Андрей Анисимов - Доступ к телу

• Название: Доступ к телу
• Автор: Андрей Анисимов
• Жанр: Научная Фантастика

Пожилой ученый открывает ген в мозгу человека, отвечающий за его честность. И не только открывает, а находит способ этот ген активизировать. Человек с активизированным геном по определению не может брать взяток и зариться на чужое. Свое открытие он проверяет на шимпанзе, а потом на рецидивистах. Удостоверившись в стопроцентном успехе, вместе с сыном-банкиром пытается внедрить свое открытие на государственном уровне. Пользуясь связями сына-банкира, доходит до Кремля. Но даже при поддержке власти всё оказывается не так просто.

---

Оставшись вдвоем, аспиранты тут же перебрались в профессорский кабинет. Кресла в нем были помягче и воздух посвежее. Аромат от семьи приматов до начальственного кабинета не дотягивал.

– Смотри, Коля, наш Ильич свой пиджак тут забыл.

– Т-т-торопился очень. – Тарутян запустил руку во внутренний карман шефа и извлек бумажник: – Гляди, Коля, доктор Бородин в своем репертуаре. Деньги, документы – бери, не хочу.

– Денег-то много?

– Откуда я з-з-знаю…

– А ты посмотри.

Тарутян выложил бумажник на письменный стол, раскрыл его и заглянул в карманчики.

– Ну?

– Кажется, т-т-тысяч семь.

– Давай тыщонку на пиво конфискуем?

– А если хватится, тогда к-к-как?

– Да он ни хрена не помнит. Деньжата-то ему сынок выдает. Сколько попросит, столько и получит. А нам просить не у кого.

Тарутян аккуратно выудил из карманчика тысячную купюру и вернул бумажник на место. Дружников взял Тарутяна под руку и повел к двери:

– Теперь пойдем, отметим первый честный день господ уголовников.

– Имеем право. Их честность – наша з-з-з-заслуга. Свой ген «h» для них не пожалели.

В конце улицы работала круглосуточная пивная «Артем». Аспиранты уселись за столик у окна и заказали триста граммов водочки и две порции селедки с вареным картофелем. После первой рюмки Тарутян спросил:

– Ты хоть чувствуешь его от-т-т-сутствие?

– Чье отсутствие?

– Этого «h».

– Естественно, чувствую. Видишь, пью водку. А то бы сосал лапу. Кстати, как и ты.

– Без н-н-него, в натуре, жить легче.

– Естественно. Нам раньше на бананы для обезьян Катька выдавала по десять тысяч, и мы, идиоты, на все покупали. Теперь бы я штуки три точно себе отложил. Хрен с ними, с обезьянами, не сдохнут. Ну давай за уголовный элемент.

Аспиранты чокнулись и подмигнули друг другу. Жизнь становилась легче, жить становилось веселей.

* * *

Прошло две недели. Опыт с уголовниками продолжался, но условия их содержания изменились. Стало ясно – бывшие рецидивисты денег и золота в арендованных апартаментах не тронут, и им разрешили выходить на улицу. Троица посещала кинотеатры, прогуливалась по городу, заглядывая и в кафе. Но до свинства друзья не напивались, возвращались засветло и вечера проводили дома. Несмотря на полное обеспечение и волю, настроение их день ото дня ухудшалось. Причин депрессии подопытных джентльменов профессор понять не мог. То ли тертые зеки догадались, что их прослушивают, то ли по другим причинам, но откровенных бесед под глазками скрытых камер и микрофонами не вели. Перебрасывались впечатлениями от прогулок, смотрели телевизор и резались в карты. Но для Бородина и его помощников главным оставалась их честность. На улице за уголовниками «присматривали» сотрудники безопасности банка Арсения, а в арендованной квартире сами ученые. Дежурства в аппаратной велись посменно, даже в то время, когда «квартиранты» отсутствовали. Александр Ильич, ранее в категоричной форме отвергавший мобильную связь, по настоянию сына трубку завел и довольно быстро освоил. Новый атрибут позволял помощникам держать с ним постоянный контакт. Сегодня профессор ночевал дома, а в аппаратной дежурили аспиранты. Без Сурковой, которая отпросилась на двое суток, Александр Ильич проявлял повышенное беспокойство и первый звонок выдал в восемь утра.

– У нас по-по-полный порядок, – доложил Тарутян: – З-з-зеки еще с-с-спят. Мы пьем чай.

Успокоенный профессор поблагодарил помощников и отключился. Тарутян и Дружников провели ночь в аппаратной, но им предстояло дежурить еще целый день до восьми вечера. При этом оба молодых ученых чувствовали себя отдохнувшими, и оставшиеся двенадцать часов бдений их не пугали. В офисных креслах не выспишься, но Суркова притащила из дома раскладушку, и они дрыхли по очереди. Помощники догадывались – девушка пеклась о патроне и раскладушку в первую очередь везла для него. Особое отношение аспирантки к профессору ни для кого из них не являлась тайной. Но ее обожание не выливалась в служебный роман, а существовало в форме милой заботы о рассеянном и чудаковатом ученом. Да и парням перепадало, как в случае с раскладной лежанкой.

