Василий Зайцев - Подвиг 1972 № 06

• Название: Подвиг 1972 № 06
• Автор: Василий Зайцев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1972

СОДЕРЖАНИЕ:

В. Зайцев. За Волгой для нас земли не было

А. Лиханов. Деревянные кони

М. Барышев. Листья на скалах

---

Лейтенант вдруг понял, что сейчас, сию секунду, он тоже заснет. Мерное сопение, раздававшееся в пещере, действовало, как гипноз. Дремов больно закусил губу, но это помогло лишь на несколько мгновений… Больше он не может. Сейчас упадет на мягкие папоротники, закроет глаза и заснет. А там будь что будет. Ведь он тоже человек. Не из железа, а, как и другие люди, из мускулов и нервов, которые имеют предел.

«Если обнаружат, конец, — подумал лейтенант. — Сонных возьмут…»

И последним усилием затухающей воли он протянул руку, тронул пулеметчика за плечо и сказал:

— Усен, гляди…

Потом сразу провалился во что–то мягкое и уютное.

Кумарбеков поднял голову и тревожно передернул плечами. Но все было тихо. Журчала вода, мерно посапывала уснувшая рота. Лейтенант Дремов спал, свернувшись калачиком, возле пулемета.

Кумарбеков удивленно цокнул языком, встал на колени и оглядел пещеру. Спали все до единого. Выходит, ему теперь надо сторожить. Именно это хотел сказать лейтенант.

Как интересно получается! Он, понимаешь, пулемет на плечах таскай, а теперь сторожи. Может, они целые сутки будут спать, а он отдувайся. Будто он спать не хочет, будто Кумарбеков не устал. Надо, понимаешь, на каждом привале спать, а не разговаривать. На фронте всегда надо в запас выспаться. Он это здорово знает. Вот теперь все свалились, а он не спит. Они будут сутки храпеть, а он может сутки сторожить. Хорошо сторожить будет, глаз не закроет. Ай–ай, как ребята измучились…

Часа через два Кумарбеков увидел егерей. Они шли цепочкой от дороги, прочесывая лощинку и склон сопки. Автоматы были у них наизготовку, мерно клацали по камням подкованные ботинки. Слышались какие–то короткие команды.

Усен осторожно взвел затвор пулемета, поглядел на синюю полоску далекого неба, видневшегося между краем пещеры и каменной осыпью, и стал ждать.

Цепочка егерей подходила все ближе и ближе, кто–то протопал над пещерой.

От цепочки отделился долговязый егерь в очках. Он остановился и показал рукой на валуны, закрывающие пещеру, на темный лаз, в котором сидел у пулемета Усен Кумарбеков. Он было направился к валунам, но остальные что–то закричали, видно, заторопили его. Долговязый нерешительно потоптался, потом махнул рукой и побежал догонять цепочку.

«Какой ты умница», — похвалил Кумарбеков долговязого егеря, который ушел от своей смерти и спас жизни тем, кого охранял Усен.

Когда стихло громыханье подкованных ботинок по камням, Кумарбеков медленно вытер с лица холодный пот и снова поглядел на светлую полоску неба…

Поздно вечером Дремов вывел роту из пещеры, броском пересек дорогу на глазах у двух изумленных связистов, налаживающих шестовую линию, и ушел в сопки на восток, к своим.

Ночь шли из последних сил. Под утро из–за камней услышали наконец долгожданное:

— Стой! Кто идет?

Глава 6. СОПКА ГОРЕЛАЯ

Почти месяц прошел с того дня, когда лейтенант Дремов вывел роту из окружения. Кучку шатающихся людей направили в полковой тыл. Раненых увезли в госпиталь, уцелевшим дали два дня отоспаться и подкормили, назначив усиленный паек. Потом роту пополнили двумя десятками солдат и снова направили на передовую.

Отряд моряков–североморцев, спешно подброшенный на усиление дивизии, помог остановить наступление егерей и не дал им закрепиться на дороге. Дивизия перешла в контрнаступление. Для броска, для прорыва не было сил. Поэтому егерей стали просто изматывать в непрекращающихся боях и медленно, как прессом, отжимать к Горелой. Задача была: вернуть шоссе и захватить сопку. Захватить Горелую значило снова стать хозяином на этом участке.

Дрались за каждый камень, за каждый кустик, за каждую выбоинку. Сопки, как города, брали штурмом, торфяные кочковатые лощинки по многу раз переходили из рук в руки.

По ночам за линию фронта уходили разведчики и боевые группы моряков. Они воевали скрытно, сходились врукопашную, пускали в ход приклады и финки.

Егеря день за днем пятились к сопке Горелой, которая как крепостной бастион возвышалась над каменным морем. Чем ближе подходили к ней батальоны, тем плотнее и прицельнее становился огонь немцев, яростнее их сопротивление.

Километрах в двух от сопки немцы остановили наступление дивизии. Измотанные боями, обескровленные роты стали в оборону.

