиком, ведущим собственную игру с широким, пусть и воображаемым, радиусом действия. В начале мая 1915 г. его вызвали в Берн, и Надольный составил вместе с ним новый меморандум, посвященный исключительно Ленину.

Помимо прочего Кескюла утверждал: «Сильная сторона Ленина — его организаторские способности. Жесткая централизация. Относительно лучшая среди русских организаций. Как ни странно, у него всегда есть деньги». Личность вождя большевиков он оценивал в иронически-высокомерном и одновременно восторженном тоне просвещенного европейца: «Ленин обладает жесточайшей и беспощаднейшей энергией. Его беспардонная и беспощадная отчаянная смелость дополняет восточную дипломатию, характерную для России. Ленин настоящий московит…» Его партийная фракция превратилась в «самую радикальную оппозицию из всех национально-русских революционных организаций» и теперь «достигла того пункта, когда поражение России было бы наименьшим, а победа России над Германией — наибольшим злом»{232}.

Кескюла в разговоре с Фатреллом называл Ленина (со смешанным чувством гордости) «моим протеже», которого «только я и выдвинул»{233}. Это, конечно, чушь. Но и позднейшие историки приписывали Кескюле ключевую роль в ориентации германской политики революционизирования на фракцию Ленина, сводя это прежде всего к тому, что Кескюла настоятельно предостерегал немецкую сторону от контактов с меньшевиками, поскольку те «видели свою главную задачу в том, чтобы расколоть немецких социал-демократов и склонить их к позиции в пользу мира, косвенно содействуя российскому правительству»{234}.

Таким образом, просматривается основной костяк немецко-большевистских отношений. Для германской военной политики, нацеленной на «разложение» царской империи, большевики были в конечном счете менее рискованным партнером, поскольку позиция Ленина — несмотря на ее бескомпромиссный радикализм — в германской внутренней политике усиливала позицию скорее «кайзеровских» социал-демократов большинства, чем левых независимых социал-демократов, которые начиная с 1915 г., подобно российским меньшевикам, начали выступать за всеобщий демократический мир без аннексий и контрибуций. Ничто не вызывало у Ленина в полемике большего ожесточения, чем этот «поповский лозунг», который стал опознавательным знаком «самых подлых оппортунистов» «с Каутским во главе»{235}.

Разумеется, ленинские лозунги превращения мировой войны в «европейскую гражданскую войну» и «всех отдельных государств Европы в республиканские Соединенные Штаты Европы» звучали куда опаснее, но вместе с тем и более абстрактно. Конкретным же и практическим было недвусмысленное утверждение Ленина, «что с точки зрения рабочего класса и трудящихся масс всех народов России наименьшим злом было бы поражение царской монархии, самого реакционного и варварского правительства»{236}. Здесь можно поймать его на слове.

Как бы сурово ни осуждал он германский империализм, лицемерно ссылавшийся «на защиту родины, борьбу с царизмом, на отстаивание свободы культурного и национального развития», куда более жестко звучали у него проклятия в адрес французских буржуа и их оправдания войны: «…ибо наделе они защищают более отсталые в отношении капиталистической техники и более медленно развивающиеся страны, нанимая на свои миллиарды черносотенные банды русского царизма для наступательной войны, т. е. грабежа австрийских и немецких земель»{237}. И когда Ленин обвиняет немецкую буржуазию (и прусских юнкеров) в том, что она «всегда была вернейшим союзником царизма» и в дальнейшем «направит все свои усилия, при всяком исходе войны, на поддержку царской монархии против революции в России»{238}, то это только дополнительная ширма для возможного сотрудничества с германскими властями.

Беседы и договоренности

В сентябре 1915 г. Кескюла, наконец, напрямую встретился и побеседовал с Лениным. Цель этих переговоров состояла в получении «сведений об условиях, на которых российские революционеры в случае победы революции были бы готовы заключить с нами мир». Ленин от имени своего воображаемого революционного правительства обещал реализовать «предложение о мире без оглядки на Францию», если Германия откажется от аннексий и контрибуций в отношении России — что, добавил Кескюла как эстонец (с учетом защищаемого Лениным права нерусских народов на самоопределение), никоим образом не должно было бы исключить «отделения от России национальных государств, которые могли бы сыграть роль буферных». Ленин также заявил об отказе от всех российских претензий к Турции и о намерении вторгнуться в Индию (это искаженная передача ленинских слов о том, что российская революция неизбежно вызовет восстания в Британской империи, и прежде всего в Индии, которые революция будет активно поддерживать){239}.

