Марк Хелприн - Солдат великой войны

• Название: Солдат великой войны
• Автор: Марк Хелприн
• Жанр: О войне
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-699-80437-5

Впервые на русском языке – роман от автора «Зимней сказки» и «Рукописи, найденной в чемодане». «Солдата великой войны» сравнивают с книгами Ремарка, Хемингуэя, Пастернака. Казалось бы, о войне сказано очень много и очень многими, но каждая судьба, перекореженная колесом истории, интересна по-своему.

Герой романа Хелприна, Алессандро Джулиани, – профессор эстетики. Спустя полвека после Первой мировой войны он проходит некогда пройденный путь по дорогам, которые тогда, в 1914-м, были освещены таким же ярким солнцем, но все было совсем иначе, потому что шла война и солдаты, сбивавшие в кровь ноги на этих дорогах, могли в любой момент умереть.

«Я пообещал себе перечитывать эту книгу по крайней мере один раз в десять лет для проверки души», – пишет читатель. Мало книг, о которых можно так сказать.

---

– Нет, это сделали раньше на случай, если я умру. Мне было совсем плохо. Я потерял сознание, и меня привезли домой в карете «Скорой помощи».

Алессандро смотрел на отца, отказываясь представить его себе таким беспомощным.

– Я хотел, чтобы мне не мешала всякая ерунда. Хотел, чтобы последнее, что я увижу, был золотой свет, заливающий Рим, снег на горах, гроза, а не карандашница. Унеси их отсюда.

– Ты уже выздоравливаешь.

– Неважно. Унеси.

Алессандро собрал со стола карандашницы.

– Эта красная некрасивая. – Он поднял одну. – А вот черная прекрасна – как ручка «Уэджвуд» в конторе. – Он вынес карандашницы в коридор и вернулся.

– Знаю, – кивнул отец. – Черная – из набора. Я купил его в Париже в семьдесят четвертом. Принеси ее обратно и поставь на стол. – Алессандро принес. – Действительно, красивая. – Я оставил только ее, потому что… Уже не помню почему, но набор смотрелся не очень. Ручку в карандашнице держать нельзя, чернила высыхают.

– А с остальными что делать? Которые в коридоре?

– Те только захламляют комнату. А почему ты дома?

Алессандро повторил свою выдумку про временное закрытие университета.

– Это ложь, – сказал отец.

– Мне велели тебя не расстраивать.

– Ложь меня всегда расстраивает.

– Я завербовался на военно-морской флот.

– Куда? – вскричал отец.

– На военно-морской флот.

– На военно-морской флот? И давно ты на службе?

– С прошлой недели.

Адвокат Джулиани приподнялся на подушках и натянул на себя одеяло.

– Ты дурак! Зачем?

– Это азарт, но решение здравое.

– Отказаться от звания профессора, чтобы завербоваться на военно-морской флот Италии, которая наверняка вот-вот вступит в войну! – вскричал отец. – Это решение здравое?

– Позволь мне закончить. Прежде всего профессором я могу стать лишь теоретически. Начинать придется лектором, и меня будут ненавидеть на кафедре, потому что я на многое смотрю иначе, чем они.

– Тогда почему же тебя взяли?

– Чтобы потом выгнать.

– Алессандро, на военную службу накануне войны поступают только те, кто хочет умереть. Примера Элио Беллати тебе недостаточно?

– Папа! – Алессандро назидательно поднял указательный палец. – Я ценю свою жизнь. И не люблю людей, которые летят на пламя войны затем, чтобы сгореть. Я этого делать не собираюсь.

– Не собираешься?

– Разумеется, нет. Ты думаешь о локальных войнах, вроде последней. Это – другая. Ты читал про сражения, про потребность в живой силе, про то, как быстро она расходуется. Во Франции и Германии идет мобилизация. Асквита[34] переизберут, если он начнет ее в Англии. Если Италия вступит в войну, мобилизация начнется и у нас. С учетом моего возраста и физического здоровья меня прямиком отправят в окопы, где уровень смертности чудовищный. Военно-морской флот – совсем другая история. На флоте целью является оружие, тогда как на суше – человек, который это оружие несет. Понимаешь? Если Италия не вступит в войну, я буду служить на флоте в мирное время. Правда, я убежден, что мы в этой войне участие примем. Я иду на риск, на который другие не решаются. Предпочитают надеяться на лучшее, но, если все обернется к худшему, они окажутся в ужасном положении. Именно потому, что я не хочу умереть в бессмысленной войне, я впервые в жизни поступил расчетливо. Пришлось наступить на горло собственной песне, но я на это пошел. Возможно, ради того, чтобы сохранить эту песню живой.

– Когда тебя забирают? – спросил адвокат Джулиани.

– Первого января.

– Не так скоро, как могли бы, – его отец, похоже, смирился.

– Знаю. Я приехал домой, чтобы привести дела в порядок… совсем как ты.

– Ливорно?

– Венеция, учебные курсы, но до того, как начать службу, я собираюсь в Мюнхен.

– Почему в Мюнхен?

– Взглянуть на одну картину, пока еще есть такая возможность.

Оба обернулись на три резких стука в дверь. Перед ними стоял низенький и крепенький, похожий на пингвина, ректор университета Тронхейма с портфелем в одной руке и карандашницей в другой.

