Василий Зайцев - Подвиг 1972 № 06

• Название: Подвиг 1972 № 06
• Автор: Василий Зайцев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1972

СОДЕРЖАНИЕ:

В. Зайцев. За Волгой для нас земли не было

А. Лиханов. Деревянные кони

М. Барышев. Листья на скалах

---

— А если будут? — спросил старшина.

— Если будут, тогда примем бой, — просто ответил Дремов.

В небе послышался завывающий вой, и вскоре из–за вершины сопок показалась «рама», немецкий разведывательный самолет. Он выписывал круг за кругом, наклоняясь то на одно крыло, то на другое. Не спеша петлял над сопками, шел по лощинкам бреющим полетом, кружил над вершинами.

— Нас ищут, — сказал Самотоев, выглядывая из–за валуна. — Восьмой день, как зайцы, бегаем. Надо бой принять — и все. Один конец, поскорее только.

— Вы, товарищ ефрейтор, насчет конца бросьте, — оборвал его Шайтанов. — Я лично кончать не думаю, только начал.

Самотоев вскинул голову и испытующе взглянул в глаза Шайтанову. За эти дни они редко разговаривали, хоть и шли рядом шаг в шаг. Когда Шайтанов первым залезал на скалу, у Самотоева сразу становились тревожными глаза. Сначала Шайтанов недоумевал, но однажды, проснувшись после короткого сна на привале, он увидел, что ефрейтор дремлет, положив руку на ствол «дегтяря». Пулеметчик понял, что Самотоев следит за ним.

Эта догадка была так чудовищна, что Шайтанов побелел от злости и с такой яростью рванул к себе пулемет, что Самотоев стукнулся головой о валун и растерянно заморгал глазами.

— Что? Что такое? — забормотал он, нашаривая ствол «дегтяря».

— Так, дрянь одна приснилась, — коротко ответил Шайтанов, с ненавистью всматриваясь в щекастое лицо ефрейтора…

— По всему фронту бежим, — тоскливо повторил Самотоев. — А говорили… Надо грудью встать — и ни с места.

В небе надоедливо урчала «рама». Поглядывая на нее, Шайтанов вдруг зло заговорил. Долго сдерживаемая боль, ярость и человеческая обида так настойчиво потребовали выхода, что ему неудержимо захотелось сказать все этому толстомордому дураку, с которым он воевал рядом, ходил по сопкам. И который все–таки не верил ему, сторожил каждый шаг.

— Вот такие, вроде тебя, орали во всю глотку, что мы всех сильнее, что до Берлина в два счета доберемся. Одни врали, а другие дураки уши развешивали.

— Ты насчет дураков полегче, — озлился Самотоев. — Если бы у нас за каждым углом враги не сидели, небось сейчас бы не отступали.

Шайтанов вскинул голову и уцепился рукой за камень.

— Батю моего имеешь в виду, Самотоев? — спросил он. — Небось тогда на марше доложил политруку?

— Конечно, доложил, — ответил тот. — И лейтенанту тоже сказал, какой фрукт в нашей роте Родину защищает.

У Шайтанова потемнело лицо. Он поправил пилотку и скользнул, как уж, на другую сторону валуна, где сидел лейтенант.

«Рама» по–прежнему кружила в воздухе, осматривая сопки. Шайтанов сказал Дремову о разговоре с Самотоевым и попросил, чтобы пулеметчиком сделали ефрейтора, а его назначили помощником.

— Брось ты, Шайтанов, душу бередить и мне голову забивать, — сказал лейтенант. — В общем, отказываю я тебе в просьбе насчет передачи «дегтяря». На, курни вот малость.

Он дал Шайтанову крошечный замусоленный окурочек и хлопнул его по плечу.

— Не расстраивайся ты попусту… Уходит, кажись, «рама». Зря бензин жгут. В таких скалах и батальон не высмотришь.

— Всерьез интересуются, — сказал Шайтанов. — Раньше не летали.

Он возвратился на прежнее место и, уцепив ногтями крошечный окурочек, с наслаждением посасывал его, довольно наблюдая, как раздуваются ноздри у Самотоева и поблескивают в маленьких глазах, спрятанных под тяжелыми дугами бровей, завистливые огоньки.

Докурив, Шайтанов потянул к себе «дегтярь» и приказал Самотоеву пересчитать патроны в неполном диске.

— Двадцать три штуки, — ответил Самотоев. — На одну хорошую очередь… Пожевать бы сейчас чего–нибудь…

Убедившись, что «рама» улетела, Дремов увел роту в заросль ерника и велел до вечера отдыхать. Ночью нужно переходить фронт.

Все поняли, что это будет последняя попытка.

К лейтенанту подошел Гаранин и спросил, что делать с ранеными.

— Сержант Баев стал совсем плох. Крови много вышло. С утра без памяти, к ночи, видать, отойдет. Костерок бы соорудить, — просительно добавил Гаранин, заглядывая в глаза лейтенанту. — Я им грибков испеку. Не могут они сырые есть. Душа не принимает.

— Нет, — жестко ответил Дремов. — Костерок не разрешаю.

