Кирилл Ковальджи - Звенья и зёрна

• Название: Звенья и зёрна
• Автор: Кирилл Ковальджи
• Издательство: «Советский писатель»
• Жанр: Поэзия
• Год: 1989
• ISBN: 5-265-00840-3

Новая книга стихотворений Кирилла Ковальджи отличается большим разнообразием: тут и философская лирика, и любовная, и гражданская. Москва и Молдавия, Европа и Африка — отсветы разных дорог преломляются в новых стихах поэта. Сонеты перемежаются верлибрами, крупные стихотворения — миниатюрами из цикла «Зёрна». Читатель продолжит знакомство с своеобразным поэтическим миром Кирилла Ковальджи, автора многих сборников стихотворений, романа «Лиманские истории», повести «Пять точек на карте», рассказов, статей о молодой поэзии.

---

«Под рок-музыку аварийности…»

* * *

Под рок-музыку аварийности
век идет к своему завершению:
перевыполнен план трагедийности,
переполнена чаша терпения,
а там-там
и днесь:
— Атом там
и здесь!
Мировой бедлам
сочинен
адом:
был сперва Адам,
чтоб в конце —
атом?
Где Орфей? Где его искусство,
чтоб на лире серебряной месяца
подтвердить, что такое безумство
и в безумных мозгах не уместится!

Африканская мозаика

1

…Голый негр
      на пальму взбирается быстро,
на закорках
      грохочет битлами транзистор,
и московский мой быт,
      он не так одинаков,
если Африка в нем
      восклицательным знаком,
ах, лагуну добавь,
      деревушку на сваях,
за моторкой угнавшихся вплавь
      чертенят-попрошаек,
это было — когда? —
      над Москвою морозной
черный блик —
      африканский мираж светоносный.

2

…Разгоняется лайнер,
      и в небо, и вскоре
под крылом, как открытка,
      Средиземное море,
а под вечер
      над джунглями пар, словно вата,
в океан
      кипятильником брошен экватор.
Что за ночь! В Дуала —
      это порт в Камеруне —
приземляется «Боинг» парной —
      в июне —
воздух душно пахнет
      французским мылом,
дождь дымится, как душ —
      не вчера ль это было? —
только время — не то,
      что считает Европа,
а вращенье вселенского
      калейдоскопа,
его вертят клешнями
      гигантские крабы:
костяные,
      сухие, как смерть, баобабы.

3

…По пустынной саванне
      спешит голубая машина —
это в Африке было,
      посредине Бенина —
вдруг, как радужный смерч,
      толпясь и блистая,
налетает безумная бабочек стая —
от песков до небес,
      ни конца ей, ни края,
но с налета — о господи! —
      горе немое:
смерть цветасто пятнает
      стекло ветровое.
«Тормози!
      Мы врываемся в рай, как убийцы!..» —
это в Африке было,
      в Москве повторяется, снится —
мчатся бабочки снова,
      большие, как птицы,
золотые, лиловые, алые, черные,
небывалые,
      обреченные…

«Вдруг, проснувшись в казенной постели…»

* * *

Вдруг, проснувшись в казенной постели,
Не поймешь, где какая страна…
Забываешь названья отелей,
Мимолетных знакомств имена.
Роль уюта во временном доме
Исполняют диван и плафон.
Говоришь «чемоданы в мой номер»,
Через день выметаешься вон.
Ни к приемнику, ни к одеяльцу,
Ни к цветам, ни к пейзажу в окне
Привязаться нельзя постояльцу —
В сроке истина здесь и в цене.
Расщепляется миг, где обратный
Счет ведется отпущенным дням…
По путевке Париж однократный
Выдается до вторника нам.
Выдается до пятницы море,
Вырывается время из рук.
И гостиница, и санаторий —
Краткий курс философских наук.
Сдай ключи, не ищи милосердья.
Репетиция смерти — отъезд
Или сон. Но, быть может, бессмертье,
Как бессонница, нам надоест.
Так да здравствует жизнь, где начало
И конец застолбит божество
Расписания. Времени мало?
Будем жить. Это лучше всего!

Полоумный

Я научен теперь, я научен
я прикинусь нормальным, иначе
будут снова ловить и настойчиво мучить.
Делать нечего. Поутру
просыпаюсь, иду умываться,
хлещет кровь из открытого крана,
ничего, я беру полотенце,
отпечаталось красным лицо,
всё в порядке, я к вам выхожу,
напевая игривый мотив,
все довольны, и завтрак на столике, —
в этом мире никто не убит.