На склоне горбатого каменного гребня, протянувшегося с восточной стороны озера, рота Дремова уже с неделю занимала оборону. Рота расположилась в укрытой седловине. От седловины уходила вниз лощинка, по которой протекал ручей. Струя воды бойко крутила завороты, брызгалась, как большая, пеной крошечных водопадов, наливала под валунами прозрачные озерки с песчаными отмелями и перекатами, которые можно было накрыть ладонью. Ручей неумолчно журчал, охотно звенел о дно солдатских котелков.

— Журчит, — не раз довольно говорил Кононов Орехову, стряхивая с шинели торфяную крошку, насыпавшуюся во время обстрела. — Сколько стреляют, а он себе журчит…

В роту пришел комбат, капитан Шаров. Тонконосый, с сединой на висках, с аккуратной бородкой, похожей на котлету, прилепленную к лицу.

Капитан был близорук, поэтому глаза за стеклами роговых очков казались непропорционально маленькими для его длинного лица. На гимнастерке был подшит белый воротничок. Вроде от комбата даже попахивало одеколоном.

На плечи Шарова была накинута плащ–палатка, густо забрызганная по подолу грязью.

— Разрешите доложить, товарищ капитан, — вытянувшись перед батальонным, Дремов четким голосом начал рапортовать. — Первая рота…

— Пойдем лучше посмотрим, как сегодня первая рота живет, — сказал Шаров. — Чем сто раз услышать, лучше один раз увидеть. Кажется, так говорил Конфуций.

— Так, — поддакнул лейтенант и отвел в сторону глаза.

— Вы знаете Конфуция? — спросил командир батальона. — Приятно, очень приятно, лейтенант.

Глаза Дремова стали растерянными. Он лихо, по–уставному, повернулся и сказал, что ход сообщения начинается на гребне справа от лощины.

— Ну что ж, туда и двинем, — сказал комбат. — Для философии сейчас время неподходящее… Между прочим, лейтенант, Конфуций этого никогда не говорил. Это самая обыкновенная восточная поговорка. Мне она очень нравится.

Капитан облазил всю линию обороны, осмотрел каменную стенку, выложенную вместо окопа по склону, побывал на наблюдательном пункте.

— Дерьмо, а не оборона, — коротко подвел он итог своему осмотру и в подтверждение с силой ударил каблуком по камню, торчащему из стенки хода сообщения. Камень вылетел, и стенка с грохотом стала рассыпаться.

— Видал, какая у тебя оборона, Дремов, — говорил Шаров, сердито поблескивая стеклами очков. Маленькие глаза теперь казались еще меньше, еще темнее. Превратились в две черные точки, круглые, как отверстия винтовочных стволов, нацеленных в лицо лейтенанту. Отодвинуться, уйти от них, уставленных в упор, было нельзя. Комбат и Дремов сидели за валуном нос к носу, а вверху свистели пули.

Лейтенант стал оправдываться, что в роте нет и половины состава, что люди устали, что пули и такую стенку не прошибут, а чтобы егеря ее каблуками били, они не допустят. В заключение он попросил у комбата два станковых пулемета, прикинув, что если просить два, то один могут и дать.

— Я тебе про Фому, а ты про Ерему! — еще больше рассердился комбат. — Для меня, что ли, оборона нужна? Для твоих же солдат, они по этим ходам ползать будут. Начнут немцы минометный обстрел, и раскатится ваша стенка. Останетесь тогда, как караси на горячей сковородке… Три дня даю тебе, Дремов, сроку. Выложите траншею толщиной полметра, с торфяной прокладкой между камнями. Всех, кроме боевого охранения, с сегодняшнего дня на работу… И ходы сообщения.

— Ясно, — кивнул головой лейтенант и стукнулся лбом о валун.

Комбат снял очки и принялся неторопливо протирать стекла. Лицо у него вдруг стало совсем простым.

— Я ведь тоже этого Конфуция ни черта не знаю, — вдруг сказал он. — Экономист я, на гражданке начальником планового отдела завода работал. В финскую мобилизовали — и вот с тех пор… В журнале я как–то про этого Конфуция читал… Ну, полезли дальше.

Здорово попало от комбата и Кумарбекову, который поленился оборудовать запасную пулеметную точку.

— Ты мне лихость не показывай, — отчитывал капитан пулеметчика. — На твою лихость немцы снайперов держат. Усиленный паек им дают, чтобы глаза зорче были. Накроют тебя, где Дремов второго такого пулеметчика возьмет?

— Не накроют, товарищ капитан, — спокойно переступая с ноги на ногу, отговаривался Кумарбеков, которого с начала войны еще ни разу не царапнуло даже пустячным осколком.

— Ты здесь живой нужен! — гремел капитан на весь правый фланг. — Будешь лихостью щеголять, на кухню отошлю картошку чистить. Там Пронин тебя порядку научит.