Брайан Олдисс - Больше чем смерть: Сад времени. Неадертальская планета. На белой полосе

• Название: Больше чем смерть: Сад времени. Неадертальская планета. На белой полосе
• Автор: Брайан Олдисс
• Издательство: Азбука, Терра
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1997
• ISBN: 5-7684-0255-1

Насколько велика ответственность каждого конкретного человека перед лицом Мировой Истории? Насколько широко можно трактовать понятие «Время»?

Как устоять перед соблазном вседозволенности и не упасть в пропасть Гордыни и Безверия? Ответы на эти вопросы раскрываются лишь в процессе личного духовного опыта, после череды тяжких испытаний и непоправимых ошибок. Цвет твоей Мечты должен оставаться незамутненным дурной пеленой лукавой Иллюзии, иначе с тобой может случиться нечто БОЛЬШЕЕ, ЧЕМ СМЕРТЬ.

В настоящее издание включены романы знаменитого английского фантаста Брайана Олдисса «Сад Времени» и «На белой полосе».

---

Палатки остались позади, но вокруг толпились туманистые строения вторженцев из будущего. Буш проскользнул сквозь них и нырнул в пышную насыщенно-зеленую растительность.

Поблуждав немного и выйдя к свету, он оказался на берегу широкой тихоструйной реки — той самой, что они с Энн видели со взгорья. Он уселся у самой воды, все еще не отнимая рук от пылающей шеи. Мрачный среднеюрский лес насупленной бровью наступал на правый берег, тогда как по левому простирались болота и тростниковые заросли.

Буш тупо глядел на этот пейзаж; затем ему пришло в голову, что он почти точь-в-точь совпадает с картинкой из учебника естественной истории. Да, той самой, из его школьного детства — как давно это было! До Странствий тогда еще было далеко, но уже начиналось всеобщее помешательство на прошлом. Стоп, когда же это было?.. Где-нибудь в две тысячи пятьдесят шестом — отец как раз тогда открыл собственное врачебное дело. Тогда же все с ума сходили по Викторианской эпохе. Ведь викторианцы впервые открыли доисторический мир; может, и сам Уинлок в ту пору был подхвачен этой волной.

А на картинке точно так же размещались река, болота, заросли экзотических растений; а еще там подобралась симпатичная компания рептилий начала эпохи. Слева, как въяве, припомнился аллозавр, с деликатной гримасой гурмана склонившийся над опрокинутым на спину стегозавром. Тут же рядышком прогуливался совсем по-человечьи комптозавр; его короткие передние лапки были воздеты горе: ни дать ни взять доисторический священник, молящийся за упокой души собрата-стегозавра. Дальше — птеродактили, археоптерикс на ветке — словом, полный набор.

Как прост этот нарисованный мир, как похож и не похож он на мир настоящий! Настоящая юрская долина никогда бы не была так наводнена живностью. К тому же Бушу ни разу не приходилось видеть здесь птеродактиля. Может, они были редки или обитали лишь в противоположной части Земли. А может быть, они — лишь плод ошибки изобретательного палеонтолога девятнадцатого века, который собрал из костей разных существ одно. Занятно: птеродактили — попросту измышления Викторианской эпохи наравне с Питером Пэном, Алисой и графом Дракулой.

Было облачно и душно — хоть одно это совпадало с картинкой: никто из чудищ не отбрасывал тени. Снова припомнился еще один похожий день: тогда мать сказала, что больше не любит его и подтвердила слова тем, что заперла его на весь день в саду. Буш все ждал, что вот-вот старый миляга бронтозавр высунет голову из-под мощных медленных струй: это помогло бы ему развеяться. Но водную гладь никто не потревожил. Потому что Эпоха Рептилий никогда не была так перенаселена, как Эпоха Людей.

Боль стихала, словно уходила в прибрежный песок. Буш попытался собрать разбегавшиеся мысли и прояснить для себя кое-что из последних событий.

Ясно, что Стейн решил, будто Буш преследовал именно его. Но если Стейн ошивался здесь, значит, Лэнни со товарищи тоже где-то поблизости. Их присутствие объясняло и исчезновение Энн: Лэнни, вероятно, изловил ее и держит под замком… Да нет же, старая перечница, все не так: она, чуть завидев, понеслась к нему со всех ног, радуясь, что наконец избавилась от его, Буша, брюзгливой болтовни. Что ж, скатертью дорожка! И все же, и все же…

Но одно стало совершенно ясно: здесь ему больше ни до кого и ни до чего нет дела. Он огляделся — даже Леди-Тень покинула его. Все, пора домой, хоть там и ждет хорошая взбучка в Институте. Его старое доброе «настоящее» уже давно дожидалось его.

IV. Лишь нечто большее, чем смерть

Странствия Духа были сравнительно легким делом — для освоивших Теорию Уинлока. Но возвращение в «настоящее» — процесс столь же болезненный и трудоемкий, как появление на свет. Ведь, по сути, это второе рождение, и человеку грозили те же, что и при рождении, опасности. Какая-то еще не исследованная часть мозга вела Буша в кромешной тьме по бесконечному лабиринту.

