Вадим Полуян - Кровь боярина Кучки (В 2-х книгах)

• Название: Кровь боярина Кучки (В 2-х книгах)
• Автор: Вадим Полуян
• Издательство: АСТ-Пресс
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1996

Двенадцатый век. На месте Москвы - Красные села, коими владеет боярин Кучка. Его тайными происками уничтожена семья соперника, новгородского боярина Гюряты. Счастливо спасшийся младенцем Родислав встречает любимую дочь своего смертельного врага. И отныне - куда бы ни забросила его судьбина: в вертеп лесных разбойников или в половецкий плен, в заморские страны или на поле междоусобной брани - все помыслы его о ненаглядной своей возлюбленной...

---

- Планощь - по звёздам, пладень - по солнцу, - робко пояснил он, опасаясь обвинения в новой кощуне.

Они поднялись на высокий коренной берег, взметнувший сосны к самому небу.

- Был бы ты познатней, - пошутила Улита, опускаясь на землю, - я бы стала твоей подружней.

- Очень уж злая ты, - простодушно ответил он на девичью шутку. - Лучше железо варить, чем со злою женою жить.

Она резко обернулась, но промолчала, только насупилась.

Род тут же пожалел о своих словах. Искал, как сгладить оплошку. Улита очень кстати помогла ему:

- Такое главоболие, мочи нет! - остановилась она, прижав ладони к вискам.

- Это от голода, - догадался Род. - Ты весь день не ела! - и полез в свою торбу, - Сейчас достану естьё…

Улита, видимо, ещё и не думала сменить гнев на милость.

- Хочешь показать свою доброту? - неприязненно отступила она, - Ты слишком добр для мужа, а я для подружии слишком зла. Вот и ешь один!

И бросилась в чащу. Род, сокрушаясь, что беглянка много натерпелась за день и теперь не в себе, поспешил вслед за ней. Бегуньей боярышня оказалась изрядной. Только у большой поляны удалось её настичь. Да и на поляну она выскочила первая.

- Смотри! - внезапно вскинула руку девушка.

Он взглянул по направлению её пальца и увидел в дальнем конце поляны розовый цвет, будто солнце сквозь ночь ясный взгляд уронило на этот маленький кусочек земли. Все краски вокруг пригашены, все будто синей кисеёй покрыто, лишь у самого края - розовая прореха в кисее…

Род озарённо воскликнул:

- Разрыв-трава!

И тут же в голову пришло, что нынче необычная планощь. Это полночь в канун Ивана Купалы. И оба они так счастливо попали на заветное место! Прежде тысячу раз этой поляной ходил. Посветлу и потемну. В голову не могло прийти, что вон в том дальнем углу, в подвязье… как раз и может быть… Он ринулся на розовый цвет, срывая рубаху на бегу, оставляя по пути долгари, чтобы взять волшебную разрыв-траву босым и полунагим, иначе в руки не дастся.

Улита камешком из пращи пролетела мимо, тоже без рубашки и босиком.

Оба, прянув на землю, упоительно запустили пальцы в призрачное растение. А трава-прыгун, травка - не-тронь-меня так и норовила ускользнуть из-под рук.

- Скорей, скорей! - зашептала девушка. - Разрыв-трава держит цвет не долее, чем успеешь «Отче наш», «Богородицу» и «Верую» прочитать.

Род не слышал об «Отче наш», «Богородице» и «Верую», но спешил, тоже зная о краткой жизни сказочного цветка.

Цвет погас внезапно. Счастливцы успели! Улита стояла, сладостно прижимая свежее зелье к обнажённой груди, сама как молочно-восковой цветок. Род смущённо отводил от неё глаза, бережно держа в ладони колкую травку.

- Замки и запоры от разрыв-травы распадаются, клады даются, - возбуждённо шептала Улита.

- Если в кузницу её бросить, кузнец не сможет работать, - припомнил Род.

Соединив свою добычу, укутав её в лепест с Улитиной головы, оба оделись и перевели дух.

- Дальше нас ждёт непутьма[20], - вздохнул Род. - Понесу тебя в заболотье. Я нитечку знаю. Буду твоим ношатаем…

- Ты сильный, - доверчиво вымолвила Улита. - Нынче испытала, какой ты сильный.

- Букал называет богатырём, - не утерпев, похвалился Род.

- Кто такой Букал?

- Там увидишь…

Уже привычно он подхватил на руки свою найдёну и погрузил непромокаемые долгари в густую на вид, страшную темной неподвижностью воду.

Болото встретило их лягушачьим полногласием. Чем дальше, тем становилось тише. Только пузыри взбулькивали то там, то сям, словно болотная утроба дышала, почмокивая во сне многочисленными губами.

- Род, мне страшно, - прижалась к его груди Улита.

- Ничего. Ты доверься. Я нитечку знаю.

Двигался он неспоро, хотя уверенно. Впереди, на востоке, нимб над макушкой бога Ярила стал наливаться огнём.

- А вдруг все это нам померещилось? - закрыла глаза Улита.

- Что померещилось?

