Михаил Пыляев - Наш театр в эпоху Отечественной войны

• Название: Наш театр в эпоху Отечественной войны
• Автор: Михаил Пыляев
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Короткие истории
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-26293-9

«В знаменательный год Отечественной войны деятельность русского театра в Петербурге не прерывалась. Напротив, репертуар новых патриотических пьес каждодневно обогащался; появилось даже много балетов, относящихся к военным событиям того времени. Спектакли в этот год давали только на Малом театре (нынешний Александрийский) и в доме Кушелева, где теперь Главный штаб. На первом играли французы и русские, на втором – немцы и молодая русская труппа, составленная из воспитанников театрального училища и немногих вновь определяющихся дебютантов…»

---

Последнее театральное представление в Москве давали 30 августа 1812 года во вновь построенном театре у Арбатских ворот. Шла драма С.Н. Глинки «Наталья, боярская дочь». Главную роль в этой драме играл пожар. Представление это было дурным предзнаменованием. Театр не простоял и двух месяцев, и с первых же дней представления он неохотно посещался публикой и сборами едва окупал ежедневные расходы. Граф Ростопчин, тогдашний губернатор Москвы, по открытии его, сказал: «Чтоб поддержать его, нужно купить две тысячи душ крестьян и приписать их к нему, т. к. на одну публику надеяться нельзя». В том театре шли спектакли на русском и французском языке – последние, впрочем, уже очень неохотно посещались – были даже такие ненавистники французов, которые публично выражали свое неудовольствие к французским актерам. В числе таких был некто Гусятников, человек почтенных лет, из купеческого сословия, но вращавшийся в лучшем московском обществе. Он был большой театрал и поклонник певицы Лизаньки Сандуновой, допевавшей уже свои арии. В то время, о котором говорим, приехала из Петербурга в Москву на несколько представлений известная французская певица Филис Андрие. Русские театралы взволновались и вооружились против француженки. Поклонник Сандуновой и всего отечественного Гусятников стал во главе недовольных и в первый же спектакль садится в первый ряд кресел, и только что начинает Филис делать свои рулады, он затыкает себе уши, встает с кресел и с заткнутыми ушами торжественно проходит всю залу, кидая направо налево взгляды презрения и негодования на всех французолюбцев, как их тогда уже называли с легкой руки патриота С.Н. Глинки.

При вступлении Наполеона в Москву ни одного уже театра не существовало. Префект двора императора, генерал Боссе, искал театра для придворных представлений. Во время занятия Москвы французами уцелел от пожара, но не от разграбления, один только частный театр Позднякова, на Никитской улице, где теперь дом князя Юсупова. Этот театр славился в старой Москве роскошью, своим зимним садом и своими затеями вельмож прошедшего века. Его спектакли привлекали массу посетителей. Крепостная труппа Позднякова была вполне прекрасная. Вся Москва так и рвалась смотреть их.

Этот-то дом Позднякова и избрал генерал Боссе для представления уцелевшей французской труппы во время пребывания Наполеона в Москве.

Несколько лет еще до вступления Наполеона в Москве существовала труппа французских актеров под управлением даровитой госпожи Бюрсей. Забытая всеми во время всеобщего бегства из Москвы, семья этих артистов приютилась в огромном доме князя Гагарина, в Басманной, в части города, совершенно противоположной той, куда должна была вступить армия.

Вот как описывает актриса Фюзи свое пребывание в то время в Москве (см.: «Souvenirs d'une actrice, par madam Louise Fusil»[2]): «Начался пожар Москвы; от сильного ветра огонь разливался с необычайною быстротою. Ночью мы не зажигали свеч, потому что было гораздо светлее, нежели днем. По временам раздавались взрывы, вроде ружейных выстрелов. Дом, в котором мы думали найти безопасное убежище, загорелся и мы с трудом успели вынести нужнейшие из своих вещей в сад.

Мы хотели искать убежища в Петровском, где жил Наполеон, но без военного конвоя не смели туда отправиться. Блуждая из улицы в улицу, из дома в дом, мы везде находили следы грабежа и опустения. Между тем приказано было отыскать артистов, живших в Москве, из которых одни должны были петь во дворце, другие – играть комедии. Исполнение такого приказа казалось весьма затруднительным в городе, начисто ограбленном; где было найти нужных декораций, свеч, масла для ламп и т. д. Короли кулис утратили свои пурпуровые мантии и облеклись в одежды сермяжные. Лапти заменили им державные сандалии. В таком печальном положении нашел питомцев муз генерал Боссе. Он доложил императору о печальной участи артистов. Император приказал немедленно им выдать значительную сумму денег». Госпожа Бюрсей представила генералу Боссе всех членов своей труппы, которая состояла из господ Адне, первого трагика парижского театра Сен-Мартен, Перу, Госсе, Лефевра и госпожи Андре, Перигюи, Лекен, Фюзи, Ламираль и Адне.

Но в каком жалком виде предстали эти артисты перед взором своего начальника: первый трагик явился в фризовой шинели и шапке ополчения; первый любовник – в семинарском сюртуке и треугольной шляпе; благородный отец – без сапог и с дырявыми локтями; злодей – без необходимейшей части туалета, без штанов, в коротеньком испанском плаще. Дамы были еще скуднее одеты – вся труппа была разряжена, как будто шла в маскарад нищих и бродяг. Одна только директриса, госпожа Бюрсей, была одета в красной душегрейке на заячьем меху и в головном уборе Марии Стюарт с черным страусовым пером и в чалме, в которой некогда играла в «Трех султанах» и «Заире».

