Евгений Шкловский - Точка Омега

• Название: Точка Омега
• Автор: Евгений Шкловский
• Жанр: Современная проза
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-4448-0354-7

В новый сборник Евгения Шкловского вошли рассказы последних лет, а также небольшая повесть. В центре внимания автора человек, ищущий себя в бытии, во времени, в самом себе, человек на грани чего-то иного даже в простых житейских ситуациях… Реалистичность и фантасмагория, драматизм и ирония создают в его прозе причудливую атмосферу полусна-полуяви, где ясность и четкость картинки лишь подчеркивают непредсказуемость жизни и странности человеческой души

Е. Шкловский – автор книг прозы «Испытания» (1990), «Заложники» (1996), «Та страна» (2000), «Фата-Моргана» (2004), «Аквариум» (2008)

---

Гусин же простодушно радовался жизни, которая имела вполне ясную для него цель и предначертание. А радоваться, что ни говори, он умел, любая вечеринка с его присутствием становилась настоящим праздником: шум, хохот, розыгрыши, острословие, флирт – и, разумеется, нескончаемые возлияния. К чему раздумьем сердце мрачить, предотвратим ли думою грядущее, вино из всех лекарств лекарство…, – любил процитировать древних. Он словно обязанным себя считал поддерживать общий веселый и оптимистичный настрой.

И правда, что ему грядущее? В конце его тоннеля (в отличие от многих прочих) точно был свет, как бы всё ни обстояло на самом деле. Народ сникал от усталости, соловел, мрачнел, а он все не мог остановиться – с кем-то обнимался, с кем-то братался, кому-то объяснялся в любви и все порывался куда-то бежать, ехать к кому-то в гости, где якобы всех ждут, а если и не ждут, то все равно будут счастливы видеть, ну и так далее. Без него праздник не праздник, веселье не веселье – не хватало изюминки, пафоса, азарта, живинки… Все тускнело. Если же возникали разговоры за жизнь, всякие умные рассуждения, то он и тут был при деле – быстро и умело поворачивал русло общей беседы в сторону «точки Омега», спорил, убеждал, но всегда доброжелательно, без агрессии и без насмешки. Все для него на зависть очевидно, словно он был полномочным представителем этой самой Омеги, ее посланцем.

Женщины к нему благоволили, да и он был к ним неравнодушен, вспыхивал, горел, как же без этого? А вот с семьей не получалось – дважды или даже трижды был он женат, но отчего-то (наверняка из-за пьянства) не складывалось. Так что, если нужен Гусин, ищи его в баре или где-нибудь в гостях, потому что приглашают его всегда охотно, даже зная про его, так сказать, слабость к выпивке. Он хоть и не совсем такой, как раньше, весельчак и гуляка, и не так, как прежде, рьяно пускается в рассуждения о всяких высоких материях, однако и теперь в нем еще много юношеского задора.

Кроме алкаша Гусина и Валентины, которая приходит за ним в бар гостиницы, где разместили участников конференции, есть еще один персонаж, который к конференции не имеет никакого отношения. Это Винер. Отношение он имеет только к Гусину и Валентине, поскольку когда-то они вместе учились в институте. Теперь же у него свой бизнес, сеть магазинов обуви и, поговаривают, даже свое обувное производство. Когда-то они близко дружили с Гусиным, но с тех пор пути их давно разошлись. Винер хорошо, как теперь принято говорить, поднялся, правда, не совсем в той области, в какой хотел (а хотел он переводить поэзию), но иностранные языки, а их у него три (немецкий, английский и испанский), нисколько ему не мешают, а только исключительно помогают – он сам любит проводить переговоры с зарубежными партнерами по бизнесу, и те это ценят, не так уж много из нынешних бизнесменов так легко и свободно общаются на других языках.

Любопытно, что Винер почти каждый вечер, часов в десять или в половине одиннадцатого, звонит Валентине по сотовому и спрашивает, как там Гусин, и Валентина ему рассказывает, словно отчитывается, – и про прошедший день, и даже про то, что любопытного было в докладах… А потом, почти сразу после его звонка, спускается в бар и там кладет руку на плечо уже сильно накачавшегося Гусина. Иногда даже и не кладет и вообще не подходит близко, а только недолго помаячит в дверях бара или подойдет к стойке за сигаретами, как бы совершенно безотносительно к Гусину. Ее, разумеется, замечают и взглядами дают понять Гусину, что она здесь. Тот откидывается на спинку стула и вроде задумывается, отодвигает от себя недопитую кружку (энную по счету), приподнимается, чуть ли не собираясь уходить, но потом снова тяжело опускается на стул.