- Разрыв-трава, розовый цвет…

Род не ответил. Он видел перед собой край болота, подступившего к подберезью, и согбенную длинную фигуру Букала, опершегося о суковатый посох.

- Идёт детинец, несёт гостинец, - гулко сказал старик.

3

Миг только глянули друг на друга Улита и старик - сплошь в морщинах. Улита - с насторожённостью волчонка, исподлобья, старик - с беркутовой цепкостью. У неё коса соломенная полурасплелась, у него - седые космы на глазах и на плечах. Улита молча уронила голову на грудь. Старик вскинул кулаки к лицу, глухо произнёс:

- Принёс голубу на свою погубу!

Отвернулся, зашагал первый. И, как бы подчёркивая страшные слова, заходил на нём длинный, вздувшийся на спине емурлак малинового сукна, обычно защищающий от дождя, а нынче, в ведреный день, видимо, служивший вторую службу: в этой одежде волхв совершал жертвоприношения. Род понял: моление было о нём, чтобы возвратился живым, невредимым.

Улита нехорошо покрутила пальцем у виска и спросила:

- Кто это?

Род вздохнул:

- Это и есть Букал.

Молча шли они за малиновым пятном, колеблющемся в серебре рассвета. Роду хотелось рассказать об испытанной Букаловой прозорливости, да не вовремя показалось заводить речь об этом.

А вот и лесная росчисть, Букалово новцо[21]. А посреди него - келья, сложенная из пластья[22]. Дверь распахнута. Чернота внутри. А из дверного верха вьющимся чубом - седой дым.

- Богомил Соловей затопил очаг, - пояснил Род своей спутнице.

Когда входил в избу, поддыменье[23] уже прошло. Огонь ярко пылал, освещая убогую обстановку - полати, скоблёный стол, лавки, поставцы для посуды.

- Дышать трудно, горло жжёт, - пожаловалась Улита.

- Не претерпев дымной горечи, тепла не увидишь, - откликнулся Букал.

У очага стоял маленький кряжистый человечек, весь лысый, лишь от висков седая каёмка. В правой руке он держал кочергу, левой сжимал клинышек бороды. Чёрное полукафтанье и блестящие сапоги выглядели щегольски в лесной глухомани. Впившись в Улиту щёлками глаз, он повёл рукой в красный угол:

- Милости просим, Улита Стефановна!

- Откуда ты меня знаешь? - отшатнулась девушка. - Я тебя не знаю.

Ведалец засмеялся заливистым певческим тенором.

- Мы для тебя - дресва[24] дорожная, а ты для нас - гостья именитая, сама боярышня Куцковна!

Он говорил как истый новгородец: вместо «ч» произносил «ц» и наоборот. Его выговор, видимо, развеселил Улиту.

- А, так ты в Красных сёлах бывал! - засмеялась она. - А я подумала, вправду ведалец… Должно быть, купец?

- Новгорочкий купеч Богомил Соловей, - гордо назвался обладатель приятного тенора. - Только в Красных сёлах отродясь не бывал. В Тьмутаракани бывал, в половечкую Шарукань попадал, даже в Цудь Заволочку меня заносило. А вот в Куцкове быть не сподобился. Хотел было мимо проехать…

- Ты, Соловей, гостью баснями не корми, - резко перебил хлопочущий у стола Букал. - Она как из дому сбежала, ещё крошки не держала во рту.

- Да откуда вам обоим все ведомо? - допытывалась Улита, усаживаясь за стол. Знала, что Род неотлучно был рядом и не мог старикам о ней рассказать.

Застолье оказалось скудным. Хозяин выставил миску посконной каши из жмыха, оставшегося после выбивки конопляного масла. Как ни была голодна боярышня, она лишь единожды погрузила в это хлёбово свою гостевую ложку, в отличие от других - расписную. Букалом это было замечено.

- Холщовая рубашка - не нагота, посконная каша - не голод, - наставительно молвил он.

Зато после каши, которую гостья не жаловала, выставил блинчатый каравай, а к нему по глиняной кружке кислощей[25].

- Нам, старцам, каравай на сыворотке, а вам, отроку с отроковицей, - молочный, в масле да в меду…

- Люблю кислощи! - пел тенором Соловей, отхлёбывая из кружки. - На нашей уличе Людогощей знатный кислошник Цкунка Исаев! Я ему в месяч рубль даю, чтобы мне кислощи приносил исправно.

- А Родислав сказал, - обратилась Улита к Соловью, - что ты изрядный видок, далеко в будущее заглядываешь.

Богомил, смутясь, не поторопился с ответом. За него ответил Букал:

- Я хоть и не далеко гляжу, близкое твоё предреку…

Улита резво устремила на него любопытный взор.

- Почивать ты скоро пойдёшь, - возвестил Букал. - Я на повети медвежью шкуру постлал. Дышится там легко, сено молодое, душистое… Пусть приснятся тебе батюшка, боярин Степан, да братец Яким. Небось сбились с ног, свою ненагляду ищучи.

Все встали из-за стола. Улита поискала глазами икону и не нашла. Привычно перекрестилась в пустой красный угол.

Выйдя на зады избы, где была лестница на поветь, гостья внезапно остановила взгляд на лесной опушке.