Артем Драбкин - Я дрался на штурмовике. Обе книги одним томом

• Название: Я дрался на штурмовике. Обе книги одним томом
• Автор: Артем Драбкин
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-699-80466-5

К 70-летию Великой Победы! Самое полное издание бестселлеров Артема Драбкина «Я дрался на Ил-2»! ОБЕ КНИГИ ОДНИМ ТОМОМ! Уникальное собрание интервью летчиков-штурмовиков Великой Отечественной. Вся правда об одной из самых опасных воинских профессий.

«Самолеты Ил-2 нужны нашей Красной Армии как хлеб, как воздух» – эти слова И.В. Сталина, прозвучавшие в 1941 году, оставались актуальны до самого конца войны. Наши бойцы величали прославленный штурмовик «летающим танком» и «горбатым» (не только за характерную форму фюзеляжа, но и потому, что «“илы” на своем горбу всю войну вынесли»), а немцы окрестили «Железным Густавом» и «Черной смертью».

Однако, вопреки послевоенным мифам, Ил-2 нельзя считать «непревзойденным» или «неуязвимым» – его броня защищала лишь от пуль и осколков, а летные характеристики были вполне заурядными. Грозным оружием его делали те, кто воевал, умирал и побеждал на «илах», – пилоты и стрелки штурмовых авиаполков ВВС Красной Армии. Их живые голоса, их откровенные рассказы вы услышите в этой книге: что им пришлось увидеть и испытать, каково это – наносить бомбо-штурмовые удары под ураганным зенитным огнем и отражать атаки вражеских истребителей, за что «илы» прозвали «Черной смертью» и какая цена заплачена за Великую Победу.

---

А. Д. Истребители прикрывали вас?

– Да. Нас почти всегда прикрывал один и тот же полк. Там был командир звена Бочаров – это был летчик от бога. Если на прикрытие идет Бочаров, можно было сидеть, сложив руки, и спать. Он видел все и никогда не подпускал немецкие истребители. Не успеешь предупредить летчика: «Смотри, слева истребители!», а Бочаров уже там торчит.

Сложно ли отличить истребители противника от наших? При достаточном опыте можно и «мессер» от «ястребка» и «лавочкина» от «фоккера». А под конец войны нам сказали: «Ребята, аккуратней. У немцев появились реактивные самолеты». Пошли на задание. Встали в круг, смотрим, на нас идет черная туча и прямо между самолетами мелькают черные цилиндры. Мы же не знаем, что такое реактивные самолеты. Может, это они?! Летчики тоже, видать, струхнули: «Кончай, ребята!» – ушли. Потом уже выяснили, что мы попали под залп наших «андрюш».

А. Д. На ваш самолет заходили истребители?

– Бывало. Стрелять я стрелял, но ни в кого не попал. Правда, они тоже, когда стрелок начинал стрелять, особенно не рвались подходить близко.

А. Д. Координация огня между стрелками была?

– Нет. У нас связи никакой нет, да и с летчиком она была очень паршивая. Самая большая нагрузка, если группа идет в пеленге, на крайних стрелков. Именно они начинают отсекать истребителей, поскольку стрелкам с головных машин сложно стрелять – можно по своим попасть. Поэтому если в эскадрилье мало стрелков, то старались стрелка сажать в последнюю машину. Ведь бывало, что на шестерку был только один стрелок. Нас сколько там осталось? Буквально за 3–4 дня мы потеряли четверых стрелков. Со мной вместе пришел Орлов. Я должен был лететь с одним летчиком на Будапешт. Он подошел и говорит: «Знаешь, я с ним познакомился. Это – мой земляк, украинец. Давай поменяемся, я полечу с ним, а ты – с моим». Поменялись. На Будапешт пришли, стали заходить, зенитки как «долбанули», так они и остались в Дунае.

А. Д. Взаимоотношения с вашим командиром у вас были дружеские или служебные?

– В воздухе никакой субординации не было. Моя жизнь зависела от него, а его – от меня. Я летал с командиром эскадрильи. Разве буду я ему говорить: «Товарищ капитан, разрешите доложить, слева истребители противника»? Я ему успевал только сказать: «Миша, сзади!» Для своего командира я был Володя, а он для меня Витя, но на земле, особенно при посторонних, стараешься обращаться по уставу. Стрелок был членом семьи командира всегда: и в войну, и после войны. Обычно так складывались отношения.

А. Д. Когда вы пересели на Ил-10?

– Они пришли в конце войны. Первые Ил-10 были очень ненадежные, очень капризные. Любой снаряд проделывал не дыру, а вырывал целиком лист обшивки. Где-то лючок открылся, и ее уже начинало «колбасить». У пушки, которая стояла у стрелка, отдача была очень сильная, и если стрелять под большим углом к фюзеляжу, то самолет трясло и даже немного разворачивало.

А. Д. Романы на фронте были?

– У стрелков нет. У летчиков конечно. Ребята все молодые, здоровые, как наденут на себя весь иконостас, устоишь разве?!

А. Д. Сколько у вас вылетов?

– Сорок или сорок два.

А. Д. Каким было ваше отношение к немцам?