Лейтенант повернулся и встретил осуждающий взгляд старшины Шовкуна. Тот считал, что костры жечь можно. Надо набрать по ернику и в березках сухих сучьев, и тогда в расселине можно разжечь костер. Грибы сварить, кипятком обогреться.

Лейтенант понимал все, но в своем запрете был непреклонен. Он просто исключал, если было в его власти, любую возможность обнаружить роту. Он отвечал за двадцать три человека, среди которых было трое раненых. Он обязан был провести их через линию фронта.

Гаранин отошел от лейтенанта и подсел к Орехову и Барташову, устроившимся под рябиновым кустом. Ребята молчали, обрывали с рябины недозревшие кисти и сосали кислые, как уксус, ягоды.

— Заговаривается уже Баев, — сказал им Гаранин и тоже сорвал гроздь рябины. — Помрет, так и легче, чем такие муки принимать.

Гаранин кинул ягоды в рот и старательно принялся их сосать.

— Грибков лейтенант велел для раненых собрать. Прошлись бы вы, ребятки. У вас ноги молодые…

Сергей поглядел на Гаранина, уцепившего вторую кисть рябины, и стал подниматься.

— Пошли, Коля, — сказал он. — Может, и впрямь грибы найдем.

— Конечно, найдете, — поддакнул Гаранин. — Чует мое сердце, что не выбраться нам из этих сопок. Пусть хоть раненые перед смертью грибков поедят.

Николая вдруг разозлил панихидный голосок Гаранина. Сергей, видно, почувствовал, что Орехов вот–вот взорвется, и потянул его за рукав:

— Пошли!

Им повезло. Едва спустились по лощинке к березовым кустикам и сразу же увидели грибы.

Темноголовые подберезовики были рассыпаны среди кустов. Их росло много, и можно было выбирать те, что поменьше, с тугими шляпками. Чем моложе гриб, тем меньше горчит. Из таких грибков с брусникой они сделают тюрю. Соль у них еще осталась. Не очень, конечно, вкусная еда эта тюря, но есть можно…

Рота шла на восток. Было тихо. В спину светило огромное заходящее солнце. Оно клало на зе^млю длинные тени медленно шагающих солдат.

Когда солнце закатилось, Дремов остановил роту на вершине сопки. Лейтенант попросил Шовкуна еще раз проверить боеприпасы, оставил на винтовку по две обоймы, а остальные отдал пулеметчикам. Объяснил, как они будут переходить линию фронта.

— Как мыши должны идти. Если невзначай кто брякнет, всех накроют, — сказал он. — Отсюда уже недалеко. Вон Горелую видно…

Шли всю ночь, пробираясь среди валунов. Когда случайно лязгала о камни винтовка, сразу раздавался злой шепот лейтенанта. Он шел в середине цепочки. Вел роту Шовкун, сержант Кононов был замыкающим.

Рассвет застал их в лощинке, метрах в двухстах от дороги, которую они во что бы то ни стало должны были перескочить. Было слышно, как гудят немецкие автомашины. Раза три прострекотали мотоциклы. Тарахтели о камни повозки, и кто–то пел песню.

Шовкун разыскал небольшую пещеру, вход в которую был почти доверху закрыт завалом осыпавшихся камней. Сбоку темнело треугольное отверстие. Через него на четвереньках заползли внутрь.

Кумарбеков расторопно поставил пулемет у лаза в пещеру и одобрительно похлопал по угловатым валунам.

— Крепость, товарищ лейтенант, — сказал он. — Здесь, понимаешь, против полка выстоим… Никто не достанет.

— Не достанет, — согласился Дремов. — Но и никого не выпустят, если обнаружат…

Дремов заглянул в лаз и вздохнул. Если только егеря нащупают их здесь, крышка всем в этом каменном мешке. Посадят пару автоматчиков над лазом, и те перестреляют поодиночке… Только бы не обнаружили. Лейтенант с силой потер виски, пытаясь хоть на минуту снять нечеловеческую усталость и вернуть ясность мыслей. Потом поглядел вокруг.

Возле стенки лежали раненые. Сержант Баев с окровавленным бинтом под пилоткой. Правый глаз у него был прикрыт тампоном индивидуального пакета. Левый, под которым темнела ссадина, был закрыт.

«Спит», — удивился Дремов. Он поглядел на второго раненого, у которого была осколком перебита нога. Положив на камень шину, смастеренную Гараниным из ивовых сучьев, он тоже спал.

И только тут лейтенант заметил, что спит вся рота. Возле раненого, уткнувшись лицом в вещевой мешок, спал Гаранин. Видно, хотел что–то достать из мешка, наклонил голову и заснул. Орехов и Барташов, два дружка, спали, уткнувшись головами. Похрапывал ефрейтор Самотоев. Сержант Кононов сидел, прислонившись к стене. Голова его была низко опущена. Дремов догадался, что сержант тоже спит.

Лейтенант вдруг понял, что сейчас, сию секунду, он тоже заснет. Мерное сопение, раздававшееся в пещере, действовало, как гипноз. Дремов больно закусил губу, но это помогло лишь на несколько мгновений… Больше он не может. Сейчас упадет на мягкие папоротники, закроет глаза и заснет. А там будь что будет. Ведь он тоже человек. Не из железа, а, как и другие люди, из мускулов и нервов, которые имеют предел.