Вадим Полуян - Ослепительный нож

• Название: Ослепительный нож
• Автор: Вадим Полуян
• Издательство: АСТ, Астрель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-17-024232-8, 5-271-09289-5

О бурных событиях последней княжеской усобицы на Руси - борьбе за московский престол между Василием II и сыновьями галицко-звенигородского князя Юрия Дмитриевича (Василия Юрьевича Косого и Дмитрия Юрьевича Шемяки) в первой половине XV в. - рассказывает роман современного писателя-историка В. Полуяна.

---

Взметень к ней наклонился:

- Не взыщи, Евфимия Ивановна, за погрубину. Не след тебе детушек глядеть. Нету их…

Помог подняться, отвёл к сторонке.

Парамша мрачно его осведомил, плюясь кровью:

- Потеряли двоих: Свибла с Шихом. Судак ранен в стегно. Климок - в темя. Стражников завалили всех. Остался один. Тот, коего она, - кивок на Евфимию, - топором достала. Привели в чувства. Открылся: послал его дьяк прозвищем Беда, вывезти вязней в Вологду. Чуть что на пути - убить. Вот… убил. Что его теперь?

Взметень почесал щёку, глянул на княгиню. Евфимия отвернулась:

- Порешите Коротоноса.

Вернулась было к возку. Онцифор преградил путь. Зашагала по ходу возка вперёд. Никто не остановил. Шла и шла… Руки голые стали зябнуть. Когда утеряла вареги? И кожаные рукавицы, что на них надеваются, тоже посеяла. Присела растереть персты снегом. Он валил щедро, спеша скрыть содеянное на большой дороге…

- Встань, госпожа, - прозвучал над ней зов Ядрейки. - Братья тут пособоровали. Вот решенье ватаги: детей с князем сопроводим через границу до Брянска.

Сын Иван Васильевич погребёт батюшку по достою. И сестру с братом. Ты куда? На чужбину? Евфимия потрясла головой:

- На Москву.

- Тогда забери коня. Степко с Федьком проводят тебя. - Атаман помолчал и прибавил: - Сам бы сопроводил, да не волен теперь в себе. Принадлежу им, - кивнул в сторону ватаги. - А цепь крестчатую вернули братья. Прими.

Она убрала руки:

- Не приму.

Он по-отечески коснулся её лба, перекрестил:

- Бывай благополучна, госпожа. Помни Ядрейку. Молись за Взметня.

Она скрыла лик на атамановой груди и отстранилась:

- Будь Бог милостив к тебе!

Ей подвели коня. Ватага с атаманом Взметнём и возком отправилась в сторону Углича. Евфимия же и Степко с Федьком погнали коней к Ростову.

14

Ясным зимним утром шагах в двухстах от Покровской заставы Степко с Федьком остановили коней. Смурые, необщительные, они глянули на Евфимию исподлобья, как на виновницу обременительного для них пути.

- Дальше не идём, - объявил Степко. Федько спросил:

- Коня возьмёшь или нам отдашь? Евфимия спешилась, отдала поводья.

Шиши ускакали с поводным конём. Она вошла в город, заставщики не остановили её.

Чем ближе к Торгу и кремнику, тем гуще двигались сани - дроги, пошевни и возки, - прижимая прохожих к тынам.

У Живого москворецкого моста чернела толпа. Евфимия подошла, спросила молодайку в убрусе:

- Что здесь?

Та отвечала, не оборачиваясь:

- Людей казнят.

- Когда же Бог спасет нас от всего этого? - не кому-нибудь, а скорее самой себе вслух произнесла Евфимия.

Тут же к ней подкатился с двумя сумами через плечо старенький нищеброд, охотник порассуждать.

- Бог хочет, чтоб все спаслись, - изрёк он. - Овогда человеколюбие своё и милость являет, овогда же казня, беды дая, насылает глады, бездождье, смерть, тучи тяжкие, поганых нахождения…

Душераздирающие крики пронеслись над толпой, и толпа затихла. Нищеброд так и остался с открытым ртом.

- Что там? Что там? - спрашивали задние у передних.

Люди стояли плотно, протиснуться не было никакой возможности.

Передние отвечали задним:

- Овому носы среза, овому очи выима… Как князя Василья на зло навели!.. Всяк бо зол зле погибнет!

Толпу вновь заставили стихнуть уже не крики, а стоны.

- Что там?

- Прокололи бока, захватили за ребра, подымают на виселицу…

Евфимия, пошарив в многолюдстве глазами, нашла монашествующего в скуфейке с глиняной чернильницей на животе, с пером за ухом. Сразу скажешь: пишет челобитные на Торгу за добрую мзду. Лик важный, борода - надвое.

- Не ведаешь ли, учёный муж, кого и за что казнят?

Писец снизошёл взором к любопытной.

- Изменников государевых. Замысливали неладно. И для того они за такие свои проклятые дела и вымыслы вящим мучением колесованы.

- А допрежь кнутом биты, - вставила всеведущая торговка.

