Кэролайн Майтингер - Охота за головами на Соломоновых островах

• Название: Охота за головами на Соломоновых островах
• Автор: Кэролайн Майтингер
• Издательство: Армада-пресс
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2000
• ISBN: 5-309-00010-0

Приключения двух молодых женщин, пожелавших запечатлеть быт и нравы народа, проживающего в одном из самых экзотических уголков земного шара, Меланезии, — вот тема этой увлекательной книги, рассчитанной на самый широкий круг читателей.

---

И все же наконец мы стали свободны, могли в любой час отправляться в деревню, были избавлены от необходимости выслушивать дикие взвизгивания домашних слуг и освободили хозяина плантации от неприятных переживаний.

Глава двадцать четвертая

Как приятно иметь собственную экспедиционную яхту!

Вот уже неделя, а то и больше, как не возникает никаких проблем. Каждое утро мы встаем с восходом солнца, а в семь тридцать с американской пунктуальностью плывем на тот берег лагуны. Маргарет гребет изо всех сил; я правлю привязанным рулевым веслом, зажав его коленями, а руками выбираю забрасываемые в воду лески с крючками. Мы захватываем с собой завтрак, состоящий из консервов, хотя предпочитаем свежую рыбу, которую жарим на коммунальном очаге. Местные жители тщательно проверяют наш улов, так как среди рыб попадаются ядовитые или те, на которые наложено табу. Надо отдать справедливость, что пропущенная нашими контролерами рыба изумительно вкусна. Кстати, должна заметить, что мы долго не могли понять, почему здешние европейцы питаются дорогостоящей консервированной рыбой, в то время как здесь прорва свежей. Мы ели свежую рыбу до тех пор, покуда она буквально набила оскомину. Об этом я расскажу потом, когда буду описывать наши очередные затруднения, и тогда всем станет ясно, почему необходимо питаться консервированной рыбой.

В одно прекрасное утро по дороге к месту работы нам повстречался наш дальний родственник, живущий в этой лагуне, аллигатор, которого мы считали досужим вымыслом. Оставляя за собой полосу бурлящей воды, он спешил, высунув из воды надбровные дуги, ноздри и бугорки спинного хребта. Мы с уважением поклонились ему и уступили дорогу, но он не обратил на нас ни малейшего внимания.

В деревне нас встречал староста, вытаскивал лодку на песок и провожал до своей хижины, в тени которой мы работали.

Мы начали писать портрет местного юноши Майка, крайне напоминавшего «Персея» Челлини, отлитого из потемневшей меди. Телосложением Майк был характерным представителем молодых жителей лагуны: высокий, изящный, гибкий, со стальной мускулатурой. Он был широко распространенным типом новообращенного христианина, и по воскресеньям, когда в деревенском молитвенном доме шло богослужение, прекрасный Майк был запевалой хора. Мотивы распеваемых псалмов казались знакомыми, но исполнялись они синкопированно, и мы не могли определить, является ли это вымыслом деревни или творческой фантазией своеобразной натуры Майка. Слова псалмов были переведены на местный язык, и все посетители молитвенного дома, где по одну сторону сидели мужчины, а по другую — женщины со спящими или сосущими грудными младенцами, мирно дремали в перерывах между двумя джазовыми исполнениями псалмов.

Помимо всего, Майк был сыном настоящего охотника за черепами, достаточно удачливого, иначе он не дожил бы до того, чтобы стать отцом. Наше знакомство с Майком произошло в молитвенном доме, и Майк, несколько смущенный присутствием на богослужении белых посетителей, взял первую ноту псалма так высоко, что прихожане, напрягая голосовые связки, зажмурили глаза и с набухшими на шеях жилами заверещали фальцетом. Когда мотив достиг наиболее высоких нот, которые аудитория безуспешно пыталась взять, раздался всеобщий хохот… Только Майку было не до смеха; он ужасающим голосом довел псалм до конца, исполняя его соло.

Отношение деревни к искусству было очень своеобразным. Каждый мазок кисти, все более и более завершающий сходство портрета с оригиналом, бурно приветствовался всеми наблюдателями. Мы полагали, что восклицания носят невинный характер, однако наши модели принимали их слишком близко к сердцу и рассматривали как насмешки. В ряде случаев застенчивые молодые люди поступали так же, как и во всем мире: они отказывались позировать, боясь показаться смешными. Застенчивость Майка значительно превосходила застенчивость других, но наряду с этим у него была настойчивость, выражавшаяся в непреклонном желании увидеть себя изображенным на полотне. Помимо всего, он был художником и притом отличным, хотя и не замечал связи между своим искусством и нашим; это мы заметили, когда попросили Майка нарисовать наш портрет. Майк был резчиком по дереву, а точнее — плотником, выдалбливающим и украшающим лодки. Это мастерство он перенял от своего отца, а тот у своего деда, дед от прадеда, и истоки мастерства теряются в дымке прошлого.