Программа Ленина казалась, по крайней мере во внешнеполитическом отношении, вполне совместимой с германским военным планированием. Мы так и не узнаем, было ли Ленину известно о том, что к бывшему члену его партии Кескюле обращались с вопросами от имени германского правительства, или о том, что он информировал немцев. У него имелись серьезные основания так думать. Да и вокруг Кескюлы, его многочисленных поездок и его жизни на широкую ногу возникало множество недвусмысленных слухов{240}. Но Ленин как будто ничего не хотел знать об этом — и, вероятно, такова была его основная позиция во всех этих вопросах.

Роль связного, кстати, играл молодой эстонский большевик Артур Зифельдт, он был частым гостем в доме Ленина и организовывал контакты с Кескюлой — или vice versa. Отсюда возникла договоренность, выгодная обеим сторонам. Кескюла поставлял деньги, получаемые им от немецких инстанций (вплоть до 1917 г. это составило около четверти миллиона золотых марок{241})[52], либо Зифельдту для партийных групп в Швейцарии, либо секретарю стокгольмской большевистской организации Богровскому (который, надо заметить, часть денег присваивал). Возможно, какие-то средства получали и другие российские социалисты — противники войны. Этими вливаниями финансировалась — помимо партийных типографий и изданий — прежде всего дорогостоящая система курьерской связи с Россией, которая проходила через Финляндию{242}.

Контакты с финскими подпольными группами, которым и так уже основательно помогали германские службы, поддерживали и Кескюла как эстонский социалист, и действовавшие в Скандинавии большевики. В то время финское освободительное движение еще не раскололось на «красных» и «белых». Стокгольмский клуб «Пеликан», где бывал и Альфонс Паке, «основанное в начале войны товарищество финнов, шведов и немцев», действовал как своего рода расчетная (клиринговая) палата*. Благодаря этому Кескюла мог знакомиться с поступавшими из России сообщениями о внутреннем положении и о планировавшихся акциях подпольных революционных групп и передавать их германским инстанциям{243}.

Более важные маршруты связи между германскими властями и группой Ленина пролегали, однако, через Парвуса-Гельфанда,

Во фрагменте из неопубликованного романа Паке «От ноября до ноября» говорится, что стокгольмский клуб «Пеликан» объединял финских борцов за независимость, которые в гражданской войне 1918 г. влились в ядро «белых», с финскими социалистами, позднее принадлежавшими к ядру «красных», а также шведскими «активистами», которые в войне с Россией хотели выступать на стороне Германии, чтобы создать романтическую Северную империю — с включением Финляндии и Прибалтийских стран. Кроме того, в этой среде вращались прибалтийские борцы за независимость, буржуазные или социалистические (как Кескюла), стремившиеся оторвать свои страны от царской империи. Ну и, конечно, немецкие дипломаты, корреспонденты и агенты, работавшие на «разложение» Российской империи. Российская революция, и прежде всего большевистский переворот, привела затем к внезапному распаду этого разнородного объединения (см.: Paquet A. Von November bis November: Ms. Bl. 75 ff.). а также ряд других личностей, которые ничего не знали друг о друге (это тщательно обеспечивалось). Тем не менее бросаются в глаза некоторые совпадения по времени встреч и по их участникам. Так, личная встреча Парвуса с Лениным в сентябре 1915 г. состоялась незадолго до разговора с Кескюлой. Да и Парвус встречал Ленина в обществе Зифельдта, который, весьма вероятно, организовывал встречи и, по крайней мере, прикрывал их. Ленин, увидев своего старого соратника, заметно удивился, но не проявил недовольства и вошел с ним в квартиру. О том, что он после короткого спора отослал «Парвуса с поджатым хвостом», мы узнаем только из относившегося к советским временам отчета Зифельдта, который цитирует Ленина; сам он не присутствовал при этом{244}.