Инесса Яжборовская - Катынский синдром в советско-польских и российско-польских отношениях

• Название: Катынский синдром в советско-польских и российско-польских отношениях
• Автор: Инесса Яжборовская
• Издательство: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН)
• Жанр: Публицистика
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-8243-1087-0

В книге анализируются исторические реалии, приведшие к катынскому злодеянию, — ликвидация Польского государства и его армии как одно из следствий подписания советско-германских договоров 1939 г. В центре исследования — многотрудная история Катынского дела, борьбы против замалчивания и фальсификации обстоятельств, причин и мотивов преступления, усилий по установлению лживости заключения комиссии Бурденко и всей советской «официальной версии», представленной в Нюрнберге. Обстоятельно показаны значение и роль Катыни как в советско-польских, так и в российско-польских отношениях — в течение Второй мировой войны и послевоенный период, в годы «оттепели» и «застоя», в период «перестройки» и коренных трансформаций рубежа нового века. Особо выделяются и рассматриваются 1990-е гг., когда была прорвана завеса тайны и сделан важный шаг в направлении примирения россиян и поляков, развития добрососедства и партнерства.

---

Участие в визите в Варшаве превратило Смирнова в публичного политика. Ему пришлось участвовать в пресс-конференции по итогам визита, и Мачишевский бескомпромиссно переадресовал все вопросы по поводу выяснения правды о Катыни к нему. А сказать-то фактически было нечего. Поэтому к немалому огорчению польского руководства и посла в Москве председатель советской части комиссии вынужден был отказаться от приглашения выступить в годовщину двустороннего договора с лекциями на курсах Общества польско-советской дружбы.

Готовя очередное заседание совместной комиссии, Г.Л. Смирнов в середине ноября 1988 г. вновь поставил перед ответственными лицами — международниками из аппарата ЦК КПСС — проблему возможной реакции на польские предложения о признании существования секретных протоколов и их оценки — хотя бы на основании копий. Он предлагал исходить из того, что они в Польше известны, да и часть советских историков считает нецелесообразным продолжать молчать по этому поводу. Почему бы не разрешить ученым вести между собой дискуссию хотя бы в самой общей форме, готовя совместный документ комиссии «Канун и начало Второй мировой войны»? (Работа над ним затягивалась и завершилась опубликованием его в «Правде» 25 мая 1989 г.)

Смирнов поднимал вопрос и о необходимых подвижках по Катынскому делу, указывая, что польские ученые постоянно и настойчиво возобновляют разговор о нем и о признании вины НКВД. Да и в советской печати стали появляться такие признания. Поэтому крайне трудно отстаивать прежнюю позицию. Исходя из этого он поднимал вопрос хотя бы о допуске поляков к изучению хранящихся в ЦГАОР рабочих документов комиссии Бурденко или опубликовании части этих документов своими силами.

Искусственное ограничение действий советских ученых, сковывание инициативы комиссии ставили ее в трудное и просто ложное положение, наносившее ей моральный урон, противоречащее самому профессионализму ученых. Климат работы становился все более тягостным, общественный резонанс — двойственным. Смирнов решил попытаться исправить положение, обратив внимание руководства на ненормальность «некоторого неравенства» в освещении хода и результатов работы комиссии в СССР и Польше: там она широко освещается по радио и телевидению, в печати, систематически организуются встречи с секретарями ЦК. Он считал, что было бы желательно использовать этот опыт, принять аналогичный порядок в КПСС.

Настало время подлинного экзамена гласности для советских реформаторов. Однако им не хватало политической воли, чтобы сдать его успешно. Призыв Смирнова был гласом вопиющего в пустыне.

9 января — 6 февраля 1989 г. произошел обмен письмами между руководителями комиссии. В Польше назревали большие перемены, и отсутствие видимых результатов работы комиссии вызывало большое раздражение и недоумение. В Москве также происходили значительные сдвиги: ускорился процесс демократизации, прошли выборы...

КПСС переходила в оборону. Были видны результаты внедрения в жизнь постановления ЦК КПСС «О дополнительных средствах, имеющих своей целью восстановление справедливости по отношению к жертвам репрессий, имевших место в 30—40-х и в начале 50-х годов», в прессе полосой пошли статьи о преступлениях Сталина, Ежова, Берии. Мачишевский писал, что многочисленные публикации и выступления советских ученых, литераторов и кинематографистов о различных драматических аспектах польско-советских отношений в прошлом способствуют распространению представлений о том, что «перестройка и расчеты с прошлым в СССР идут значительно дальше», чем действия в Польше, что сами поляки являются «причиной задержки в выявлении всей правды о прошлом в соответствии с декларацией Ярузельский—Горбачев». В этой ситуации он предлагал срочно опубликовать в Польше рапорт К. Скаржиньского, текст польской экспертизы сообщения комиссии Бурденко и список убитых польских пленных, недавно вновь изданный на Западе.

Советский сопредседатель вынужден был ограничиться указанием на необходимость продолжать изучение проблемы (с напоминанием о послесловии Горбачева к брошюре о его визите в Варшаву), декларацией о намерении довести дело до конца и просьбой не публиковать текст экспертизы в одностороннем порядке, что могло бы быть воспринято как показатель неполадок внутри комиссии.