– Я понимал, чтобы не убили меня, я должен убить их. Такая работа. Личных мотивов у меня не было, поскольку сам я не видел тех зверств, о которых говорили. У меня не было братьев, которые могли погибнуть на фронте, только сестры. У нас был такой случай, когда на наш аэродром аварийно сел немецкий летчик. Ребята побежали, хотели надавать, но командир полка приказал «отставить». Привели его в столовую, посадили за стол, выпили. Летчик был очень опытный, хорошо награжденный. Из армии Ромеля. Ему задавали вопросы через переводчика. В том числе спросили, как он относится к штурмовикам. Он сказал, что если летчик и стрелок – команда, то он не берется с ними драться. Покормили его и наутро отправили в штаб армии. Вот какое отношение, как профессионал к профессионалу. Он так же воевал, как и мы.

А. Д. Как узнали о Победе?

– Мы стояли в Чехословакии. Все стрелки полка жили в деревенском спортклубе. 8 мая слышим, стрельба. Распахивается дверь, вбегает раздетый замполит, пистолет в руках, и орет: «Ребята, война кончилась!!» Вот тут на радостях впервые я выпил большую кружку вина. Небо все было расцвечено! Стреляли все из всего, из чего только могли. Это была Победа. Хотя ждали ее… Все время ждали. 9-го и 10-го праздновали, а 11-го пошли добивать и последний вылет делали 13 мая.

Аверьянов Валентин Григорьевич

Я родился в 1922 году в Москве, на Садово-Каретной. Учился в 195-й школе, окончив которую, поступил рабочим на 119-й завод имени Маленкова. Несколько месяцев поработал и осенью 1940 года по комсомольскому призыву пошел учиться в аэроклуб Свердловского района. С завода, естественно, уволился. Теорию изучали в классах в Столешниковом переулке, а уже зимой приступили к полетам с аэродрома Набережная. Программу У-2 мы закончили быстро, и в марте месяце за нами приехали «купцы». Я летал хорошо, и меня взяли в Черниговскую истребительную школу. Пройдя за месяц курс молодого красноармейца, приступили к обучению. Сначала учились рулить на И-15 и И-5 с ободранными (чтобы не взлетели) плоскостями. Потом стали осваивать И-15. Взлетать на нем сложно – мотор закрывает обзор и впереди ничего не видно.

Война меня застала в училище. 22 июня мы готовились к полетам. Вытащили на аэродром стартовое оборудование, самолеты подрулили. Вдруг, откуда ни возьмись, появились немецкие бомбардировщики, начали нас хлестать бомбами. Я помню, через забор сиганул и – бежать. Бомбы рвутся, склад горючего горит! Много тогда курсантов погибло и получило ранения. Хорошо еще инструкторы не растерялись, взлетели и завязали бой с бомбардировщиками.

Дальше учиться нам здесь не пришлось. Первокурсникам выдали винтовки с патронами и отправили защищать Чернигов. Нам все говорили, что немцы сбрасывают десанты, но мы, слава богу, никого не встретили. Служба в пехоте продолжалась недолго, осенью училище погрузили в эшелоны и эвакуировали в Ростов. Расположились мы на аэродроме Зеленоград и приступили к полетам. Немного полетали, а когда немцы стали подходить к Ростову, нас собрали и увезли в Туркмению, в Кизыл-Арват. Туда же эвакуировалась еще одна школа на И-16. Нас объединили, и получилась одна большая школа, командиром которой стал полковник Курдюмов. В песках Каракум мы сделали себе землянки. Помню, приходилось все время заботиться о защите от укусов фаланг и скорпионов. Сделали площадку, стали летать. В конце 42-го года я окончил школу на И-16 и через Ташкент был направлен не на фронт, а на Дальний Восток. В УТАПе, в Белоногово, прошел тренировку, затем был направлен в истребительный полк на И-16, базировавшийся в Уссурийске. Летали мы там мало – горючего не было. Удавалось только поддерживать технику пилотирования. В основном сидели в кабинах и ждали нападения японцев.

В начале 1943-го нам пригнали Ил-2, и часть летчиков, я в том числе, переучились на этот тип самолетов. Спарок не было, но скажу: кто на И-16 научился летать, тот на любом самолете сможет – очень строгая машина. Помогала ли мне моя истребительная подготовка при освоении и использовании Ил-2 в боях? Да какая у меня была подготовка?! Взлет, посадка, виражи, петли, бочки… Особой боевой подготовки не было, да и налет был мизерный.

А. Д. Как вам Ил-2 после истребителя?

– Самолет как самолет, летает и летает. Тяжелый? Да нет, нормальный. Самолет для этой войны был хороший и нужный. Да, он не очень сберегал экипажи, но как оружие – это была отличная машина. Она помогала пехоте, танкам, артиллерии. Да, пикировать он не мог, но за счет работы на малой высоте был очень эффективным. Мы брали 400 кг бомб, редко 600 – не взлетал. Правда, настоящего бомбардировочного прицела у штурмовиков не было, но мне кажется, он им и не был нужен. Для чего он? Там некогда прицеливаться! То же относится и к РС – летели, пугали. Самое точное оружие штурмовика – это пушки. Очень хорошие 23-миллиметровые пушки ВЯ. Приходилось лететь и с 37-миллиметровыми пушками НС-37. Когда из них стреляешь, самолет останавливается – очень сильная отдача. Удовольствия никакого, но мощное, конечно, оружие.

В конце 1943 года собрали эскадрилью и направили на Западный фронт. В Кимрах мы получили двухместные самолеты. Пару раз вылетели на полигон, побомбили цементными бомбами – вот и все боевое применение. Скажу, что в полку нас в бой отправили практически сразу. Позже в перерывах между боями летали на полигон, отрабатывали боевое применение.