Орсон Скотт Кард - Говорящий от Имени Мертвых. Возвращение Эндера

• Название: Говорящий от Имени Мертвых. Возвращение Эндера
• Автор: Орсон Скотт Кард
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-389-08223-6

Продолжение Игры Эндера, одной из величайших саг в истории научной фантастики, лауреата Хьюго, Небьюлы и множества других наград.

Когда война человечества с жукерами завершилась тотальным уничтожением враждебной расы, мальчик, на плечи которого легла вся тяжесть этой победы, исчез. И тогда люди услышали Говорящего от Имени Мертвых, человека, который рассказал, что на самом деле произошло в том эпическом сражении, когда с лица Вселенной была в одночасье стерта целая раса разумных существ. И люди ужаснулись содеянному и прокляли имя своего спасителя.

И теперь Эндрю Виггин–Эндер Ксеноцид, Эндер Убийца – странствует среди звезд в поисках планеты, которая поможет ему искупить вину и позволит вернуть к жизни тех, кого он уничтожил. И везде, куда бы ни завела его дорога, он Говорит от Имени Мертвых, возвращая надежду живым.

---

Валентине хотелось разорвать цепи привычного, избавить ребят от догматизма и интеллектуального гниения, которые в той или иной мере присущи любому университету. Они не возьмут с собой припасов, а есть будут дикий хапрегин, которого полным-полно в долинах и ущельях, и халькигов, если у аспирантов хватит ума и отваги убить хоть одного. Когда утоление голода зависит от собственных усилий, отношение к истории почему-то меняется, люди начинают понимать, что важно, а что нет.

Университетские власти поворчали, но дали разрешение, она на свои деньги наняла одну из лодок Джакта – тот только что стал главой одной из скриколовецких семей. Джакт был воплощением извечного моряцкого презрения к ученым, в лицо называл их skräddare[9], а уж за спиной… Он заявил Валентине, что через неделю ему придется возвращаться с лова и спасать умирающих от голода студентов. Вышло наоборот. Профессор и ее парии, как они себя окрестили, замечательно провели время, построили что-то вроде деревни и пережили удивительный всплеск разнообразнейших идей, довольно серьезно отразившийся по возвращении на содержании университетских изданий, особенно исторических.

После этого Валентину атаковали сотни желающих поехать с ней на два оставшихся летних сондринга, а мест в лодке, между прочим, всего двадцать. Но куда важнее было то, что произошло с Джактом. Нельзя сказать, чтобы он получил хорошее образование, зато замечательно знал Трондхейм. Он мог без карты пройти половину экваториального моря, знал маршруты айсбергов и нутром чуял, где в ледовом поле трещина, всегда угадывал, где соберется на танец скрика, умело располагал людей и заставал добычу врасплох. Зато его самого врасплох не могла застать даже погода, и Валентина сделала вывод, что нет в мире неожиданности, к которой Джакт не был бы готов.

Кроме разве что ее самой. Когда лютеранский пастор – не кальвинист – обвенчал их, они оба были скорее удивлены, чем счастливы. То есть нет, они были счастливы. Впервые с тех пор, как она оставила Землю, Валентина чувствовала себя дома и в мире со всем. Вот почему ребенок рос внутри ее. Ее дорога привела ее к порогу дома. И она была благодарна Эндеру за то, что он понял, за то, что без слов, без споров согласился считать Трондхейм конечным пунктом их трехтысячелетней одиссеи, финалом карьеры Демосфена. Она нашла способ укорениться во льдах этого мира и теперь пьет его соки, которыми не смогли поделиться с ней другие планеты.

Ребенок толкнулся, прервав ее размышления. Валентина оглянулась, увидела, что вдоль причала к ней идет Эндер со старой сумкой на плече, и решила, что он хочет поехать с ней на сондринг. Она не знала, радоваться этому или нет. Эндер будет вести себя спокойно и ненавязчиво, но он не может скрыть своего блистательного понимания человеческой природы. Посредственности не обратят на него внимания, но лучшие, те, кого она хотела научить генерировать собственные мысли, неизбежно пойдут за этим мощным подледным потоком, начнут улавливать намеки, сделанные Эндером. Результат получится впечатляющим, тут сомнений нет (в конце концов, она сама не раз обращалась к его помощи), но это будут мысли Эндера, а не самих студентов. Это как раз то, чего она хотела избежать, когда придумала сондринг.

Но она не откажет ему, когда он попросит. Говоря по правде, она счастлива, что он захотел поехать. Конечно, она любит Джакта, но как же недостает ей той постоянной близости, что царила между ней и Эндером, до того как она вышла замуж. Пройдут годы, прежде чем между ней и Джактом установится подобная близость. Джакт тоже знал это и мучился: муж не должен бороться с шурином за любовь своей жены.

– Хо, Вэл, – сказал Эндер.

– Хо, Эндер. – Они одни на пристани, их никто не слышит, можно назвать его привычным детским именем; и какое ей дело до того, что для всего остального человечества это имя давно стало символом зла?

– А что ты будешь делать, если твой кролик решит выпрыгнуть из норки во время сондринга?

Она улыбнулась:

– Папа завернет кролика в шкуру скрики, я стану петь бесхитростные песни Севера, а у студентов появится много свежих идей о влиянии материнства и младенчества на ход мировой истории.

