Андрей Иванов - Копенгага

• Название: Копенгага
• Автор: Андрей Иванов
• Издательство: КПД
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-9985-899-78-6

Сборник «Копенгага» — это галерея портретов. Русский художник, который никак не может приступить к работе над своими картинами; музыкант-гомосексуалист играет в барах и пьет до невменяемости; старый священник, одержимый религиозным проектом; беженцы, хиппи, маргиналы… Каждый из них заперт в комнате своего отдельного одиночества. Невероятные проделки героев новелл можно сравнить с шалостями детей, которых бросили, толком не объяснив зачем дана жизнь; и чем абсурдней их поступки, тем явственней опустошительное отчаяние, которое толкает их на это.

Как и роман «Путешествие Ханумана на Лолланд», сборник написан в жанре псевдоавтобиографии и связан с романом не только сквозными персонажами — Хануман, Непалино, Михаил Потапов, но и мотивом нелегального проживания, который в романе «Зола» обретает поэтико-метафизическое значение.

«…вселенная создается ежесекундно, рождается здесь и сейчас, и никогда не умирает; бесконечность воссоздает себя волевым усилием, обращая мгновение бытия в вечность. Такое волевое усилие знакомо разве что тем, кому приходилось проявлять стойкость и жить, невзирая на вяжущую холодом смерть». (из новеллы «Улица Вебера, 10»).

---

Мы с Дангуоле долго любовались ими, курили да строили предположения всякие: кто?.. почему?.. да еще у нас на пороге?..

Вот-вот…

Кто мог крутиться возле наших дверей?

Ха!

Вертеться мог кто угодно…

Да, но у кого из хиппанов Хускего могли водиться такие ключи? У кого? Кому с такими ключами мы могли быть нужны? И почему этот некто взял да и забыл их так красиво у нас на веранде?

Не забыл, а просто подбросил!

И зачем нам они? С какой целью? Ведь у нас дверь вечно открыта!

Мы подумали, кто у нас бывал, перебрали всех, взвешивая поочередно связку, пересмотрели все ключи, пробуя на зуб каждый зубок…

Могли быть от старой мастерской, но мастерская давно не существовала, от нее оставались руины, груда ржавого металла вместо станка…

Хм… хм…

Еще раз покурили, покумекали и отправились в путешествие по Хускего…

Не давала нам покоя эта связка…

Надо было расставить точки над «i». Немедленно!

* * *

Пошли к мистеру Винтерскоу, но найти старика не удалось. Зато на обратном пути встретили Хенрика с Джошуа. Спросили их.

Нет, они не забывали связки на нашем пороге. Перебивая или скорей дополняя друг друга, сказали, что в жизни у них не было столько ключей, даже чужих: им никто и одного ключа не доверял, а тут такая связка!

— Такая шикарная связка, — вздыхал Хенрик, не захлопывая рта, пуская слюни, — ни у кого в Хускего не может такой быть!

— Точно, — согласился с ним Джошуа, — в Хускего и дверей столько нет! А таких вот, — он выделил маленький ключик из связки, всем нам показал его, — таких дверей точно нет! Такие разве что в ювелирных магазинах!

Такие ключи! Такие ключи…

Ребята вздыхали, сосали сквозь зубы воздух, потряхивали ошпаренной рукой в воздухе: «Пу-ухе, мэн!..»

Нет, они тут ни при чем…

Нет, они бы не стали брать на себя такую ответственность!

Конечно — ни за что!

Разводили руками, вздрагивали плечами, топтались да шмыгали носами. Ничего путного сказать не могли. Скреблись, как щенки под курткой, щурились, пыхтели.

Наконец, задумчиво взвесив в каждой из четырех ладоней связку, Джошуа сказал, что это мог быть, возможно, Молчун, с которым мы с Дангуоле еще ни разу не говорили.

Однако почему именно Молчун, не дал объяснений.

— Предположительно Молчун, — сказал Джош.

Вот так! И Хенрик зачем-то подтвердил.

— Мда… Скорей всего, да, Молчун.

Тот выполнял какие-то редкие работы для кого-то… Какие работы, никто не знал… Могли быть и ключи… Могли быть к разным замкам… Никто не станет гадать — к каким…

А зачем мы ему были нужны? Зачем к нам заходил?..

Ха, кто знает, зачем и кто нужен Молчуну? Кто его вообще знает?

Про него было меньше всего известно; а раз так, почему бы не допустить, что у него могли быть такие ключи? Почему нет?

Молчун жил в домике с чучелом пингвина у двери; дом был на обочине, за домиком Нильса, почти за территорией Хускего.

— С видом на плантацию рождественских елочек, — заметил туманно Хенрик.

— Да, — развил тему Джош, — точно! Молчун так их не любит, эти елочки, что закрывает все окна, что выходят на елочки, ставнями. Ставнями наглухо!

— Верно, — сказал Хенрик. — Может, он на ставни и замки вешает…

— Может, это ключи от замков, что, возможно, есть на ставнях? — промямлил наконец Джош.

Мы решили навестить Молчуна. Тем более что толком его не знали. Толком Молчуна никто не знал. Кто-то должен был, наконец, выяснить, кто он такой!

Хенрик и Джошуа пожелали нам удачи, но с каким-то словом, которое словно бабочкой замерло на губах одного и, чуть было не спорхнув с губ другого, так и умерло. Меня посетило предчувствие, совершенно, однако, напрасное. Хенрик и Джошуа просто торопились от нас отделаться…

Мы направились туда, куда махнули рукой Джошуа и Хенрик, — в сторону гололедицею вьющейся дорожки.

