Э. Межелайтис - Чюрлёнис

• Название: Чюрлёнис
• Автор: Э. Межелайтис
• Издательство: Искусство
• Жанр: Визуальные искусства
• Год: 1971

М. К. Чюрлёнис сверкнул на нашей планете, как падающая звезда в просторах космоса, осветив удивительные видения мечты и музыки, ритма и поэзии, красок и мысли, и внезапно угас. Но эта вспышка была столь ослепительной, что по прошествии почти столетия со дня рождения художника свет, излучаемый его творчеством, стал еще ярче.

---

Скерцо «Сонаты весны» – одно из классических произведений Чюрлёниса. Тут скрещиваются два решения весны – спокойное, статичное и порывистое, бурное. Диагональ, идущая наискось от левого нижнего угла до правого верхнего – это магнитный полюс, где, сталкиваясь, неистово противоборствуют друг с другом две эти силы. Мастерски, с величайшей точностью сохраняя композиционное равновесие, художник вводит детали земного пейзажа (деревца, ласточки, островки снега и т. д.). Он сознательно уравновешивает компоненты композиции. Точно так же выдержаны контрасты и повторения извилистых, неспокойных и прямых, строгих линий. И, что важнее всего, художник не впадает в трафарет, не повторяется. Как не похоже Скерцо «Сонаты весны» на Скерцо «Сонаты солнца»! А ведь на обеих картинах изображена Весна, обе занимают в сонатах место Скерцо. Две Весны, но какие разные. Тут, мне кажется, и следует искать силу Чюрлёниса-живописца.

Четвертая часть – Финал. Торжественное шествие. В композиционном центре, ставшем для Чюрлёниса традиционным,- фигура, жестом протянутой руки указывающая процессии путь в бескрайние просторы вечности. Шествие знамен в космосе к вечной Весне. В другие космические миры. Гимн бесконечности. Гимн космосу. Гимн братству народов. Гимн Весне человечества.

Если две рассмотренные нами Сонаты – это «музыкальная живопись» столь же, сколь и «космическая», то цикл «Знаки зодиака» целиком посвящен космосу. Созданные Чюрлёнисом «Знаки зодиака» – плод необычайно богатой фантазии и чуткой души романтика, блистательное использование древних восточных легенд о созвездиях солнечной орбиты. Этот цикл всегда будет поражать стилистической целостностью и богатой метафоричностью. Каждому звездному знаку Чюрлёнис находит «метафору» и, главное, прекрасно компонует, отлично прорисовывает. Это один из наиболее зрелых циклов Чюрлёниса.

Башни

Самый лирический лист «Знаков зодиака» – «Дева». Тут художник как бы развивает тему «Цветов», но уже совсем в другом аспекте. Там мир растений побеждает человека, а тут, наоборот, человек и цветы сливаются в одно гармоническое целое. Дева не подавлена силами природы, а ощущает себя владыкой, королевной цветов, гордо возвышаясь над их многоцветьем.

Когда смотришь на «Деву», создается впечатление, что и сама дева – цветок, прекрасный только что раскрывшийся бутон: стан ее – стебель, а голова – чашечка цветка. И трудно представить себе ее в ином окружении, не среди этих полевых цветов, не на фоне тихого неба.

В «Знаках зодиака» Чюрлёнис остается верен своему излюбленному композиционному приему – он помещает героя картины в самом выгодном для зрительного восприятия месте. Но строит всю картину так, что мы не сразу замечаем эту его Схему.

Чюрлёнис любил совершать в своем творчестве дальние странствия – к облакам, солнцу, звездам. И всюду он находил попутчиков – летящую птицу, катящееся по небу солнце, плывущих рыб, гонимое ветром облако. В облаках он узрел однажды удивительную картину и увековечил ее на бумаге, назвав «Путешествие королевича». Чюрлёнис увидел в облаке человека, борющегося с драконом, корабль, плывущий по небу к чудесному замку, и коленопреклоненного человека, которого благословляет какое-то существо. Это удивительные образы-картины, где мастерски воплощены сотканные из облаков сказки.

То были годы напряженного творческого труда, требовавшие от Чюрлёниса колоссальных душевных сил, железных нервов. Да только не могло быть крепких нервов у такого мягкого человека, который всегда и всех просил: «Не сердитесь». Еще в июне 1907 года, готовясь к выставке, он сообщает брату Повиласу: «За последний год я много пережил, нервы истрепал вконец, но это пустяки. Одно меня утешает, что не гаснет во мне желание работать! С Нового года и до сего времени написал пятьдесят картин, которыми весьма доволен».