Однако все знают, что он и в самом деле скоро уйдет. Небольшого роста, в последнее время сильно располневший, хотя, может, это только кажется из-за несколько непривычного, мешковато сидящего на нем темно-синего пиджака, в который он облачился по случаю конференции, Гусин церемонно раскланивается со всеми и действительно покидает бар. Поднимается он прямиком в свой номер на втором этаже, минуя номер Валентины и даже не взглянув на ее дверь. Ну да, они только друзья, бывшие сокурсники, и хотя Валентина одна, это вовсе не значит, что она готова принять Гусина, впрочем, и Гусин, зная Валентину уже много лет и испытывая к ней самые нежные чувства, в том числе и признательность за постоянно подкидываемую ему работенку, отнюдь не стремится на ночь глядя проникнуть к ней в номер.

Винер, впрочем, может и не позвонить, однако Валентина все равно после десяти часов спускается вниз и дает понять Гусину, что пора, мол, и честь знать, завтра ему весь день переводить и он должен быть в форме. Главное, чтобы Гусин не сошел с рельс, не погрузился полностью в пучину пьянства, – помимо прочего, это может привести к тому, что ему вообще здесь больше не будут давать работу. Так уже было однажды, но Валентине удалось Гусина отстоять, ссылаясь на то, что переводчика такого уровня за такие деньги им просто не найти. Наверно, это правда. А про звонки Винера Гусин ничего не знает (или делает вид), да и никто не знает, все думают, что именно Валентина главный его опекун, и подозревают между ними самые тесные отношения. Гусину это даже льстит, потому что Валентина действительно очень привлекательная женщина. Самой же ей, в общем-то, все равно: пусть что хотят, то и думают, важно, чтобы Гусин не сорвался, она тревожится за него, за мероприятие, за все…

В свое время Гусин и Вин, как звали его в институте, не только дружили, но и постоянно спорили, причем довольно ожесточенно: Винер считал, что в этом мире все подчинено случаю и ничего не гарантировано, человек – такое же случайное образование, как и все прочее, и то, что он наделен разумом, вовсе ничего не значит, поскольку разум, увы, ничему не мешает, пример тому – вся человеческая история, а особенно весь двадцатый век с его зверствами. Дикая природа в этом смысле даже более милосердна, нежели человек, так что антропоцентризм, как и религия, – не более чем заблуждение или, точнее, миф, созданный, чтобы хоть как-то подмалевать грустную картину.

Такой мрачности Гусин просто не переносил, распалялся, начинал размахивать руками и произносить вдохновенные монологи. Нет, все не так, как думает Винер и многие-многие, и дальше уже следовало про «точку Омега», научную революцию, технический прогресс и возрастание ноосферы, что в конечном счете должно привести к абсолютно новому состоянию мира. В отличие от Винера, все у него получалось весьма благостно: да, человечество проходит через разрушительные кризисы, да, природа человека, увы, не очень совершенна, но это отнюдь не останавливает поступательного движения вверх. Даже то, что некоторые люди, пусть и немногочисленные, находят в себе силы для духовного и нравственного развития, для самосовершенствования, для высокого самопожертвования, говорит о многом. Этого уже достаточно для достижения в будущем «точки Омега» и всеобщего состояния гармонии. Именно эти люди, собственно, и не дают человечеству сойти с предназначенного ему пути, пусть и делают это часто почти незаметно. Именно они являются хранителями того главного принципа, что заложен в природе человека и от которого он так легко отступается. Если все бессмысленно и безнадежно, как полагает Винер, то тогда человеку действительно не остается ничего другого, как впасть в отчаяние, которое, как и уныние, страшно вредит миру, тормозит его развитие.

Какое развитие, какое движение, возражал Винер, если даже все самые удивительные технические новшества тут же приспосабливаются к злу и берутся им на вооружение, странно только, что все это еще не окончилось каким-нибудь необратимым катаклизмом. Сколько раз в детстве ему мерещилась медленно всплывающая над домами серебристая ракета, за чем неминуемо должен был последовать страшный взрыв и всеобщий конец. Откуда, спрашивается, в нем эта картинка, ставшая постоянным кошмаром его снов? Да и не так важно откуда. Ладно бы, речь шла о его собственной гибели, но ведь именно всеобщая, глобальная катастрофа мерещилась, в которой исчезнет и само человечество и все нажитое им за века цивилизации.

Впрочем, все эти фантазии не имеют особого значения. Как, впрочем, и давние студенческие споры. Мало ли, о чем тогда спорили, чем увлекались. Тогда все еще было внове, неопределенно, только закладывалось, и понятно, что в спорах многое вынашивалось. Теперь же все образовалось, полжизни, если не больше, минуло, никто не спорит, поскольку и так все понятно. Гусин – отличный переводчик, хотя и пьющий, Винер – преуспевающий бизнесмен, Валентина – успешный менеджер, культуртрегер, просто милая незамужняя женщина. Все, в общем, не так уж плохо. Омега, не Омега, экая разница? Да Гусин про нее не особенно и распространяется – то ли подустал, то ли разуверился, хотя если наберется серьезно, то может и раскочегариться – все-таки свое, заветное, даже очень может, и тогда в его глазах, испещренных набухшими красными прожилками, отчего они кажутся красными, начинает светиться то самое, давнее.