Но вскоре в сознание его ворвался свет. Он лежал на кушетке, и мерное спокойствие растекалось по его телу. Снова дома. Буш медленно открыл глаза: да, так и есть. Он возвратился на Стартовую Станцию, с которой когда-то начал свой путь.

Он находился в своего рода коконе, в изолированной комнатке, которая не отпиралась с того зимнего дня две тысячи девяностого года, когда он отправился в прошлое. Прямо над его головой помещалась капсула, в которой поддерживалась жизнь кусочка ткани его тела и четверть пинты его крови. Они, как якорь, привязывали его к «настоящему» и обеспечивали его возвращение домой.

Буш сел, разорвав пластиковый кокон, — точно так же, не правда ли, вылупляются рептилии из своих (пропади они пропадом) Амниотических Яиц? — и оглядел комнатку. Часы-календарь тут же заявили, что сегодня вторник, второе апреля две тысячи девяносто третьего года. Вот так приехали! Буш и не подозревал, что отсутствовал так долго. Всегда чувствуешь себя ограбленным, вернувшись и увидев, сколько набежало времени в твое отсутствие. Ибо прошлое — не реальность; это — воспоминания, иллюзия, если угодно. Реально настоящее, настоящее по той системе мимолетного времени, что изобрело человечество себе же во вред.

Выбравшись наконец из кокона-яйца, Буш оглядел себя в зеркало. Среди стерильного окружения он выглядел настоящим бродягой и оборванцем. Он скормил свои мерки автопортному, и через минуту новехонький комбинезон выпрыгнул из недр машины. Буш разделся, взял с решетки-обогревателя чистое полотенце и пошлепал в душ. Какое все-таки блаженство, этот водопад горячих струй! Бушу кстати припомнилась Энн, давно не мытая, затерянная где-то в дальней, давней эпохе, что обратилась в плиту песчаника. Теперь придется привыкать к мысли, что она была лишь одной из точек на линии его жизни — пройденной и полу стершейся в памяти. Поскольку нет никакой надежды на то, что он встретит ее снова.

Через четверть часа Буш был вполне готов покинуть комнатку. Он позвонил, и явился служащий — отпереть дверь и, кстати, вручить счет за комнату и услуги. Буш тихо присвистнул, подсчитав количество нулей; но об этом пусть болит голова у других: Институт оплачивал все расходы. Надо бы явиться туда с отчетом — оправданием в том, что не впустую потратил два с половиной года. Но сначала — домой, исполнить сыновний долг. Все что угодно, лишь бы оттянуть щекотливый момент подачи отчета.

Навьючив на спину ранец, он направился к выходу по коридору. По обе стороны его мелькали двери — два бесконечных ряда Дверей, за которыми сотни таких, как он, искали спасения в прошлом от настоящего. В фойе, на потолке, расположился один из его группажей. Буш гордился им когда-то; теперь он был ему отвратителен — Борроу превзошел все. Запретив себе смотреть вверх, он вышел на улицу.

— …Такси не желаете, сэр?

— Подарок домашним, сэр, посмотрите!

— Цветы! Цветы! Только что с клумбы!

— Дядь, дай десять центов!

Вот он и дома; уличные крики и шум вернули его к реальности. Казалось, все осталось по-прежнему. Пожалуй, из всего этого вышла бы неплохая картинка для учебника. Итак, слева направо: мальчишка-нищий, затем бродяжка, таксист, торговец-разносчик с лотком игрушек, отгоняющий прочь оборванного малыша. А на заднем плане — чистенькое здание Стартовой Станции, откуда он только что вышел, — инородное тело среди обшарпанных домов и разбитых дорог.

Буш протолкался сквозь толпу и пошел было пешком, затем передумал и вернулся к таксисту — тот скучал и плевал в окно. Буш назвал адрес отца, спросил о цене. Ему тут же ее и назвали.

— Вы в своем уме?! Да на это же всю страну объехать можно!

— Теперь нельзя: цены подскакивали несколько раз, пока вы там мотались по прошлому.

Всегда так. И всегда — правда.

Буш взгромоздился на сиденье, шофер дал газу, и они тронулись.

О небо, какой воздух! Ароматный, густой, насыщенный. Кислородные фильтры — хитроумные штуки, этого у них не отнять; но они начисто выветривают из памяти чудесные ощущения, и каждый раз открываешь их заново. Не только волна запахов, но и целая симфония звуков обрушилась на опьяненного всем этим Буша. Даже самые резкие из них казались в тот момент музыкой. И так отрадно ощущать тепло каждого предмета через его особенную, шероховатую или гладкую, поверхность!

Он сознавал, что, раз попав в прошлое, никуда оттуда не денется и новое Странствие неизбежно. Но невозможность чувствовать мир прошлого всегда угнетала его и заставляла стремиться домой. Вот такой парадокс. И ведь однажды он уже пресытился этим сияющим, грохочущим, осязаемым миром…

Когда эйфория прошла, Буш увидел, что «настоящее» две тысячи девяносто третьего года куда как далеко от совершенства — намного дальше даже, чем теперь прошлое две тысячи девяностого. Но, может, он просто слишком давно здесь не был и мир рептилий стал ему ближе? Глядя на развешанные где попало лозунги, которые он силился понять, Буш подумал, что на самом деле он был чужим и в прошлом, и в настоящем.