Андрей Анисимов - Проценты кровью

• Название: Проценты кровью
• Автор: Андрей Анисимов
• Жанр: Детектив

Новая книга Андрея Анисимова является продолжением остросюжетного романа «Близнецы. Восточное наследство». Бывший сотрудник МВД Петр Ерожин женится на любимой девушке и получает лицензию на право открыть частное сыскное бюро. События развиваются стремительно и неожиданно. Из охотника, идущего по следу преступника, сыщик, обвиненный в изнасиловании и шантаже, сам едва не становится дичью. Мало того, его молодая красавица жена подвергается смертельному риску, а взрослому сыну грозит тюрьма. Знал ли следователь Ерожин, поступая когда-то против совести, что готовит ловушку для себя и своих близких? Выйдет ли он победителем в схватке с бандитом, озверевшим от желания отомстить?

---

– Не замерзнешь на чердаке? – спросила Дарья Ивановна. – Пора в дом перебираться.

Но спать в доме Валя не хотела. Никитина посветила девушке в сенях и, когда та поднялась, вернулась в горницу. Кровать с никелированными шишечками Дарья Ивановна стелила обстоятельно: сбивала перину, поправляла подушки, равномерно распределяла стеганое одеяло в недрах крахмального пододеяльника. Закончив с постелью, кряхтя, разулась и улеглась. Монотонный шелест дождя усыплял, и Дарья Ивановна закрыла глаза. Но тут забрехал Доша.

Дворняга Никитиной осталась единственной собакой в деревне. Летом дачники привозили городских. Это были породистые набалованные животные. Хозяева держали их для форса и возились так, как в деревне не возятся с детьми: стригли, купали с шампунями, кормили заграничными кормами. Водили этих собак на поводке, и о том, чтобы сажать их на цепь, не могло быть и речи. Сторожить двор такие собаки не умели. Дарья Ивановна много лет прожила в городе и на всевозможных домашних животных нагляделась, но относилась к ним по-деревенски пренебрежительно. Скотину надо держать для дела, считала Никитина, и убеждений своих никогда не меняла.

Доша продолжал брехать. Лай его становился все напористей и злее. «Небось зверь какой из леса», – подумала хозяйка, но, услышав глухой мужской голос, грязно ругавший собаку, вздрогнула и тяжело поднялась с перины. Пошарила в темноте ладонью по крышке комода. Знала, что положила спички туда, но от волнения нащупать не могла. Наконец схватила коробку, дрожащими руками раздвинула коробок. Первая спичка сломалась, вторая пошипела и зажглась. Дарья Ивановна наладила керосиновую лампу и хотела идти на крыльцо, но не успела. В окно постучали. Она поднесла лампу к стеклу и отшатнулась. Небритое мужское лицо с расплющенным на стекле носом выглядело жутко. Но больше всего испугали женщину глаза. Это были темные недобрые глаза желтоватого цвета. «Волк!» – обожгла страшная мысль.

– Даша, это я. Не узнаешь?

Голос за стеклом Никитиной показался знакомым.

– Эдик! – крикнула она и побежала открывать.

С трудом отогнав разъяренного пса, Дарья Ивановна впустила нежданного гостя. В избу вошел высокий темный мужчина. Волосы на его голове от дождя слиплись, с них капала вода. Грязные стоптанные туфли с комьями налипшей глины оставляли жирные следы на половицах и тканой дорожке. Пиджак вошедшего, потертый и грязный, промок насквозь, брюки на коленях имели заплаты, а одна брючина, разорванная сбоку, открывала кровоточащую рану.

– Эдик! Тебя и не узнать! Откуда ты?! – всплеснула руками Дарья Ивановна, чуть не выронив лампу.

– Из тюрьмы. Ты одна? – спросил Эдик, настороженно оглядывая горницу.

– Внучка на мосту спит, – ответила женщина и, заметив рану на ноге гостя, бросилась к комоду. – Кровь-то откуда? Господи! Кто ж тебя так?

– Твоя зверюга. Убью падлу, – ответил Эдик, ставя раненую ногу на табурет. Дарья Ивановна разрезала брючину и, покропив рану тройным одеколоном, принялась бинтовать. – Жжет, сука, – сморщился Эдик, – не можешь побыстрее?

– Потерпи, родненький. Надо прожечь, а то столбняка бы не случилось, – уговаривала Никитина, заканчивая возню с бинтом.

Не переставая причитать и охать, Дарья Ивановна открыла фанерный сундук, извлекла из него старенькие шаровары дочери, свитер собственной вязки, шерстяные носки и со словами: «С тебя вода, как с утопленника», – подала все это Эдику. Эдик сорвал с тела промокшую одежду и, нисколько не стесняясь хозяйки, остался в чем мать родила. Дарья Ивановна взглянула на спину гостя и запричитала еще громче. Его спина в синяках и кровоподтеках и впрямь вызывала сострадание. Хозяйка хотела забрать груду мокрой одежды, но Эдик рявкнул на нее, полез в карман изодранных брюк и достал оттуда что-то завернутое в тряпицу.

– Теперь забирай, – пробурчал он, облачаясь в сухую одежду из сундука.

Хозяйка растопила плиту и пристроила на нее две кастрюли и сковороду. Скоро в горнице послышалось бульканье, шкварчение и вкусно запахло. Ел Эдик долго и жадно. Женщина уселась напротив, сложила на столе руки и молча наблюдала, как гость насыщается.