В 1908 году художник познакомился с литовской писательницей Софьей Кимантайте, которая в 1909 году стала его женой. Чюрлёнис пишет ей письма, полные любви и поэзии, изливая свои боли и радости, он словно отдыхает душой после напряженного творческого труда. В письмах всегда много слов о столь любимой Чюрлёнисом литовской природе. «Пошел я раз в луга и было там много-много цветов, а над лугами и цветами такое высокое-высокое небо, очень синее и голубое, и ни одного облачка на этом небе, и птички что-то свое там щебетали…». Соприкасаясь с природой, Чюрлёнис отдыхал, но отдых этот продолжался недолго. Природа пробуждала его к творчеству, и он должен был работать. Иначе он не представлял себе жизни. Осенью 1909 года Чюрлёнис, понимая, что культурная жизнь Вильнюса не способствует его росту как художника и не дает материальной независимости, переезжает в Петербург. Там он сближается с художниками из группы «Мир искусства», особенно с Добужинским, и вместе с ними участвует в выставках.

В «Сонате моря», законченной в Петербурге, ощущается необыкновенное единство стиля, по* черка. Художник отказывается здесь от цветовой шкалы «Сонаты солнца», колеблющейся от холодного до самого теплого колорита, и выдерживает все три картины в единой красновато-зеленоватой гамме.

Аллегро полно коротких, весело и быстро вздымающихся, волн-полудуг. И чем выше от основания картины, тем мельче становятся они. И наверху волны как бы заканчиваются могучим многоголосым хором песчаных палангских дюн, поющих удивительную песню о вечном волнении моря.

Анданте иное. Гнутые дуги Аллегро сменяются тут очень медленно двигающимися линиями и массами дюн на дне морском, которые на глазах у нас будто бы застывают. Эти «мертвые» линии говорят о навечно уснувшем мире воды. Если ветер, этот всемогущий бог природы, в Аллегро привел в движение волны и широко залил дюны, вызвав в воображении художника полную веселья и счастья игру морского неистовства, то в Финале сонаты ветер уже безумствует и последствия этого трагичны – четырем челнам суждено быть погребенными под гигантской волной.

Дерево

Из пузырьков, кипящих в самой высокой волне, художник складывает свои инициалы-монограмму: МКЧ, словно говоря этим, что и сам попал в водоворот жизни, в стихию творчества, где ему тоже суждено погибнуть.

Во всех трех картинах мы видим плоды работы главного героя – ветра. Ветра веселого, весеннего, беспокойного. Ветра, который сначала вызвал бурю, а потом успокоился, насытившись трагическими результатами своего труда.

В «Сонате моря» нас поражает композиционная мудрость Чюрлёниса, умение рационально уравновесить горизонтали и вертикали и так сгруппировать их, что получается нужная мелодия, прекрасно выражающая ритмическое движение Аллегро через волнение пены-янтарьков, ее музыкальное повторение во всей картине. В Аллегро и Финале «Сонаты моря» Чюрлёнис сочетает два способа письма: пена-янтарь трактуется ювелирно графически, а вода, дюны, небо – широко и свободно.

В Петербурге Чюрлёнис живет скромно и даже бедно, но его внутреннее горение преодолевает все преграды. Именно здесь родилась «Соната моря». М. Добужинский вспоминает: «Его комната, узкая и темная, находилась в квартире каких-то небогатых евреев, где пищали дети, пахло кухней. Тут я впервые увидел его фантастику. В этой убогой темной комнате, на бумаге, приколотой кнопками к стене, он тогда кончал свою самую поэтичную «Сонату моря». Далее Добужинский рассказывает, что он показал картины Чюрлёниса другим петербургским художникам – А. Бенуа, Сомову, Лансере, Баксту, С. Маковскому. Работы литовского художника произвели на всех «такое огромное впечатление, что тут же единогласно было решено пригласить его принять участие в выставке «Салона»,- пишет Добужинский и добавляет: «Произведения Чюрлёниса прежде всего поражали своей оригинальностью и необычностью – он ни на кого не был похож – источник его вдохновения казался глубоким и таинственным». Соната, где Чюрлёнис, по словам Добужинского, «порой несмел и технически словно бы беспомощен», это, наверно, «Соната ужа», особенно, когда смотришь на ее Аллегро. Свободнее полет фантазии во второй части – в Анданте «Сонаты ужа». Чем дальше, тем привлекательнее и интереснее делается художник в этой сонате. Скерцо оригинально по своей композиции, тут удачно найдены соотношения пространства, ритм, рисунок. Финал «Сонаты ужа» монументален и могуч. Через три огромные горы медленно, но смело ползет к своей короне таинственный уж. На фоне трех солнц он как-то незаметно врастает в пейзаж, своей светлой линией еще более подчеркивая величественный силуэт горы.

«Соната пирамид» – это гимн красоте архитектуры Востока, ее мечетям и пирамидам, ее святилищам, величественно поднимающимся за сказочно высокими пальмами.

Эту сонату составляют три картины, которые не столь едины по стилю, как, например, части «Сонаты моря», но по своему художественному мышлению составляют цельный и зрелый цикл. Первая картина решена декоративно, плоско. Это песня о ярком солнце Востока и удивительных городах из «Тысячи и одной ночи». Вторая картина более пространственна, осязаема, глядя на нее, чувствуешь себя так, словно сам путешествуешь по стране пирамид и пальм. Третья часть «Сонаты пирамид» снова типично чюрлё- нисовская, где художник мыслит полифонически, музыкально, включает в композицию несколько пространств.