Вадим Полуян - Кровь боярина Кучки (В 2-х книгах)

• Название: Кровь боярина Кучки (В 2-х книгах)
• Автор: Вадим Полуян
• Издательство: АСТ-Пресс
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1996

Двенадцатый век. На месте Москвы - Красные села, коими владеет боярин Кучка. Его тайными происками уничтожена семья соперника, новгородского боярина Гюряты. Счастливо спасшийся младенцем Родислав встречает любимую дочь своего смертельного врага. И отныне - куда бы ни забросила его судьбина: в вертеп лесных разбойников или в половецкий плен, в заморские страны или на поле междоусобной брани - все помыслы его о ненаглядной своей возлюбленной...

---

Когда, весь в репье, он уж готов был, выпраставшись из ерника, выскочить на Старо-Русский путь, по которому двигалась суздальская рать, его остановило женское пение. Ещё прежде оно казалось стоном, будто бы рвущимся из многих грудей. Как он ни силился, не мог понять, объяснить себе этого звука. Вовсе не лесной звук. Он подобного прежде не слыхивал. И вот теперь ясно понял: бабы жуткую песню тянут. Что за бабы? Зачем жалобно голосят в этакую рань? Благоразумно он не поспешил выходить из ерника, лишь раздвинул кустарник, обнаружив странное зрелище.

Дресвяная дорога, выйдя из леса, стремилась по полю к чуть приметным избам. На поле, вернее, на лугу с выщипанной травой черным полумесяцем вспахана полоса. Нет, это не полумесяц, а круг, венчающий село и вот-вот готовый сомкнуться. Вспашка уже пересекла дорогу, разрушив дресвяное покрытие. Оставалось допахать несколько сажен, чтобы завершить круг. А вон и поющие пахари. Но - Сварог их накажи! - что за пахари? Полунагие бабы, девки, старухи. У девок косы расплетены. С баб и старух сорваны головные платки. Распустив волосы, зеленогривыми ведьмами встречают они ранний рассвет. Несколько наиболее увесистых баб сидят на досках, положенных сверх сохи. Несколько девок придерживают соху позади. Остальные, впрягшись в неё, натянув постромки, тащат своё орудие, оставляя полосу вспашки. Песня при этом звучит надрывная:

Идём мы, идём…
Идём мы, идём…
Девять девок, девять баб,
Девять вяленых старух…
С сохой, с бороной,
Без кобылки вороной…
Ой, но!.. Нагоняй…
От села смерть отгоняй…
Ой, Шеломница-село,
Я-дрёна сторона!
Ой, ядрёна сторона!
Баба ножкой дрыганула,
Побежала, задрожала…
Ой, но!.. Нагоняй…

Из песни Род понял, что дорога проходит через село Шеломница. И ещё от волхва Букала он знал о древнем обычае опахивать свои села при близком бедствии и напасти, чтобы несчастье остановилось за бороздой и не смело переступить её. Стало быть, смерды-шеломничане, напередки узнав о движении княжеской рати, почли за благо испытанным пращуровским приёмом обезопасить себя. Вот уж и круг соединили и, разложив скатерть-самобранку, развязав припасённые узелки, сели пиршествовать. Роду стало жаль ночных тружениц. Он уже слышал издалека за лесными дорожными поворотами с северной стороны лязг оружия, ржанье коней, неотвратно накатывающийся гул большой рати. С ночного привала воины поднимаются до свету. Не на работу, а на войну не сам пробуждаешься, а тебя пробуждают, лишнего мгновения не подарят. Часу не минет, и пересечёт грубая полновластная рать маленькую зеленокровельную Шеломницу, обабит девок, обрюхатит порожних баб, что так старательно опахивали село. Многого недосчитаются смерды-шеломничане в своих подклетах, медушах, кладовых. Замрёт вдали ржанье уведённых коней, и останется утирать слезы селу, ободранному как липка.

Однако выученик волхва на сей раз оказался плохим провидцем. Чу! - оборвался шум надвигавшейся суздальской рати. Тишина воцарилась. Только ночные пахарки, хлебнув медовухи с устатку, верещат над самобранкой, словно пипелы[343]. Почему же остановил Гюргий свою тьму тысяч? Неужто пращуровский приём и ныне оказал силу и несчастье не посмело преступить начертанный сохой круг? Род ещё некоторое время ждал: мало ли отчего кратенькая задержка? Но скоро понял: жданки надобно прекратить. Вот уж и пахарки покинули своё место отдыха, не от кого прятаться в ернике. Он вышел на обеспыленную росой дорогу и споро зашагал в направлении войска. Одно памятное обстоятельство подсказало юноше причину задержки рати. Несколько дней назад, когда переправились через Мосткву-реку и миновали повёртку на Красные села, Гюргий, к своему крайнему раздражению, обнаружил, что Кучка не вышел к нему с помогай. Князь не преминул послать к ослушнику некоего Мамику-сотника, местного, из села Арати, зверовидного мрачного бобыля, что до ратной кабалы был поводчиком и кормился медведем. Пожалуй, этот Мамика теперь вернулся и передал государю нижайшую просьбу подданца Кучки обождать его московские силы, а нелюбье отложить. Род остановился середь дороги, прикрыл глаза, сосредоточился и представил боярский терем в Кучкове. Что же увидел? У распахнутых широких ворот - возы, груженные не походной кладью, а ценным домашним скарбом. Будто боярин собрался не на войну, а в иную вотчину. Откуда же ещё у Степана Иваныча вотчина, помимо москворецких его земель? Род почесал в затылке, встряхнул головой и прибавил шагу, не теряясь больше в догадках.