Эдика Дарья Ивановна знала с трех лет. Когда она впервые увидела мальчика, тот походил на херувимчика из рождественской сказки. Одет ребенок был в матросочку с бантиком. Вьющиеся кудри до плеч, курносый носик и розовые щечки умилили молодую домработницу до слез. Сама Дарья Ивановна только два года назад стала матерью, и материнская нежность еще переполняла ее сердце. В семью Кадковых она попала случайно. Никитина нанялась к жене полковника в тот же дом, где проживал Михаил Алексеевич Кадков с супругой. Не успела Дарья Ивановна прослужить у полковника и трех дней, как хозяину пришел приказ о переводе. Семьи приятельствовали, и Дарья Ивановна по рекомендации перешла к Кадковым. Елена Платоновна, супруга Кадкова, в своей квартире молоденькую прислугу селить остереглась. Никитиной сняли комнатенку в подвале поблизости, и она стала приходящей домработницей.

– Еще жратва есть? – поинтересовался Эдик.

Очнувшись от воспоминаний, Дарья Ивановна выскоблила на тарелку остатки содержимого из сковороды и кастрюль и подвинула гостю. Кадков принялся за добавку с прежней сноровкой.

Тогда, в Новгороде, Дарья Ивановна сперва удивилась: зачем бездетной семье прислуга? Но вскоре все поняла. Елена Платоновна родилась и выросла в Ленинграде, где родители ее отчаянно баловали. Там же она и познакомилась с Михаилом Алексеевичем. Выйдя замуж, молодая женщина не только обеда, но и чая приготовить не умела. Мадам Кадкова вела активный светский образ жизни, часто уезжала в Ленинград, где не пропускала ни одной значительной премьеры, и домом вовсе не занималась. Михаил Алексеевич Кадков тогда только начинал делать карьеру в облпотребсоюзе, куда был распределен после института, и работал от зари до зари. Обедал молодой хозяин в ресторанах, но холодильник в квартире всегда был забит деликатесами. Во времена тотального дефицита это вызывало уважение и зависть окружающих.

Разлад в семье начался из-за случайной беременности Елены Платоновны. Супруга Кадкова категорически не желала детей и панически боялась оказаться в интересном положении. Забеременев, она принялась устраивать мужу постоянные скандалы. Кадкова винила его в любовной неосторожности, пренебрежительном отношении к ее здоровью и в прочих проявлениях эгоизма, дикарства и бескультурья. Через месяц она уехала в Ленинград делать аборт. Врачи, обнаружив у Елены Платоновны проблемы с ее женским здоровьем, делать аборт отказались. Женщина осталась у родителей в Ленинграде, где и родила сына. До трех лет мальчика воспитывала бабушка.

– Клади спать, – потребовал Эдик, насытившись.

Дарья Ивановна постелила гостю на диване под ходиками. Эдик завалился, не раздеваясь, и уснул, не успев коснуться головой подушки. Спал он тяжело. Часто бормотал бессвязные предложения, иногда грязно ругался. «Досталось парню», – покачала головой Дарья Ивановна и, загасив лампу, улеглась на свою кровать. Уснуть не могла. Прошлое восстанавливалось в памяти, будто все случилось вчера. Она даже слышала, как хлопнула дверью Елена Платоновна, уходя с чемоданом из новгородской квартиры.

Дарья Ивановна попала к Кадковым накануне всех этих событий. Когда супруга уехала в Ленинград, Михаил Алексеевич домработницу не рассчитал. Она прибиралась, кормила хозяина завтраками – обедал и ужинал он вне дома – и следила за его одеждой. Кадков все чаще присутствовал на собраниях с городским начальством и требовал каждый день свежую сорочку. Через десять дней после демарша Елены Платоновны молодая прислуга стелила хозяину на ночь постельное белье. Девушка торопилась, чтобы успеть в гости. Владелица подвальной квартиры, где Никитина снимала комнатенку, затеяла праздник по случаю приезда на побывку своего сына. Парень служил на границе, и за усердие был отпущен в краткосрочный отпуск. Хозяйка решила, что скромная деревенская девушка может стать уважительной невесткой. Из этих соображений она и пригласила Дарью. Молодая домработница тоже была не прочь познакомиться с бравым солдатиком и потому спешила. Торопливо проталкивая толстое стеганое одеяло в крахмальный пододеяльник, девушка ощутила на своей груди две крепкие мужские пятерни. Она вскрикнула и оглянулась. Таким своего хозяина раньше Никитина не видела. Всегда важный и деловой работник промкооперации сейчас смотрел на нее глазами голодного кобеля. Нельзя сказать, чтобы Дарья Ивановна испытывала к хозяину женскую неприязнь. Ей нравилась его солидность и обходительность. Михаил Алексеевич был недурен собой, всегда прекрасно одевался и пользовался дорогим парфюмом. Но для Дарьи Ивановны Кадков был человеком из другого мира. Теперь, когда они в квартире вдвоем, а она почти лежала в постели, девушку обуял страх. Дарья пыталась вырваться, но кричать стеснялась. Хозяин сорвал с нее кофту и повалил на недостеленную кровать. Они долго и молча возились, каждый добиваясь своего. Кадков стягивал с Дарьи чулки. В те времена колготки в России считались чудом. Женщины ходили в чулках, которые требовали дополнительной части туалета. Эта часть именовалась поясом. К нему резинками цеплялись чулки. На Дарье были надеты не капроновые, а простые матерчатые, коричневые чулки. Девушка, закусив губы, старалась их не отдавать, вцепившись в материю двумя руками. Воспользовавшись этим, Кадков быстрым и точным движением сорвал с нее голубые трикотажные трусы, и путь к цели был свободен.