Зинаида Шишова - Великое плавание

• Название: Великое плавание
• Автор: Зинаида Шишова
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1972

В книге Зинаиды Шишовой рассказывается о великом плавании Христофора Колумба.

Она основана на фактах и на догадках. Из дневника Колумба известно, что в его экипаже были мальчики — корабельные юнги. Из-за оплошности одного из них потерпела крушение «Санта-Мария» — флагманское судно флотилии.

Зинаида Шишова дала этим безвестным юнгам имена, связала их дружбой, высоким чувством товарищества, тайной карты.

Для среднего и старшего возраста.

---

Мне было поручено адмиралом при помощи нескольких индейцев и под руководством синьора Марио исследовать почву и заняться рытьем колодцев.

Но беспокойство за Орниччо мешало мне как следует заняться своим делом. Оставшись наедине с синьором Марио, я тотчас же обратился к нему с расспросами.

— Франческо, — ответил мне секретарь, — ты, вероятно, заметил, что я, несмотря на самое живейшее расположение к вам, в последнее время отдалился несколько от тебя и Орниччо. Это происходит потому, что я должен был утаивать от тебя некоторые обстоятельства, а мне это было трудно, хотя я и был связан словом. Теперь все выяснилось и закончилось, на мой взгляд, благополучно. Хотя господин и намерен продержать тебя некоторое время в неизвестности, я полагаю, что не следует более испытывать твое терпение. У меня имеется письмо, которое я должен тебе передать, когда мы выйдем в открытое море. Но я сделаю это сейчас и думаю, что не совершу большого греха.

— Где же Орниччо? — воскликнул я. — Почему вы не отвечаете на мой вопрос?

— Ты все узнаешь из этого письма, — сказал синьор Марио, подавая мне объемистый пакет.

Задыхаясь от волнения, я, забравшись в густой кустарник, улегся на землю и распечатал письмо. Буквы прыгали перед моими глазами, несколько раз я должен был прерывать чтение. С большим трудом я разобрал следующее:

«Брат и друг мой Франческо!

Когда ты получишь мое письмо, несколько десятков лиг будет отделять тебя от Орниччо. Я знаю, что причинил тебе много огорчений за последние дни, но верь мне, что сам я страдал не менее твоего. Началось все с того несчастного утра, когда Аотак потерял цепочку. Когда мы вышли из воды, ты сказал мне: «Посмотри, мы так много времени пробыли в воде, что у тебя на пальцах отложилась соль». Я увидел, что действительно руки мои покрыты беловатым налетом, но это была не соль, так как налет не смывался в воде и не был на вкус соленым.

Нисколько не обеспокоенный, я вернулся на корабль. В этот же день произошла наша ссора, за которую, милый брат мой, я тебя нисколько не виню. Но по-своему я был прав и надеюсь, что когда-нибудь мне удастся доказать тебе мою правоту.

На следующее утро я почувствовал легкую боль под мышками, но в течение дня не имел времени обратить на это внимание. Каков же был мой ужас, когда, раздевшись, ночью при тусклом свете фонаря я различил синие и багровые пятна у себя на груди и под мышками. Страшная догадка пришла мне в голову, и больше всего я боялся, чтобы ты не узнал об этом и не стал себя укорять, считая себя виновником происшедшего.

Помнишь ли ты, милый и дорогой братец, наш разговор, когда я сказал тебе, что, общаясь все время с тобой, я не меньше твоего подвергаюсь возможности заболеть проказой? Чего бы я теперь не дал, чтобы вернуть эти слова. Я прекратил общение с тобой. Обстоятельства сложились так, что ты мою отчужденность принял за последствия нашей ссоры.

Я тотчас же оповестил обо всем адмирала, отделился от всех, вынес свою койку на палубу и ел из отдельной посуды. Я был очень несчастен, братец, потому что лишен был даже возможности поделиться с тобой своим горем.

Когда мы отпускали пленную индианку с подарками, эта женщина почему-то обратила на меня внимание. Может быть, потому, что белки мои стали совсем темными, как у человека, у которого от гнева разливается желчь.

— Ты ел плоды гуакко? — спросила она, положив мне руку на голову.

Я не знаю, что такое гуакко, но тут же слабая надежда посетила меня. Потихоньку от всех я ночью подозвал к себе Аотака.

— Что такое гуакко? — спросил я.

И юноша тотчас же, скорчившись, упал на палубу и стал себя поглаживать по животу.

— Здесь очень хорошо, — сказал он, показывая на рот, — здесь вкусно, сладко, как мед. — И, указывая на живот, продолжал: — А здесь плохо, злой, и тут плохо. — И, проводя руками по груди и под мышками, повторял: — Всюду плохо, вай-вай!

«Вай-вай» он говорил, когда порезал руку о меч. Это слово обозначает боль. Тогда я открыл свою грудь и показал мальчику, а он закричал:

— Вай-вай, гуакко, гуакко! — Потом, поднимая пальцы, стал считать: — Один день плохо, два дня плохо, одна рука плохо, а две руки хорошо.