Какую-то минуту они смеялись вместе, и вдруг Валентина поняла (она не знала, откуда пришло это убеждение), что Эндер вовсе не собирается ехать с ней, что он сложил свою сумку, потому что покидает Трондхейм. И он не хочет брать ее с собой. Ее, Валентину. Слезы навернулись на глаза, внутри стало странно пусто. Он протянул руки и обнял ее, как прежде, как всегда, но теперь мешал живот, и объятия получились неловкими и неуверенными.

– Я думала, ты останешься, – прошептала она. – Ты отказывался, ты говорил «нет» на все приглашения.

– Сегодня пришло такое, что я не смог отказать.

– Я могу родить ребенка на сондринге, но не на пути в другой мир.

Как она и догадывалась, Эндер и не думал звать ее.

– Девочка будет ослепительной блондинкой, – улыбнулся Эндер. – Она, пожалуй, не приживется на Лузитании. Там все – потомки бразильцев, смуглые, как жужелицы.

Значит, он летит на Лузитанию. Валентина мгновенно сообразила почему: вчера вечером в программе новостей сообщили, что свинксы убили одного из ксенологов.

– Ты сошел с ума.

– Не окончательно.

– Ты знаешь, что произойдет, если люди узнают, что тот самый Эндер отправился на планету, где живут свинксы? Да они распнут тебя!

– Они распяли бы меня и здесь, если б знали, кто я. Обещай не рассказывать им.

– Ну что хорошего даст им твой приезд? Он будет мертв уже двадцать лет, когда ты приедешь.

– Большинство моих клиентов успевают хорошенько остыть к тому времени, как я начинаю Речь. Основное неудобство бродячей жизни.

– Я надеялась, что больше не потеряю тебя.

– А я знал, что нам придется расстаться, в тот самый день, когда ты встретила Джакта.

– Ты должен был сказать мне! Я не стала бы…

– Поэтому и не сказал. Но ты ошибаешься, Вэл, ты все равно поступила бы так. И я хотел этого, очень хотел. Ты никогда не была такой счастливой. – Он положил ладони на ее живот. – Гены Виггинов требовали продолжения рода. Ты должна родить не меньше дюжины.

– Те, кто заводит больше четырех детей, дурно воспитаны, те, у кого их больше шести, жадины, а если больше семи, значит их родители просто варвары. – Она еще говорила, а в уме уже прикидывала, как лучше управиться с сондрингом: поручить все дела ассистентам, вовсе отменить поход или отложить его, пока Эндер не уедет.

Тут Эндер прервал ее размышления:

– Как ты думаешь, найдется у твоего мужа лодка для меня? Я хотел бы за ночь попасть на марельд[10], чтобы утром поймать челнок, который доставит меня к моему кораблю.

Такая спешка была просто жестокой по отношению к ней.

– А если бы тебе не была нужна лодка Джакта, ты бы и прощального письма не оставил.

– Я принял решение пять минут назад и отправился прямо к тебе.

– Но ты купил билет, а для этого требуется время.

– Совсем немного, если покупать корабль.

– Почему ты так торопишься, ведь путешествие займет десятки лет?

– Двадцать два года.

– Двадцать два! Так что для тебя значат несколько дней?! Почему ты не можешь подождать месяц, пока не родится ребенок? Увидел бы ее.

– Через месяц, Вэл, у меня наверняка уже не хватит мужества оставить тебя.

– Так не уезжай! Что тебе эти свинксы? По-моему, твоей истории с жукерами достаточно для одной человеческой жизни. Оставайся, женись, заведи семью, как я. Эндер, ты открыл звезды для колонизации, оставайся и попробуй плоды дерева, которое когда-то посадил.

– У тебя есть Джакт, у меня – только компания несносных студентов, стремящихся обратить меня в кальвинизм. Мой труд еще не завершен, и Трондхейм – не мой дом.

Валентине послышалось обвинение в его словах: «Ты пустила корни в этом мире, не задумываясь, смогу ли я жить здесь». «Но тут нет моей вины, – хотела ответить она, – ты уезжаешь, ты бросаешь меня, не я тебя».

– Помнишь, как это было? – спросила она. – Когда мы оставили Питера на Земле, а сами отправились на десятки лет вперед, на первую колонию, помнишь, губернатор? Питер как будто умер тогда. Когда мы прибыли на место, он был уже стар, а мы оставались молодыми. Мы говорили по ансиблю со старым дядюшкой, со всемогущим Гегемоном, с легендарным Локком, но только не с братом.

– Насколько я помню, это была перемена к лучшему. – Эндер попытался свести все к шутке.

Но Валентина поняла его не так:

– Ты хочешь сказать, что за двадцать лет я тоже изменюсь к лучшему?

– Я думаю, мне будет еще хуже, чем если бы ты умерла.

– Нет, Эндер, это именно смерть. И ты будешь знать, что убил меня.

Он моргнул:

– Ты это не всерьез.

– Я не стану писать тебе. С чего бы? Для тебя пройдет неделя или две. Прилетишь на Лузитанию, и компьютер выдаст тебе письма за двадцать лет от человека, которого ты оставил всего неделю назад. Первые пять лет, конечно, будут полны горем, болью от потери, одиночеством, невозможностью поговорить с тобой, поделиться мыслью…