Михаил Шушарин - Фотькина любовь

• Название: Фотькина любовь
• Автор: Михаил Шушарин
• Издательство: Южно-Уральское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1980

Автор, участник Великой Отечественной войны, бывший комсорг десантной роты, рассказывает о судьбах людей того «безусого» поколения, которое с оружием в руках сражалось за Родину.

---

— Лейтенант Яковлев. Попал в плен к фашистам. Застрелиться не успел. Был без памяти.

— Застрелиться никогда не поздно, — пыхнул папиросой Михайлов. — Мы проверим. Если изменник — сами будем судить!

— Проверьте.

— Ваша военная специальность? — спросил капитан.

— Артиллерист. Пулеметчик.

— Артиллеристов нам надо… Можете ли вы сейчас выполнить задание нашего командования?

— Ослаб я, товарищ капитан… Ноги не держат… И горло, видите, проводом порезали…

Капитан слушал внимательно.

— Дайте поспать, — попросил Сергей и, не обращая ни на кого внимания, упал на лавку, заснул. Михайлов выдернул из кожаного портсигара новую папиросу, прикурил.

— Унесите его в лазарет, в отряд к Осипяну. Пусть кормят, лечат!

Заросший черной бородой разведчик вытянулся:

— Есть, товарищ капитан!

…Сидел у кровати Прокопий Переверзев.

— Петрович! А, Петрович! Вот настойку я принес. Говорят, выпьешь — легче будет.

— Легче? Ну, давай, попробуем!

— Давай, — обрадовался Прокопий, доставая из кармана бутылку. Налил по рюмке, выпили. Настроившийся на благодушную беседу Прокопий увидел, что Сергей вновь впадает в беспамятство, и примолк.

Бабка Анна пришла поздно вечером с судками, тарелками, с горячими щами, биточками, варениками, со своими, только ей принадлежащими, мыслями. Выгнала начавшего хмелеть Прокопия, а Елизавете сказала:

— Ты пошто не следишь за ним? Ты что, около него только богатство наживать хочешь? Гляди, богатство от смерти не спасает!

Пьяная Елизавета испугалась строгих глаз бабки Анны:

— Извините. Я как лучше хочу!

— Хотеть-то, девка, мало. Надо робить!

Эта девчонка, партизанская санинструкторша Наташа Ковригина — бой-девка. Принесла тазик, ведро горячей воды, белье.

— Снимайте вашу амуницию, товарищ лейтенант!

— Да что ты? Как же?

— Сбрасывайте все: штаны, гимнастерку. Побыстрее.

— Ну, отвернись хоть.

— Здрасте! — она погладила его по заросшим щекам, размотала бурую от крови повязку на шее. — Я буду его обрабатывать с зажмуренными глазами. Какой стеснительный! Паинька.

Потом осмотрела его еще раз с головы до ног, рассмеялась:

— Не надо раздеваться, товарищ лейтенант. На вас одни ремки. Сейчас. — Достала из сумки ножницы, расстригла, начиная с ворота, гимнастерку, бросила тряпье в угол. Сергей вздрагивал и стонал: нательная рубашка присохла к ранам, было нестерпимо больно… Голый, в кровоподтеках, он сидел на деревянном топчане.

— Кто же это вас так?

— Спрашиваешь!

И тут она неожиданно шагнула к окну, ссутулилась и заплакала. Заплакала навзрыд, не жалея слез.

— Будь они вечно прокляты!

Почти месяц, а точнее — двадцать шесть дней, держала она Сергея на носилках.

— Вон кровать, а я тут на брезенте?

— Сразу видно — не партизан. Командир наш знаешь как это называет? Держать раненых в полной боевой. Если надо уходить — возьмем тебя — и на телегу. Понятно?

— Я — не раненый.

— Не раненый, а на шее шрам на всю жизнь останется… На волоске ты, Сережа, был…

— Ерунда.

Когда тело начало очищаться от струпьев, он, от природы смелый и даже дерзкий, сказал ей:

— Как думаешь, для того, чтобы полюбить, надо видеть любимого, как ты меня?

Она побледнела.

— Не надо, Сережа. Не время.

Все правильно. Не время влюбляться. В партизанском соединении Михайлова существовал неписаный закон: «Пока не уничтожим фашистского зверя и не освободим Родину — нет для нас женщин и нет любви!» Но любовь не подвластна приказам и относительно регулируется законами. Провожая Сергея в отряд, Наташа, расслабившись, безотчетно целовала его.

…— Слушай, лейтенант! Может, ты не артиллерист, а шпион, — говорил командир отряда Никола Осипян, накрыв волосатой рукой немецкий парабеллум, лежавший на столе стволом к Сергею.

— Не оскорбляй, — едва сдержался Сергей. — Иначе получишь!

Осипян засверкал белыми зубами — смеялся.

— Шутки шутить нечего, — продолжал Сергей. — Говори дело.

— Понимаю. Извини, — утихомирился Осипян. — Смотри карту. Вот река. Тут лес, а вот небольшое село Починки. Там гарнизон фрицев… Староста — предатель. Вешают наших каждый день… Надо гарнизон и старосту убрать. Продовольственные склады захватить, оружие — тоже.