Следом за Орфео вошла Лучана. Проскользнула в комнату так тихо, что брат не сразу заметил, какой она стала красавицей. Худоба ушла, прежнюю хрупкость сменили грациозность и сдержанность. Она надела желтое платье, а волосы, перехваченные желтой лентой, выглядели так, будто сами являлись источником света, который играл на них, напоминая прямые солнечные лучи, отражающиеся от поверхности реки.

– Синьор. – Орфео слегка поклонился адвокату Джулиани и взглядом показал, что заметил присутствие Алессандро. – Когда я поднялся на Джаниколо в гармонии с благословенным полуденным соком, который просачивается сквозь вселенную и осаждается на пальмах, я подумал о том, чей плащ, deliciae humari generis[35], скользит по долине луны. Ни Артемида, ни Афродита, сокрушенные чувством благодатного сока…

– Пожалуйста, Орфео, – перебил адвокат Джулиани. – Мы договорились, что ты будешь воздерживаться от упоминаний как благодатного сока, так и благословенного, учитывая мое состояние.

– Простите меня. – Орфео всплеснул руками, а потом уставился в потолок. – Колесницы благословенного так близко! Они мчатся по небу в золотых всполохах. Мне трудно не петь, но я знаю: сердце. Сердце – это колесо ликования, которое может вращаться так быстро, что разваливается на ходу. В нашем возрасте, – добавил он, – следует соблюдать осторожность, иначе нас сокрушит благодатный сок, и мы умрем, прежде чем обретем его.

– Это правильно, – кивнул адвокат Джулиани, решив, что теперь Орфео готов к работе. – Можем приступать?

– Да, я готов.

– Ты спокоен?

– Да, я спокоен, – подтвердил тот. – Но великолепие! – тут же вскричал он, и тело его напряглось, завибрировало, волны радости и безумия прокатились по нему. – Великолепие и радость благословенного и благодатного сока! Свет! Свет!

– Орфео, Орфео, – взмолился бывший работодатель. – Сердце. Хрупкое сердце.

– Ах, да. – Орфео попытался взять под контроль свое трепещущее тело. – Синьор, – продолжил он, тяжело дыша, – миры, которые я иногда вижу!

– Давай вернемся на землю, – предложил адвокат Джулиани.

Орфео кивнул.

– Хорошо. К малому, Орфео, к малому, скажем, к маслу на воде. Тихие радости, милые и приятные.

Орфео закрыл глаза.

– Дерево, отбрасывающее прохладную тень, – продолжал адвокат, пытаясь успокоить писца. – Тарелка минестроне. Тихая скрипка. Птица. Кролик…

Орфео, уже успокоившийся, открыл портфель и передал адвокату бумаги на подпись и листы с вопросами по работе фирмы. Пока больной медленно читал, Орфео на каблуках, по-пингвиньи, повернулся к Алессандро.

– Я делаю это из роскоши. Я больше не работаю у твоего отца.

На лице Алессандро отразилось недоумение.

– Я тебе скажу, – продолжил Орфео, подходя и понижая голос, чтобы не мешать адвокату. Знаком он предложил Лучане тоже приблизиться. – Я сделал невероятный прыжок… – он описал дугу левой рукой, следуя за ней взглядом, – и пролетел над страшным зверем, который собирается пожрать этот век. Вы знаете, работы для меня в конторе вашего отца не осталось. Эти так называемые пишущие машинки… – Он состроил несколько гримас. Последняя изображала, что он плюется. – Пустившись в свободное плавание, я спасся, хотя и случайно. Ваш отец предложил мне работу, но я отказался от его милостыни. Прошло несколько недель, и я вернулся домой, готовый ухватить этот сок. Сюрприз из сюрпризов: к моей двери подъехала карета. Ваш отец подумал о ситуации, в которой я оказался, и вместе с синьором Беллати нашел для меня место. Моя профессия вымирала, и в юриспруденции необходимость в писцах отпадала. И вот меня, писца старой выучки, поставили во главе сотни писцов новой выучки и тысячи этих отвратительных штуковин, которые называются пишущими машинками.

– Где? – спросил Алессандро, думая, что Орфео описывает сон.

– В военном министерстве. С наращиванием армии им требуются писцы, чтобы писать прокламации, поручения, зажигательные обращения. Им понадобился писец старой выучки, чтобы наставлять молодых писцов.

Отец оторвался от бумаг.

– Скоро он двинет ручкой, и земля содрогнется.

– В январе я поступаю на флот, – поделился новостью Алессандро.

– На флот! Я все делаю для флота. Назначаю адмиралов, спускаю на воду корабли, создаю новые базы. Чего ты хочешь? Только скажи.

– Произведите меня в адмиралы, – с улыбкой сказал Алессандро.

– Хорошо, – кивнул Орфео. – Завтра принесу бумаги. – Он говорил совершенно серьезно.

– Орфео, вы не сможете этого сделать, – не поверила Лучана.

– Разумеется, смогу. Воспользуюсь одной из королевских печатей и дам указание военному министру произвести тебя в адмиралы. Напишу директиву от министра флота, подготовлю соответствующие документы. Проведу по всем книгам и так далее и так далее. На это уйдет три или четыре часа, но, как только я закончу, ты станешь адмиралом.