Молчун жил у спуска к пруду, за вигвамом, что построил Эдгар (по пути встретили Эдгара: нет, это была не его связка) за садом Нильса (мы исключили птичника сразу), шли, шли, громко падали кислые замерзшие яблоки, было грустно, на ветках деревьев висели мертвые клетки, летними днями этот сад был оглушительным от щебета, глаз резало от пестрых бесноватых птах.

В ложбине, окутанной туманом и камышом, привалился к сараю дом Молчуна. У входа стоял пингвин. В этот раз был он в шляпе с полями и с трубкой.

Молчуна дома не было, зато были мерзлые ягоды на кустах. Пощипали ягод.

Был тихий на все способный день. Слегка морозный, но ясный. Прозрачный. Но даже в такой прозрачный день небо все равно было стеклянным и низким — как в парнике, омытом дождем!

Солнце валилось набок. Вечерние краски еще не брызнули, а только начали замешиваться где-то с краю, откуда им предстояло расползтись по всей чаше неба.

Протрындел Клаус на антикварном мотоцикле, махнул нам кожаной перчаткой. Мы тоже махнули…

Поели ягод и пошли, напевая «Щимтас кунигу католику»…[57] Вернее, Дангуоле пела слова, а я подвывал и задавал бас губами.

Еще раз покурили у вигвама, решили не сдаваться, обойти все дома, спросить каждого. Мы усмотрели в этой связке ключей, столь вызывающе у нас на коврике забытой, некий символ. Словно нам была задана загадка, которую мы должны разгадать.

— В Хускего постоянно разыгрывают, — сказала Дунгуоле, сузив глаза. — Может, и теперь решили разыграть… Посмотреть, как поведем себя…

Я кивал: да, эти могли и не такое придумать…

Задавили папиросу и, преисполнившись решимости установить владельца ключей, тронулись в путь.

* * *

Мы не стали стучать в ближайшие домики, в те, что стояли под боком. Нет, в Хускего так не делается. Это слишком просто. Мы решили включить иррациональное мышление. Нас повело. И мы пришли к Дому Льда, в котором когда-то был холодильник всей коммуны.

Патриция и Жаннин копались в саду; они были одеты в спортивные штаны и синие рабочие халаты с кушаками; обе толстушки, приземистые, широкоплечие, с черными косами, огромными глазами, огромными руками в рукавицах. Жаннин что-то пропалывала, Патриция что-то пилила, поставив одну ногу на пенек. Они взглянули на связку, посмотрели… и тут я вспомнил — ну конечно! как я мог забыть! Это уже не первый раз, когда со мной в Хускего подобная странная вещь случалась!

* * *

…когда я еще жил в замке, кто-то повесил на мою дверь маленькую розочку, такую крошечную, с куста срезанную. Прямо на дверную ручку, на тонюсенькой петельке, из ниточки связанной. Это была на самом деле ничтожная вещь. Пустяковина. Будь я пьян или накурен, ни за что не заметил или пропустил бы мимо глаз, оставил бы это, похоронив под возом мелочей.

Однако в ту весну я был в жутко романтическом состоянии, у меня аж внутри всё чесалось, я постоянно ворочался в постели, переворачивался внутри себя — испытывал телесный зуд, одним словом.

Потому розочка, на петельке подвешенная, да к моей дверной ручке, да из такой телесного цвета ниточки — ну что ты! Какое тут спокойствие! Такое так просто оставить было никак нельзя! О, если уж такие указания и заманухи пропускать, то можно на себе ставить крест сразу или приковывать себя к унитазу!

Я вбежал в комнату с розочкой и положил ее под подушку, и зарылся в подушку лицом! Я даже застонал от счастья! Как будто все тысячи оргазмов, которые сотрясут меня подступающим летом, ветвью одной молнии пробежали по моему телу.

Я долго так лежал, вздрагивая, извергая рычания и пуская слюни, потом взял себя в руки, встал. Вибрация отдавалась в каждой мышце, кости стонали. Я стер с глаз слезы счастья, которые второпях наворачивались и скоро сохли, прямо на веках, не упав с них, — будто жар моего зовущего тела высушивал их. Слезы прямо на глазах успевали испариться!

Вот и тогда, как теперь, я долго гадал: кто бы это мог быть? Кто мог подпихнуть мне розочку?

Я подозревал всех!

Даже Марианну, хотя она была лет на двадцать старше меня, но все еще бес в юбке, что ты! Потому и подозревал, что бес в ней чувствовался, особенно когда она косо так смотрела и улыбалась краем рта…

Да, я ее представлял в разных позах, несмотря на то, что была она уже такая потрепанная, несмотря на то, что она вырезала куколку Эдгара в напрасных томлениях. Я моментально исключил бабу Эдгара — в ней не было приключения, и она ни разу со мной не говорила, она только наезжала к Эдгару на выходные, как на дачу. Она близко к замку не подходила! Говорят, она все еще жила в городе; она никак не могла решиться переехать, говорила, как дети подрастут, вот тогда… Говорили, что она стеснялась ездить в Хускего! Она, дескать, стыдилась «дурной славы»… Мол, в Хускего живут одни лузеры и отребье какое… Да, это нелепо, когда человек живет в вагончике, в захолустье… Она была там какая-то дама, из почти публичных фигур, что ли…