А вот и первые воины лежат на траве, пожёвывая чемеру[344]. Они издали заметили юношу, и до чутких его ушей долетел неторопливый переговор:

- Наш молодой колдун шествует…

- Чтой-то уж и колдун? Лечец-травник.

- Не просто лечец, а истинный волхв.

- А я слыхал: сын волхва!

Род, подойдя, приветливо оглядел спорящих:

- По какой причине неурочный привал?

Все четверо вскочили.

- Кабы нам знать да ведать! - почтительно произнёс старший.

Род счёл за благо не идти к Гюргию с пустыми руками, отыскал в обозе свои пожитки, развёл костёр и принялся готовить два зелья. В обозе мечники, седельники и коштеи тоже не ведали причины задержки.

- Я не зна-а-аю, князь знат, - распевно ответил один из них.

К колдовскому костру все подходить остерегались. Роду надолго посчастливилось остаться наедине с собой. Он почуял за спиной человека, когда оба зелья были готовы. Сидя на корточках, обернулся - позади возвышался Короб Якун.

- Что ж у тебя получилось, друг? - поинтересовался боярин.

- Отвар из дремлика, порошок из о дурника.

- Как государю этим воспользоваться?

- Отвар принять внутрь или порошком покурить и подышать этим куревом.

- Дай-ка для начала отвар. Гюргий Владимирич сызнова ночь не спал.

- Отчего в походе промешка? - спросил Род.

Короб осмотрел вокруг и, убедившись, что поблизости нет ушей, мрачно произнёс:

- Кучка изменил.

Род едва не выронил снадобицу из рук:

- Так я и знал. На чужбину целит Степан Иваныч.

У Якуна глаза расширились:

- Ты… неоткуда было тебе узнать.

Род вместо ответа тяжело вздохнул.

- Прискакал из Кучкова ночью лазутник, - продолжал Короб, - поведал, что обезумевший старик устремляется со всею семьёю и ближними людьми в Киев к супостату нашему Изяславу. А несогласную боярыню в поруб бросил, покуда не образумится. Государь отложил поход. Негоже иметь за спиной осиное гнездо. Нынче же отборные силы двинутся к Красным сёлам. Не сносить изменнику седой головы. - Якун пощипал стриженную под государя бородку и сурово прибавил: - Седой, а глупой!

Они пошли к княжому шатру.

- Мне нельзя ведать имя красносельского лазутника? - спросил Род.

- Отчего ж нельзя? - пожал плечами Короб. - Ты наш. А в Кучкове прожил изрядно. Может, твой знакомец? Имя его Дружинка Ильин Кисляк… Почему ты вздрогнул?

- Перегрелся у костра, обдул ветер, - наскоро отговорился Род и ещё спросил: - А не сказывал лазутник этот о судьбе Петрока Малого, любительного слуги боярского?

- Петрока… Петрока… - напряг память Якун и вдруг хохотнул. - Вспомнил, сказывал. Этот любительный слуга своему господину не потакнул, не пожелал бежать в Киев. Тоже сидит в порубе.

- Зачем же Степан Иванович медлит с побегом? - вслух подумал Род.

- Стало быть, туг на сборы, - пояснил Якун Короб. - Да и подружию свою не уймёт никак. Оставлять жаль, а казнить ещё жальче.

Приблизились к Гюргиеву шатру, приметному по узорчатой златотканости и обилию вокруг боярских детей и пасынков. У длинной коновязи насыщался овсом из подвязанных торб ряд разномастных коней. Род передал боярину снадобицу с отваром дремлика.

- Сам-то не зайдёшь к государю? - спросил Якун и тут же рассудил: - Где там! Лик заострился, очи запали. Вестимо, устал, ночь не спавши, рыская по лесам. Скажи, сколько пить, отдохни, а уж после…

- Ежедень перед сном по лжице на фиал молока, - еле вымолвил Род, чувствуя на спине испарину.

Боярин ушёл. Выученик табунщика Беренди быстрым оком окинул коней и сразу определил наиболее свежего, отдохнувшего. Это была избура-гнедая кобыла. Должно быть, её хозяин отлучился давно и надолго. Отстегнув торбу, отвязав повод, Род птицей взлетел в седло и, разворачивая кобылицу, увидел Дружинку Кисляка, выходящего из шатра. Едва их взоры сошлись, обомлевший Дружинка, признавший своего старого поднадзорного, быстро взял себя в руки и завопил что есть мочи:

- Держите вора!

Вырвав лук у охраныша, он нацелился и… Нет, мастер по доносам и пыткам не мастер по стрельбе. Род даже не услышал пения стрелы. А спустя самое короткое время он уж летел по Старо-Русской дороге в сторону Кучкова.