В переводе на нашу речь это означало, что один — два, а может быть, пять дней я буду испытывать боль, но через десять дней все пройдет. Я боялся поверить его словам, так как мальчик у себя на острове мог не знать о существовании проказы и мою болезнь объяснял другим. Но все-таки моя надежда на спасение стала крепнуть. Я хотел еще раз поговорить с Аотаком, но на следующую ночь мальчик исчез.

Съехав на берег, я объяснялся, как умел, со многими индейцами, и все они подтвердили слова Аотака. Может быть, я и ел плоды гуакко. Ты помнишь, вероятно, что я с жадностью срывал все плоды, которые попадались нам по пути. Как бы то ни было, но спустя восемь дней у меня уже не осталось и следа этой болезни. Я пытался рассказать об этом адмиралу, но он боялся даже подпустить меня к себе.

Тогда я рассказал обо всем синьору Марио, и секретарь уже от себя взялся оповестить обо всем адмирала.

Господин наконец решился повидаться со мной. Он на расстоянии осмотрел мое тело и убедился, что все следы болезни исчезли. Но это еще не окончательно рассеяло его опасения. Зная, что меня пленяет жизнь на острове, он предложил мне следующее: он высадит меня на расстоянии четырех — пяти лиг от форта, снабдит одеждой, припасами, оружием и порохом.

Через четыре месяца или раньше он вернется сюда из Испании. Если за это время болезнь не обнаружится больше, я по своему усмотрению устрою в дальнейшем свою судьбу.

А четыре месяца я должен провести в карантине подобно тому, какому генуэзцы подвергают людей, выздоровевших от чумы. Я согласился. Сегодня я уже докончил хижину, в которой думаю жить.

Итак, братец, ты плывешь в Испанию. Если тебе удастся, посети синьора Томазо в Генуе. Мое жалованье за четыре месяца лежит в твоем сундучке. Передай эти деньги нашему бывшему хозяину. Он заслуживает большего.

Я верю, что, прочтя письмо, ты употребишь все свои силы на то, чтобы вернуться на Эспаньолу и повидаться со своим братом Орниччо, который, если бы ему бог послал счастье встретиться с тобой, постарался бы, чтобы мы уже более не разлучались».

Слезы столько раз выступали у меня на глазах, что я читал письмо более часу. Но, закончив его, я немедленно прибежал к синьору Марио, который уже успел обвести веревкой место для колодца.

— Если вы не скажете мне немедленно, где Орниччо, — закричал я, — я тут же, на ваших глазах, брошусь с утеса в море, размозжу себе голову о камни или проткну себя шпагой!..

— Что-нибудь одно, что-нибудь одно! — сказал добрый секретарь, затыкая себе уши, так как я оглушил его своим криком.

Отведя меня в сторону, он рассказал мне, как найти Орниччо.

— Он будет очень зол на меня за то, что я не в точности исполнил его поручение, но он ведь знает, до чего я рассеян, — сказал добрый секретарь, смеясь сквозь слезы. — Но вы оба так страдали, что даже издали было больно на вас смотреть.

На легком каноэ я неслышно пристал к берегу и, раздвинув ветки кустов, еще издали увидел Орниччо. Друг мой с топором в руках трудился над чем-то. От волнения я даже не имел сил его окликнуть.

Я подбежал к нему. Очень бледное лицо Орниччо повернулось ко мне. Он сейчас же бросил топор. Не говоря ни слова, мы кинулись друг другу в объятия. Я никогда еще не видел, как плачет мой друг, а сейчас слезы ручьями катились по его щекам.

Мало было сказано за эти минуты, а может быть, часы, потому что, подняв вдруг голову, я увидел, что небо потемнело. Синяя тропическая ночь надвигалась с ужасающей быстротой.

Много терпения потратил Орниччо, убеждая меня поскорее возвращаться в Навидад, так как мне предстояло обогнуть весь берег на лодке по малознакомому пути.

— Мы расстаемся ведь только на четыре месяца, — сказал Орниччо. — Я не очень верю обещаниям господина нашего, адмирала, но ты-то, Ческо, наверняка меня разыщешь!

В последний раз я сжал моего друга в объятиях и, гребя к форту Рождества,[67] еще долго видел его темную фигуру на берегу.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ Где ты, Орниччо?

ГЛАВА I Прощание с фортом Навидад

С этой высоты мне виден весь прекрасный остров Эспаньола, а вокруг него — величественный океан.

Флаг рвется у меня из рук и хлопает, как парус. Для того чтобы укрепить его на шпиле башни на таком ветру, необходимо по меньшей мере двое людей, но все наши матросы так заняты, что я один взялся водрузить знамя на только что отстроенной крепости.

Пока я прикрепляю один конец, другой ветром вырывает у меня из рук, и вот несколько минут я не могу двинуться, весь захлестнутый флагом и спеленатый по рукам и ногам, как ребенок.

Я держусь одной рукой, а ноги мои все время соскальзывают вниз по гладкому железу шпиля.