Полуразрушенный театр Позднякова был приведен в порядок. Его очистили, выбелили, ложи одели драпировкою, занавес сшили из цельной парчи, которой довольно нашлось в золото-кружных рядах, спасенных от ограбления. Повешено было стосемидесятиместное паникадило из чистого серебра, которое некогда украшало храм Божий. Сцена была убрана с роскошью. Богатейшая мебель, драгоценные украшения, мраморы, бронзы явились в изобилии. Их извлекали из-под пепла и из погребов, куда москвичи прятали свои сокровища, предавая жилища огню. Кремлевские палаты, галереи Чудова монастыря и колокольня Ивана Великого были битком набиты всевозможными сокровищами и драгоценностями.

Граф Дюма, которому Наполеон поручил надзор за Кремлем, все это отрыл в подземельях и радушно открыл эти богатства перед новым директором театра, которые и обратил их в бутафорные и гардеробные вещи. Гардероб наполеоновского театра мог щегольнуть богатством и роскошью невиданною и неслыханною. Здесь не было ничего мишурного, все было чистое золото и серебро. Фюзи рассказывает: «Нельзя себе представить той жадности, с которою оборванные, почти нагие артисты бросились вскрывать тяжелые сундуки бояр московских. Мужчины делили дедовские кафтаны русских, женщины отнимали друг от дружки старинные атласные робронды бабушек и т. д. В порыве восторга актеры и не замечали, что под пышною одеждою у них недоставало самого необходимейшего – белья». Три дня спустя после приказа Наполеона, театр был открыт для военной публики. Вот первая афиша, которую передаем с фотографическою точностью.

Theatre Francais a Moscou

Les comediens francais aurontl'honneur mercredi prochain 7 octobre 1812 Une premiere representation du jeu de l'amour et du hasard, comedie en 3 actes et en prose de Mariveau suivie

de L'amant auteur et valet comedie en 1 acte et en prose de Ceron.

Dansle «Jeu del'amour»: M-rs Adnet PerroucL, St Cm-BeLcour, Bertrand M-mes Andre, Fusil.

Prix de places

Premieres galeries...........................................5 roubles ou 5 franck

Parquet..........................................................3 roubles ou 3 franck

Seconde galerie..............................................1 rouble ou 1 franc.

On commencera а 6 heures precises. La salle du spectacle est dansla grande Nikitskaia, maison de Posniakoff.[3]

Первый спектакль прошел блистательно, зрители не переставали аплодировать и кричать «браво». Весь партер был занят солдатами, из которых старые драбанты гвардии сидели в первых рядах в полной форме, с крестами Почетного легиона на груди. Оба ряда лож были заполнены чиновниками штаба и офицерами всех войск и наций. Публика при всякой верной оказии кричала. «Vive I'Empereur! Vive Napoleon!» (Да здравствует император! Да здравствует Наполеон!). Немного женщин можно было насчитать в театре, из присутствовавших женщин почти все были обитательницы Кузнецкого моста, модистки и несколько гувернанток без мест. Оркестр состоял из лучших музыкантов гвардии и был вполне превосходный. Между тем как солдаты аплодировали и кричали «браво» артистам, товарищи их поочередно охраняли театр. Кой-где разложены были огни, и чрезвычайное множество бочек с водою и ведер стояло около самого театра. По всей же Никитской и по бульварам тянулись сторожевые кордоны и пикеты, такие строгие меры предпринимались на случай пожара, могущего произойти на сцене.

За все время пребывания французов в Москве дано было одиннадцать представлений. Пьесы, имевшие особенный успех, повторялись несколько раз, давали «Три султана», «Figaro» («Фигаро»), «Le procureur arbitre» («Третейский судья»), «Side et Zaira» («Сид и Заира») и многие другие.

Но невесело было актерам и актрисам. Вот что говорит Фюзи: «Когда нам велели играть комедию, мы думали, что над нами шутят. У нас не было ни платья, ни белья, ни башмаков. Однако ленты и цветы посыпались на нас градом, их находили в казармах нашей гвардии; к стыду французов эти казармы гвардии, где развевались ленты, были святые соборы: Кремлевский. Успенский, Благовещенский и Архангельский». По преданию, сам Наполеон не удостоил своим присутствием ни одного представления. Впрочем, Фюзи в своих записках рассказывает, что он заходил однажды в спектакль, когда давали пьесу «Открытая война».

Но для императора префект Боссе устроил совершенно другого рода удовольствие: между иностранцами, жившими в Москве и уцелевшими при общем погроме, нашли итальянца – певца Таркинио. Он пользовался известностью в Москве как преподаватель пения. К нему добыли пианиста Мартини, сына автора оперы «Редкая вещь» (La cosa rara) и «Дианино древо». Еще взяли певицу романсов и ариеток госпожу Фюзи. Артисты были представлены ко двору и каждый вечер составляли Наполеону концерт из пьес любимых его авторов.