Хеппи-энд

Все кончилось благополучно.

Волков почуя, бараны
еще теснее сплотились
вокруг своего пастуха,
когда он вскинул двустволку,
и волк закружился, раненый,
бросился пес на хищников,
и те ушли от греха.

Все кончилось благополучно,
как я вам сказал заранее.

Садилось кровавое солнце,
лучи посылая вкось.
Пастух в тулупе овчинном
задумчиво ел баранину,
и преданный пес лениво
глодал баранью кость…

«Ах, Кавказ! Это слишком красиво…»

* * *

Ах, Кавказ! Это слишком красиво.
Расписной, как рекламный буклет,
Где магнолия вышла счастливо
За самшит, кому тысяча лет,
Где для пальмы, мимозы и розы
Просветляется моря хрусталь,
Где поэзией выглядит проза
И блаженством зовется печаль,
Где друзья тебе трижды воздали
За весь род и еще наперед…
Обжигаючи пальцы, хинкали
(И урча) отправляешь ты в рот.
Цепи гор — в три ряда перспектива,
И классический туч караван…

Ах, Кавказ, это слишком красиво!
Но картинка надорвана криво:
Ветер, холод, — ночной ураган,—
Шторм буянит, как пьяный погромщик,
Хлещет ливень по окнам, все громче,
Дребезжит на балконе стакан…

Конец сезона

Последние дары календаря —
Минуту солнца упустить досадно.
О, этот лунный климат сентября! —
Одной щеке тепло, другой прохладно.

На пляже общество. Но от и до…
Вот убыл тот. Вот появилась эта.
Здесь не укореняется никто:
Заказаны обратные билеты.

Здесь глубже понимаешь: всё течет.
Уже закрыто лето на учет.
Мы сходимся, любезно тараторя,
Временщики у вечных гор и моря.

Дни осени прощально хороши,
Но пляжники расставлены все реже,
И наконец у моря — ни души,
Лишь ветер подметает побережье.

«Закончив дела и не споря…»

* * *

Закончив дела и не споря
с моей сухопутной судьбой,
последние годы у моря
провел бы с самим я собой.

И в солнце и в дни непогоды
я стал бы у моря бродить,
чтоб все мои годы, все годы
додумать, довспомнить, забыть.

Отзвуки юности

I

Юность — это варианты рая,
Впереди дорог не перечесть,
И мне сладко медлить, выбирая,
Ведь пока не выбрал — выбор есть.

Мой он, расширяющийся личный
Мир. Со всеми поделиться рад
Я своим богатством неприличным,
Ведь пока не выбрал — я богат.

Так себя я тешил для отвода
Глаз, призваньем на заметку взят.
Все же — безответственность, свобода,
Молодость — бессмертье напрокат!

II

Как за тобой я хожу?
А вот так и хожу и на скрипке играю,
на незримой — оставить тебя не могу
без музыкального сопровождения.
Так иду за тобой до самой границы,
до незримой — закрытой лишь для меня,
и в разлуке всю ночь
я держу тебя нитью мелодии,
чтоб ты завтра вернулась
и все повторилось сначала.

III

Никто тебя не видел такой,
ни ночью, ни днем, ни в толпе городской,
никто никогда, ни зимой, ни весной,
ни мать, ни отец, ни даже сама ты
на фото ли, в зеркале — с той красотой
все свыклись, но, боже, из пены морской
кто видел рождалась какая, объята
свечением, аурой зыбкой, любовью
в тот миг… до сих пор ослепляются болью
глаза — только я тебя видел такой!

IV

Это молодость, вдохновение,
Очертания чуда вчерне,
Это музыка возникновения,
Это крылья и слезы во сне.
Мир открылся, назвавшись тобою
И твои обретая черты.

Мы расстались на миг, и с тоскою
Я смотрю: это ты и не ты…
Может, свет пропадает в алмазе,
Ускользают лучи с озерца,
Может, словно стихи в пересказе,
Остаются черты лица?..

V

Юность. Радуга. Это ненадолго.
Я не думал совсем о веках,
но хотел сохранить я радугу
в набегающих к сердцу словах,
чтоб, не та́я, простая и светлая,
пребывала, тайну тая,
потому что была семицветная,
потому что была — моя…

«В чем дело?..»