Толпа всколыхнулась, стала редеть. Из гущи выпихнулся дородный гость, охабень распахнут, бобровая шапка набекрень. Чем-то он напомнил ушкуйников, наблюдённых в Новгороде Великом.

- Нецего тут смотреть. Концено. Целовеков зарезали, мясо режут.

- Переказнили всех, - вторила ему щепетуха, выплывавшая следом, как лодка за кораблём.

Евфимия подступила к явному новгородцу:

- Имён не помнишь, добр человек?

- Отцего ж? Помню. Объявляли. - Он смерил взором странную жёнку с подозрительностью, полной беззлобия. Мол, не злодейского ли поля ягода? Ну да Бог с ней! Начал перечислять имена: - Подеиваев Лука, Бренн Парфён, Давыдов Владимир… Иных не упомню. - И размашисто зашагал к питейному заведению на мосту.

Евфимия шла за ним. С трудом из-за толчеи миновала мост. Пересекла Торг. Вошла, крестясь, во Фроловские врата. Свернула вправо, направилась вдоль стены. Вот и женская обитель, учреждённая великой княгиней Евдокией, вдовой Донского. Церковь Воскресения никак не достроят. Стоит без верха. Стены и воды подведены по кольцо, где быть верху. Он ещё не сведён.

Евфимия остановилась у привратной калитки. Остоялась. Потом решительно пошла внутрь Кремля, к двору Ховрина, где возвышалась каменная церковь юз движенья. Когда-то входила сюда с отцом. Памятны его слова: «Моё решение несовратно!» Храм и тот, да не тот. Выстроен заново взамен распавшегося в пожаре, при коем Марья-разлучница вызволила её из пылающего дворца. Новый храм величественнее, просторнее. Не пожалел Ховрин средств!

Взяв свечу в ящике на последнюю денежку, она медленно прошествовала на середину, стала пред аналоем, приложилась к праздничной иконе и…

Свеча была поставлена комлем вверх. Обидящая веча! Ставится от обиженного на погибель обидевшему. И не оказалось никого рядом, кто бы видел это, нал молитву от обидящей свечи и произнёс трижды: На зло молящему несть услышания!..»

Сотворив крестное знамение, Евфимия попятилась к выходу. А спустя время постучалась в калитку у врат вознесенской женской обители. Здесь настоятельствовала матушка Марионилла, что, будучи в миру, среди жён боярских, несомненно, знала её отца, а значит, и её самое.

Отворила инокиня-привратница. Пришелица оглянулась на глухие заплоты кремлёвской улицы, скаты крыш, теремные закоморы в виде опрокинутых сердец, карету, разбрызгивающую рыжую снежную жижу. Не жаль было покидать всё это, только день выдался слишком солнечный.

КОНЧИНЫ

В келье старицы Харитины послушница в подоткнутой ряске, согнувшись в три погибели, оттирала камнем некрашеный деревянный пол. Мысли были о завтрашнем дне, когда, босая и непокрытая, станет она пред дверьми из притвора в храм, как покаянница перед раем и Небом, моля о входе. Потом её проведут к алтарю и настоятельница спросит: «Что пришла еси, сестра?» И нужно будет отречься от всех страстей и благ мирских, не только от жизни в миру, но и от самого воображения оной. Белица распрямилась, вздохнула. Благ мирских не сподобилась, сызнова воображать пережитое не хочет. И произнесёт она три обета: девства, послушания, нищеты. Девство соблюдено и в миру. С послушанием потруднее: предстоит подавить своволю, каждую из сестёр почесть старшей. Нищета же понудит переносить жёсткую и трудную тесноту. К этому она подготовлена своей предыдущей жизнью. С бестрепетным сердцем трижды подаст ножницы настоятельнице. И произойдёт крестообразное пострижение власов. Положится зачин пребыванию в ангельском образе…

- Сестра Евфимия, мать Марионилла зовёт! - просунулась в дверь голова монашки.

Евфимия одёрнула ряску, омыла руки, пошла в покой настоятельницы. Внезапный, непонятный позов удивил её.

Игуменья Вознесенского монастыря хладноликая Марионилла встретила новоначальную не по обычаю строго, а скорее взволнованно:

- Четвёртый месяц ты с нами. Каково можется в иноческой одежде?

- Молюсь, матушка, пощусь, готовлюсь к завтрашнему постригу.

- К завтрашнему, - склонила клобук Марионилла. - Сегодня же тебя сызнова требует этот мир на малое время.

Белица смотрела, не понимая.

- Государь наш Василь Васильич, - начала пояснять игуменья, - вот уже третий месяц как занемог. Отощал безмерно, изнурился до страсти. Сухотка у него.

Марионилла прервала речь, глядя на Евфимию. Как бы раздумывала: продолжить ли?

- Насколько мне ведомо, малоедение вызывает сухотную болезнь, - истиха вымолвила Евфимия.

Игуменья возразила:

- Нападёт сухотка, так не отъешься. - И досказана: - Лечцы прикладывали горящий трут к телу, да, видно, перестарались: сделались язвы, начали гнить. Умирает наш государь Василий Васильевич! - дрогнула каменным ликом Марионилла.