Смирнов мобилизовал все силы в партийно-государственном аппарате, способные продолжить рассмотрение Катынского дела, невзирая на принятые обычаи и условности. Он привлек к этому В.М. Фалина, которому Мачишевский говорил о своей решимости не отступать.

В аргументации Смирнова появилось подтверждение правоты Мачишевского, констатировавшего на московской встрече, что историки исчерпали свои возможности и время обратиться к юристам.

Поставленные вокруг комиссии политические ограничители переставали быть тайной для ее членов и стали весьма тягостны для председателя. Началась борьба за расширение прав комиссии, за зеленую улицу для поисков правды о Катыни и ее обнародования. Смирнов изучил и передал в ЦК материал И.С. Яжборовской «К вопросу о судьбах польских офицеров, интернированных в СССР в 1939 году». Эта справка завершалась выводом: «Ввиду далеко продвинутого вперед состояния исследований и чрезвычайно широкого освещения вопроса о судьбах польских офицеров, интернированных в СССР, вынесенного на политическую арену в ПНР и получившего четкую, хотя и одностороннюю оценку (особенно в решении Всепольской конференции делегатов ПОРП), перед Комиссией советских и польских ученых по истории отношений между двумя странами встает задача не пытаться затянуть решение вопроса или увести его в сторону, не обыгрывать альтернативные варианты. Ввиду очевидности для поляков правды, подкрепляемой значительным объемом новых доказательств и показаний свидетелей вскрытия могил в Катыни, а также вывоза офицеров в Катынский лес, это со всей очевидностью чревато резким обострением советско-польских отношений (и подрывом результатов работы комиссии и самого ее существования, торпедированием ее политических задач). Стоит задача формулирования четкой и ясной морально-политической оценки, осуждения злодеяния сталинских времен в отношении соседнего польского народа, античеловеческого акта в отношении польских интернированных, выяснения вопроса о списочном составе всех трех лагерей (передача списков сама по себе не предрешает ответа, кто несет вину), ибо поляки заняты сейчас прежде всего этим, предоставления и обнародования приказа, распоряжения, на основании которого этот акт был совершен... выяснения места и времени всех трех экзекуций...» Так вопрос ставился впервые.

Пользуясь своими возможностями в ЦК и ссылаясь на данные Горбачевым в Варшаве обещания, Смирнов пригласил руководителей архивов и настоятельно предлагал им открыть для членов комиссии соответствующие материалы. В ЦК была передана записка Парсадановой от 18 мая о найденных ею документах по Катынскому делу. Пауза вновь затягивалась...

Примечания

1. Гордон Л.А., Клопов Э.В. Что это было? Размышления о предпосылках и итогах того, что случилось с нами в 30—40-е годы. М., 1989; Бутенко А.П. Откуда и куда идем: Взгляд философа на историю советского общества. Л., 1990; Бордюгов Г.А., Козлов В.А. История и конъюнктура. М., 1992; Тоталитаризм как исторический феномен: Тоталитаризм и антитоталитарные движения в Болгарии, СССР и других странах Восточной Европы (20—80-е годы XX века). Харьков, Т. I. 1994; Т. 2. 1995 и др.

2. Горбачев М.С. Избранные речи и статьи. Т. 6. М., 1989. С. 24.

3. Яковлев А. К социальной демократии. М., 1996. С. 17.

4. Болдин В.И. Крушение пьедестала: Штрихи к портрету М.С. Горбачева (далее — Крушение пьедестала). М., 1995. С. 184—185.

5. Шахназаров Г. Цена свободы: Реформация Горбачева глазами его помощника. М., 1993. С. 116-117.

6. Maciszewski J. Wydrzeć prawdę. W-wa, 1993. S. 8, 10.

7. Ibid. S. 9, 10.

8. Медведев В.А. Распад. Как он назревал в «мировой системе социализма». М., 1994. С. 94-95, 111.

9. Шахназаров Г. Указ. соч. С. 117.

10. Яковлев А. Указ. соч. С. 15.

11. Декларация о советско-польском сотрудничестве в области идеологии, науки и культуры. М., 1987. С. 9—10.

12. Там же. С. 24.

13. Сокращенный перевод см.: Ярузельский В. Вырвать истину: Из предисловия к книге Я. Мачишевского // Новая Польша. 2000. № 3. С. 11—13.

14. Смирнов Г.Л. Уроки минувшего. М., 1997. С. 196, 220—229.

15. Maciszewski J. S. 17.

16. Katyn. Dokumenty ludobójstwa: Dokumenty i materiały archiwalne przekazane Polsce 14 października 1992 r. W-wa, 1992. (dalej Katyn) S. 102, 103. Чтобы контролировать и корректировать работу комиссии, с первого заседания за ней, по свидетельству Г.Л. Смирнова, велось «скрытое наблюдение»: «Информируя ежедневно отдел соцстран ЦК о работе комиссии, я обнаружил, что там уже все знают и на столах в отделе уже лежат документы комиссии. Мы работали в тесном контакте с отделом, и его работники могли располагать любой информацией и в любое время. Но путем тайного доносительства? Я спросил Медведева, бывшего моего коллегу по отделу пропаганды и возглавлявшего этот отдел, зачем им нужна эта самодеятельность. В ответ я услышал: „А ты хотел, чтобы отдел узнавал позже других?“» (Смирнов Г.Л. Уроки минувшего. С. 205.)