Энн Файн - Кот-убийца и Рождество

• Название: Кот-убийца и Рождество
• Автор: Энн Файн
• Издательство: Самокат
• Жанр: Детская проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-91759-226-8

Новая история английской писательницы Энн Файн про неугомонного кота Таффи. Ка Рождество в дом нагрянули гости, и наш старый приятель опять придумывает массу диких развлечений, нарушая покой и оставляя после себя следы разрушений и хаоса.

---

Сюрприз, сюрприз!

— Давайте устроим спектакль! — сказала Люсиль.

— Да! — эхом повторил Ланцелот. — Устроим спектакль!

Элли запрыгала и захлопала в ладоши.

— Ой, прррелесть! Обожаю спектакли!

Стыд и срам. (Какая все-таки Элли эмоциональная!) Но я думал — ладно, по крайней мере, мне позволят сидеть на шкафу и насмехаться над ними. В смысле, никому ведь не придет в голову заставлять кота играть в спектакле илу плясать, правда? Может, с собаками такой номер и пройдет, но не с котом же.

Так что, думаю, пусть себе устраивают представление, так и быть.

Как же я ошибался!

5. Жаба в свадебном наряде

Угадайте, во что удумали играть три балбесины? Да. Какая удача. Спектакль по детским стишкам о котах. Эта потрепанная, дряхлая книжища, из которой вы сто лет как выросли, все еще стоит у вас на книжной полке? Не пробежаться ли по любимым строкам, которые читала вам бабуля, когда вы носили подгузники и пускали пузыри?

Разумеется, «Динь-дон-донце, кот в колодце!». И старинная веселая песенка «Эй, глядите, выше, выше — кот со скрипкою на крыше». И та, помните, трагическая история «Три котенка горевали — рукавички потеряли». И еще «Где была ты, кошечка, где была?».

Не говоря о слащавой, тошнотворно-приторной — как раз в стиле Элли — песенке «Люблю я кошку Пуську, милашку и лапуську». Я всей душой надеялся, что они о ней не вспомнят.

Угадайте, на чем они остановились?

Ага. На самой ненавистной. «Люблю я кошку Пуську».

Элли избрали на главную роль. Близнецы принялись ею командовать:

— Элли, сядь перед елкой, чтобы вокруг тебя сверкали дождики и украшения.

— Осторожно, не упусти Таффи. Помни, что сказал твой папа.

— Склони голову на бок и улыбнись.

— Расправь юбку. Будешь как принцесса.

Ну-ну… Элли нарядили в платье с рюшками-оборками, из которого она сто лет назад выросла. Если желаете знать мое мнение, это больше походило на подтаявшую горку мороженого, чем на принцессу. Двое горе-режиссеров продолжали руководить:

— Обними Таффи покрепче.

— И не прячь свое колечко, оно такое красивое. Вот так. Ой, Элли! Ты прям как из сказки.

(Во-во. Из сказки про жабу в свадебном наряде.) Потом они пристали ко мне:

— Перестань вырываться, Таффи. И улыбнись, это же представление!

Не понял, с чегой-то мне радоваться. Меня всего стиснули, держат силой под этой дурацкой елкой. Вся шкура в иголках, и потом, очень уж меня нервировала эта здоровенная фея на верхушке: того и гляди рухнет на голову! Слишком она тяжелая для такой хилой елочки. Но Элли сама смастерила ее в детском саду, поэтому все старательно не замечали, что туловищем она похожа на взорвавшийся рулон туалетной бумаги, а лицом — на сплющенный в сумке помидор. Тоже мне, фея.

6. Крики и слезы

Ой, да ладно, ладно! Ну так отшлепайте меня! Я потерял терпение. Да и вы бы свое потеряли. (И возможно, быстрее, чем я.) Меня уже тошнило от похлопываний, поглаживаний и песен в исполнении Элли.

Весь ужас в том, что у Элли голос, как у коростеля, а голос коростеля похож на скрип старой березы. А по мне, так береза скрипит гораздо приятнее, чем Элли, когда думает, что поет.

Качая меня, как младенца, она в девятнадцатый раз завела эту идиотскую песенку:

Люблю я кошку Пуську,
Милашку и лапуську,
И если буду к ней добро,
Она меня не поцара…

Ну так вот, она крепко ошибалась. Потому что я ее здорово поцара. (Причем непреднамеренно, прошу учесть. Я просто выставил лапу, чтобы она перестала наконец меня гладить. Откуда мне было знать, что она в этот момент наклонится и поцелует меня в нос? Придумала гениальный сценический ход!

Меня. Кота! Поцеловать в нос! Если хотите знать мое мнение, она прямо-таки нарывалась на неприятности.)

Как вы понимаете, последовали крики и слезы. Маман, папан, дядя Брайан и тетя Энн примчались посмотреть, что произошло. И все разом уставились на крохотную царапинку на руке Элли. Да ее и в микроскоп не разглядишь, а дядя Брайан забегал кругами, причитая что-то насчет бешенства.