— Ну?

— Михайлов приказал нашему отряду взять Починки. А как взять? Под огонь пойти? Крови много, ох, много! Пулеметные заставы вокруг села.

— Что вы предлагаете?

— Идти на хитрость. Пошлем, понимаешь, парламентеров с белым флагом. Пусть скажут: «Скоро зима, партизаны голодают, хотят сложить оружие». А с юга всем отрядом, понимаешь, налетим, закрепимся в селе!

— Не пойдет! — Сергей не обратил внимания на заигравшие в глазах командира бешеные огоньки. — Почему? Вот почему. Во-первых, немцы не поверят, что партизаны сдаются, во-вторых — встретят парламентеров пусть даже два взвода, все остальные останутся на местах и польют конников огнем. Погибнут парламентеры, побьют и остальных партизан.

— Ты чего хочешь? Ты говори! Сам капитан сказал, чтобы ты помогал составить план. Ты — умная артиллерия!

— Дай взвод автоматчиков и пушку, вон стоит старая сорокапятка… Снарядов штук двести.

— Ты что, с ума сошел? Двести снарядов. Пошел ты к черту!

— Вот здесь, в лесу, — продолжал Сергей, — поставим пушку, будем с утра бить по заставам и через каждый десяток выстрелов менять позиции; будем палить из автоматов как можно шире по фронту… Немцы зашебутятся обязательно и подтянут к лесу главные силы… Вот тогда ты и шуруй с юга… Режь старосту, бери село!

Осипян долго молчал, впившись глазами в карту и потирая небритый подбородок, потом со свойственным южанам темпераментом треснул по карте костлявым кулаком:

— Слушай, лейтенант! Ты знаешь кто? Ты — стратег!

Он выскочил из-за стола и начал приплясывать по комнате:

— Ай да лейтенант! Ай да бравая артиллерия!

Но капитан Михайлов, когда ему доложили о плане, не радовался. Он внимательно разглядывал Сергея, как обычно попыхивая папиросой, спрашивал:

— Вы понимаете, лейтенант, всю сложность вашей задумки?

— Понимаю, — Сергей не отрывал взгляда от его холодных глаз.

— Значит, на смерть?

— Умереть, товарищ капитан, можно и у себя дома, за печкой.

Едва заметная улыбка тронула лицо Михайлова.

— Это так.

— Мы отвлекаем главные силы противника. А конники налетают с юга.

— Ну что ж. Ваш план принимаем. Вы, Осипян, завтра в четыре ноль-ноль выделяете автоматчиков. Они же будут на лошадях транспортировать пушку. За ведение огня отвечаете вы, лейтенант. Все.

Михайлов запахнул бурку, шагнул к выходу, обернулся:

— Учтите: операция может иметь только один исход — взятие Починок. От этого во многом зависит судьба всего соединения… До свидания.

Тачанка, запряженная парой вороных коней, укатила по просеке.

…Все было очень тяжело. С того дня, как Сергей попал в соединение Михайлова, в сердце его вместе с радостью, что вырвался из плена, что он у своих, зрело чувство глухого раздражения. Некоторые партизаны недоверчиво поглядывали на него, истощенного немецким пленом и пригретого Михайловым, хмурились. Сергей злился.

В утро перед боем он проснулся от негромкого лошадиного ржания. Взвод под командованием армянина Яшки Башаратьяна был готов к выходу на позиции. Пара сытых немецких битюгов запряжена в пушку. Привыкшие к неге битюги вздыхали, едва слышно постанывали. Яшка толкнул Сергея:

— Слышь, ты! Вставай. Приказ капитана, слышишь? Иначе расстреляю! — молоденький Яшка делал явную ошибку.

— Што-о? — Сергей вырвал из рук Яшки автомат и забросил в кусты. — Ты меня будешь расстреливать? Запомни хорошенько: первый раз слышу это от тебя. Второй услышу — пришибу, как кутенка!

На опушке появился капитан Михайлов. Кто он? Говорили, что с Урала, говорили — с Украины… Но дело не в том. Ему раскрывали души, потому что знали, верили — он выполнял волю партии. Он олицетворял здесь советскую власть, и если кто-то нарушал партизанскую клятву, нарушал дисциплину, капитан мог в полном объеме применить власть.

Замерли по стойке «смирно» Сергей Яковлев и Яков Башаратьян. Михайлов ушел молча. И Яков первым подошел к Сергею, виновато попросил:

— Товарищ лейтенант, прости!

— Думать надо, что говоришь, балда! — усмехнулся Сергей.

…Это был неравный бой.

Храбрости и задора партизанам не занимать, но артиллеристы они были неумелые. Несмотря на все старания Сергея, около полудня немцы зажали их в твердое железное кольцо. В маленький пушечный щит все чаще и чаще ударяли смертельные оранжевые жала. Со стоном умирали раненые кони. Редел взвод автоматчиков. Гибель подходила неминучая. Сергею казалось, что этот бой продолжается вечность. Кисти рук кровоточили. Он весь дрожал, вскакивал в рост, забывая об опасности.