Дружников допил чай, дожевал бутерброд с сыром и раскрыл журнал, где дежурившие ученые делали пометки:

– Вчера Лыкарина назвали Лыком тридцать пять раз. Сергея Косых – Косым пятьдесят три раза, а Водиняпина – Няпой двадцать девять. Это ты, Коля, записал?

– Я… Профессор просил отследить их речь. В последнее время они стали друг д-д-друга именами тоже называть. Это уже сдвиг.

– Дальше с матом. Читаю – «Твою мать» употребили всего двадцать пять раз, сочетание из трех букв упомянули всего семнадцать. О продажной женщине на букву «б» вспомнили всего одиннадцать раз.

– И это за весь д-д-день?

– Да…

– Наши ученые м-м-матерятся чаще.

Из микрофонов донесся характерный звук слива бачка ватерклозета. Дружников отбросил журнал в сторону:

– Слышишь, Колька, проснулись, – и, вскочив с табуретки, одним прыжком сиганул из кухни в рабочее кресло. Колесики, вмонтированные в ножки мебели, позволяли ему раскатывать вдоль панели, перемещаясь от экрана к экрану. По ходу движения аспирант делился увиденным тоном комментатора на спортивном ристалище.

– Лык писает. Заметь, не в ванную, а в унитаз. Косой почистил зубы. Колька, какой прогресс! А Няпа! Посмотри на Няпу! Примеряет галстук! Это с его-то рожей?! Я торчу… Наши братки уже при параде. Не иначе, намылились куда-то.

Странную торопливость уголовников отметил и Тарутян, успевший занять соседнее кресло.

Наскоро ополоснув физиономии, подопытные джентльмены нарядились в свои новые костюмы и исчезли с экранов.

– Надо звонить патрону. Что-то сегодня они больно рано…

– Не т-т-т-рогай профессора. Если что, ему позвонят без тебя. Лучше за-пи-пи-пиши в журнал, что они опять не тронули ни денег, ни золота.

– Уже записал…

– П-п-п-послушай, а ты знаешь, сколько там ба-ба-бабок? Мы же ни р-р-р-разу не считали.

– Пошли, посчитаем.

– П-п-пошли…

– А если они вернутся?

– Ну и что? М-м-мы не чужие. Имеем право.

Дубликат ключей от апартаментов у молодых ученых имелся, стоило лишь выйти из одной двери и войти в другую. Обитель джентльменов они посещали две недели назад, принимая работу ремонтников. После в ней бывал только профессор, и то несколько раз. В прихожей Тарутян повел носом:

– Чувствуешь з-з-з-запашок?

– Есть немножко, – согласился Дружников, ощутив смешанный запах табака с другим, специфическим духом тюремного общежития.

– Зеками п-п-пахнет. Странно, они вроде ходят в душ и вполне цивилизованно по-по-пользуются туалетом.

– Последние три дня. А до этого путали унитаз с джакузи…

Наблюдая за подопытными в самых интимных проявлениях их быта, ученые не могли не заметить разительных изменений в их поведении. Это касалось не только культуры гигиены, но и общения между собой. С каждым днем они все реже пользовались жаргонными словечками, реже ругались матом и даже называли друг друга по имени. Александр Ильич отметил это первым. В конце опытов он намеревался тщательно обследовать мозг каждого, чтобы понять, чем вызваны такие перемены.

В холле молодые ученые остановились возле небольшого комода. Дружников выдвинул ящик. В нем лежали две пачки долларов. Тарутян пересчитал купюры. В каждой оказалось по десять тысяч. Вернув валюту на место, они перешли в столовую. В буфете обнаружили еще три пачки долларов и пять пачек рублей. Деньги были запечатаны.

– Придется ра-ра-раскрывать.

– Зачем? Тут же написано – по сто тысяч.

– Уверен, что п-п-по сто?

– Конечно. Прикинь на глаз – купюры по пять тысяч каждая. Так и будет. И потом, это же в банке кассиры пишут…

В другом ящике буфета хранились две коробочки с ювелирными украшениями. Дружников высыпал содержимое одной коробки на ладонь:

– В цацках я не разбираюсь. Но весят они граммов сто, не меньше…

– Цену з-з-з-золота можно посмотреть в Интернете. Она теперь бы-бы-бы-стро растет.

– Тут еще и камни? Ты в них что-нибудь сечешь?

– У меня дя-дядя ювелир. Тоже Та-та-та-рутян. Он знает…

– В Ереване?

– Почему в Ереване? Он д-д-д-давно в Москве.

– Колька, только представь, сколько лет нам надо работать, чтобы нажить такое?

– Лет д-д-д-двести… Ладно, хватит с-с-слюни пускать. Пошли отсюда.

– Погоди, давай поглядим, что у них там с запасами? – Дружников открыл холодильник. Верхняя полка едва вмещала банки с пивом. Друзья переглянулись.

– Позаимствуем немного. Нам тут до вечера торчать, а зеки не обеднеют.

Набив карманы, прихватив в руки, сколько вмещалось, молодые ученые вернулись в аппаратную. По первой банке вытянули молча. Откупорив вторую, Дружников спросил:

– Коля, у тебя заграничный паспорт в порядке?

Тарутян пристально посмотрел ему в глаза:

– У меня в по-по-рядке. А у тебя?