Бешенство! Чушь чепуховская! Честно сказать, я был обескуражен. Во-первых, Элли делали прививки. А во-вторых, бешенство бывает от диких собак или летучих мышей. Но уж никак не от музыкально одаренных котов, которых утомил скрип над ухом. Ой, то есть пение.

И так меня это достало, что я вышел из комнаты, никем не замеченный: все суетились вокруг Элли. И оказался в буфете. Совсем один, в полной темноте. Только два больших прекрасных глаза печально сверкали во мраке: я, как всегда, никем не понятый, прятался от людей и ждал Рождества безо всякой радости и надежды.

Впрочем, одну надежду я все же лелеял: что идея о спектакле по мотивам детских песенок сама собой угаснет на веки вечные.

7. Что бывает, если дергать паутину

Но, увы, надежду я лелеял тщетно. Они просто заклеили пластырем царапину и взялись за другую песню, более безопасную, — «Динь-дон-донце, кот в колодце!»

Конечно, колодец, в который меня решили засунуть, был не настоящий. Люсиль и Ланцелот сделали его, покуда Элли выманивала меня из буфета крошечными тарталетками с лососем. (Тетя Энн ради пущей важности называет их «канапе».)

Близнецы раздербанили для этого коробку от кофейного столика. Они вытащили из нее скрепки и расплющили. Потом срезали верхнюю часть, сложили кольцом и снова скрепили, разрисовали серыми квадратами — и вот вам каменный колодец.

Так, похоже, во второй части спектакля главным действующим лицом будет Ланцелот. Он откопал в коробке с маскарадными костюмами какие-то красные вельветовые бриджи и галопирует по комнате, без конца распевая две фразы: «Кто так пошутил с котом?» и «Кто же вытащил его?»

Они не решились посадить меня в свой дурацкий колодец.

— Сначала отрепетируем песню, — сказал Ланцелот, глядя на меня с недоверием, — а то мало ли что.

— Да, — согласилась Люсиль.

— Таффи посадим в самый последний момент, когда будем готовы.

Элли глянула на свой пластырь, потом на меня.

— Да, Таффи. Ты будешь играть в спектакле, но позже.

Мне надоело, что люди помыкают мною в моем собственном доме — туда ходи, туда не ходи… Я вывернулся из рук Люсиль и запрыгнул прямо в их идиотский колодец.

Все пришли в восторг:

— Ой, Таффи! Ты гений!

Я задрал голову и завыл.

Все впали в экстаз.

— Смотрите! Таффи вошел в роль! Он притворяется, что застрял в колодце!

— Какой же он умный!

— Скорее пой, Ланцелот!

И Ланцелот завел свою бодягу:

— Динь-дон-донце, кот в колодце! Кто так пошутил с котом?

Девочки запели:

— Томми Линн, это Том.

— Кто кота потом достал?

— Джонни Стар, Джонни Стар, — спели Люсиль и мисс Коростель.

— Следующие две строки пою я! — сказал Ланцелот и запел: — Кто так дурно поступил…

Но девчонки встряли и допели сами:

— Кота едва не утопил. Ланцелот обиделся.

— У меня главная роль в этом спектакле! Так что последние две строчки я спою сам.

— Ничего подобного, — заспорила Люсиль. И они с Элли заорали, пытаясь его заглушить:

А между прочим, этот кот
Их дом от мышек бережет.

Они мне так надоели со своим пением и спорами, что я лег на дно колодца и принялся наблюдать за большущим жирным и волосатым пауком, который вылез из старой дыры от скрепки и начал сооружать новую сеть.

До того приятно было дразнить паукашку! Я давал ему сплести пару кругов, а потом дергал за паутинку — не сильно, чтобы не порвать нить, а только чтобы раскачать старого охотника.

Вот он плетет — шур, шур.

Вот я дергаю — дерг, дерг.

Вот он раскачивается — туды, сюды.

Смеху! Я дергал. Паук упорно продолжал плести. Я так увлекся, что не заметил, как Три Плохих Певца закончили спор и снова взялись за песню.

— Динь-дон-донце, — громко запел Ланцелот, — кот в колодце!

— Кто так пошутил с котом? — чирикнула Люсиль.

— Томми Линн, это Том, — скрежетнула мисс Коростель.

— Кто кота потом достал? — прощебетала Люсиль.

И тут Ланцелот перегнулся через край колодца, чтобы меня вытащить.

Знаете, не надо меня винить в том, что произошло в следующий миг. Я вам уже дважды объяснял: не слушал я их. Мне интересней было дергать паутину — с каждым разом все сильнее. И откуда, по-вашему, мне было знать, что на очередной дерг паукашка не удержится и отправится в полет?

Или что наступит очередь Ланцелота петь очередную строку.

И он разинет рот.

Очень, очень широко.

Ой, да ладно, я вас умоляю! Чего орать-то на весь дом? Ланцелот проглотил паука. Подумаешь, велика важность! Рыбу-то он ест, я сам видел. А рыбы гораздо больше пауков. (И глаза у них мерзопакостные — жуть.)