Отношение меланезийцев к профессиональным художникам представляло для нас огромный интерес. Профессиональными художниками являются резчики по дереву и изготовители масок, которых нанимают на работу точно так же, как это делается у нас. Результат их творчества пользуется уважением, но ни местные жители, ни сами художники не признают за людьми искусства права на специальные привилегии, как это обычно происходит у нас. Здешние художники обязаны наряду с прочими жителями деревни выполнять обычные работы, помогать другим строить дома, расчищать заросли под огороды, ходить на охоту, ловить рыбу и действовать так же, как остальные обитатели, лишенные художественного дарования. Весьма вероятно, что такое приравнивание художников к остальным жителям объясняется более широким распространением среди меланезийцев способностей к изобразительному искусству. Все Деревенские жители, будь то мужчины или женщины, собственноручно изготовляют украшения, носимые ими ежедневно, а также производят предметы домашнего обихода, резные чаши из дерева и глиняную утварь. Предметы, предназначенные для празднеств или общественного пользования, изготовляются только профессиональными художниками. Подражание предметам, изготовленным профессиональными художниками, считается недопустимым и даже табу, это указывает на то, что профессиональные художники общаются с духами, когда делают танцевальную маску или изображение тотема. Этим как бы подчеркивается, что профессиональный художник имеет право на некоторое внимание. Соблюдение обрядов, связанных с резьбой по дереву, является секретным и передается наряду с мастерством из поколения в поколение только старшему сыну. В ряде случаев резчики по дереву являются не художниками, а ремесленниками, так как резьба ведется на протяжении столетий по строго установленным шаблонам. Есть предметы, для которых выдумывать или вводить новые формы строго запрещено.

Майк работал инструментами, представлявшими набор стругов различной ширины и раковин с остро заточенными краями, категорически отказываясь пользоваться чем-либо более современным. Исключение составлял карандаш, которым Майк «вырезал» нас в виде условных традиционных фигурок с точным повторением пропорций деревянных изображений духов, какие иногда встречаются на тропинках, ведущих через лесные чащи.

Когда он рисовал, то никогда не пользовался моделью, а изображал в точности, как это было принято на протяжении столетий. Так были изображены и мы, но с некоторыми необычными для Майка добавлениями: поясами, обувью, часами и шляпами на головах. Признаки нашей принадлежности к женскому полу, а также гавайскую гитару в руках Маргарет и мою кисть он дорисовал, закончив основной рисунок. Вопрос о нашей принадлежности к женскому полу был решен только после того, как мы спросили, не является ли его рисунок портретом плантатора. Майк с некоторым удивлением посмотрел на нас, но так как мы настаивали на том, что являемся «миссис», двумя штрихами добавил признаки, символизирующие наше женское естество.

Приглашая Майка позировать, мы решили доказать ему и всем остальным жителям деревни, какие блага кроются в поддержи ван и и добрых отношений с нашей художественной экспедицией, и покрыли красным лаком его длинные ногти.

Замечу мимоходом, что жалкие остатки красного лака на наших ногтях, сохранившиеся после встречи Нового года, вызвали восхищение всей деревни. Дети были попросту потрясены и таращили глаза на наши руки. Туземцы полагали, что красная окраска наших ногтей связана с нашей профессией. Об этом мы узнали не от местных жителей, а от плантатора, который услышал от слуг, а слуги слыхали от всего народа. Тогда мы решили приобщить Майка к нашей среде и намазали его ногти красным лаком. Это было поистине замечательной мыслью, и Майку стала завидовать вся деревня, а сам он стал себя вести крайне важно. Больше никто не смел смеяться, когда Майк нам позировал, хотя его вид должен был вызвать обычный смех. Мы уговорили Майка надеть все наследственные регалии деревни, и на голове у него появилось украшение из черепахи и раковин, на которое имел право только вождь племени, а Майк не был даже потомком вождя (следует помнить, что в этом обществе решительно не допускается самовольное перемещение в социальных группировках). Украшение плюс ожерелье приобщили Майка чуть ли не к королям, не говоря уже о топоре — венце власти. С нашей точки зрения, этот топор был обычным топором дровосека, продающимся в лавках и являющимся творчеством фирмы «Сирс и Робак» образца 1940 года. Единственным отличием была длинная черная ручка, сделанная туземцами из дерева твердой породы; но топор принадлежал к числу деревенских ценностей, и мы его нарисовали в расчете, что он заменит подлинное вооружение охотника за черепами, которое мы надеялись обнаружить в дальнейшем. Однако топор фирмы «Сирс и Робак» остался на нашей картине. (По-видимому, все подлинное оружие охотников за черепами полностью вывезено в Американский естественно-исторический музей.) Также остался на картине «боевой щит», хотя он вовсе не был «боевым», а реквизитом для танцев, да притом, как оказалось, вовсе не местного происхождения, а малаитянский. Хорошо, что он был, по крайне мере, меланезийским. Местные жители часто говорят: «Эта вещь очень давно принадлежит деревне…» — и предлагают вашему вниманию что-либо, не имеющее отношения к подлинно туземным вещам. Например, ультрасовременные блестящие серьги-клипсы, принадлежащие одному из рабочих-малаитян, выдавались за старинные серьги. Все это доказывает, как мало мы знали и насколько зависели от россказней местного населения.