Коллектив авторов - Острова утопии. Педагогическое и социальное проектирование послевоенной школы (1940—1980-е)

• Название: Острова утопии. Педагогическое и социальное проектирование послевоенной школы (1940—1980-е)
• Автор: Коллектив авторов
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-4448-0394-3

1940—1980-е годы стали особой эпохой в истории школы в СССР, а также в странах Восточной и Западной Европы. В послевоенную эпоху школа по обе стороны «железного занавеса» столкнулась с рядом сложных проблем, на которые должны были реагировать и учителя, и ученики, и администраторы образования. Ответом на этот кризис стали бурный рост новых образовательных институтов и множество проектов и программ по реформированию образования, часто утопических. Авторы этой коллективной монографии рассматривают несколько важнейших идей, нашедших воплощение в государственных и локальных образовательных инициативах послевоенного периода: новый коллективизм, индивидуальный подход к ребенку, политехнизация школы, сочетание планирования и творческого начала в организации образования. В сборнике речь идет также о преемственности и разрывах с педагогикой предшествующих периодов (1900—1930-х годов), о судьбе различных дисциплин школьного курса, а также об изображении школы и школьников в литературе и кинематографе. Статьи сборника посвящены школьному образованию и внешкольным формам организации детей в республиках СССР, в Венгрии, Югославии, Швеции и ФРГ.

---

Восточноевропейские социалистические страны по степени закрытости и по типу образовательной политики, по-видимому, занимали промежуточное положение между СССР и «первым» миром, хотя, разумеется, каждая из них имела свои – и довольно существенные – особенности.

Сложившееся в Восточной Европе поле циркуляции педагогических и организационных идей и практик необходимо сегодня увидеть как целое именно для того, чтобы лучше изучить уникальные черты советского случая и те аспекты советского наследия, которые и сегодня активно влияют на развитие образовательных институтов России.

Вплоть до настоящего времени трансформации школьной политики в СССР альтернативные варианты образования и их идеологические и философские корни не изучались как элементы общего процесса утопического проектирования. В предлагаемой вниманию читателей книге мы попытались решить эту задачу. Исследования, включенные в нашу монографию, показывают глубокую внутреннюю сложность образовательных систем СССР и стран Восточной Европы, а также множественность участников образовательной политики. Даже во времена самого жесткого подавления свободомыслия были возможны ситуации, при которых кризисное положение школы способствовало сохранению различных «групп влияния», доносивших – хотя и в ограниченных пределах – свои представления до политических элит. Тем большее значение эта неоднородность образовательного поля приобретала в относительно «вегетарианские» (по выражению А.А. Ахматовой) времена.

4

Инициаторами значительной части утопических проектов в сфере образования – как и в иных сферах – были шестидесятники. Шестидесятники – общность квазипоколенческая. Это могли быть люди и 1910-х, и 1930-х, и даже 1940-х годов рождения. Основания же для ощущения единства, пусть и довольно размытого, у них были в действительности не столько поколенческие, сколько социальные, мировоззренческие и культурно-психологические. Тем не менее общие черты этой большой группы в целом могут быть описаны – и не раз были описаны, как минимум на феноменологическом уровне33. Очевидно, что кристаллизация шестидесятников как социально-культурной общности произошла в 1953 – 1956 годах в ходе нескольких событий: смерти Сталина, ХХ съезда КПСС, начала процесса десталинизации. Однако в СССР, по-видимому, далеко не все социально активные деятели этой эпохи могут быть причислены к шестидесятникам.

Общим местом постсоветской публицистики стали утверждения о том, что шестидесятники были последними утопистами в истории СССР и что их утопические надежды не сбылись и были похоронены в эпоху застоя. Нам уже доводилось спорить с этим положением34. Как мы надеемся, представленные в этой монографии case studies показывают более ясно, чем прежде, что выработанные «в тени» официальных дискурсов шестидесятнические утопии были реализованы именно в образовании. Однако воспоминания об этом не были отрефлексированы и не стали фактом общественного сознания.

Реализация в образовании утопических проектов, относящихся ко всему обществу, стала возможной благодаря пониманию коллектива детей и подростков (или коллектива вместе с обучающим его педагогом) как микромодели общества, изменение которой оказывается социальным экспериментом по формированию «острова» будущего общества внутри современности. Это резко отличает утопистов 1960-х годов, например, от представителей столь влиятельного в ХХ веке движения, как американская прогрессивная педагогика, для которых детский коллектив – это часть общества, имеющая ряд специфических особенностей, а не модель общества будущего35.

Шестидесятническая утопия соответствовала стремлению к максимальной автономизации детского коллектива (а в ряде случаев – и его воспитателей) внутри «большого» общества. На уровне практик такая автономизация постоянно наталкивалась на организационные, административные и идеологические препятствия и редко оказывалась устойчивой. На уровне репрезентаций автономизация детского коллектива выглядела гораздо более убедительной.

В целом в советской культуре она имела два разных воплощения: 1) коллектив подростков как автономная, замкнутая модель общества, которая несет в себе все его проблемы и противоречия, но может стать и группой бунтарей, взрывающей закосневший мир взрослых конформистов (произведения в диапазоне от неуверенно-оптимистической повести А. и Б. Стругацких «Гадкие лебеди», 1967 до мрачно-стоической «Ночи после выпуска» В. Тендрякова, 1974), и 2) школьный коллектив как модификация семьи, спасающей детей от тревог окружающего мира. Оба этих типа репрезентации были рассчитаны не столько на детей, сколько на взрослых.

Второй тип был исключительно значимым для советской культуры 1960 – 1970-х годов. В многочисленных книгах, фильмах и песнях школа изображалась с заведомым рессентиментом и ностальгией, и эти чувства через канонизированные произведения искусства внушались детям, еще не завершившим среднее образование.

Именно с этой эстетикой взрослой ностальгии, во многом фальшивой и насильственно спроецированной на детей, спорил Владимир Тендряков. Напомним ключевой момент повести – выступление первой ученицы Юли Студёнцевой на выпускном вечере, обращенное к учителям и одноклассникам:

– Люблю ли я школу? <…> Да, люблю! Очень!.. Как волчонок свою нору… И вот нужно вылезать из своей норы. И оказывается – сразу тысячи дорог!.. Тысячи!.. <…> Надо идти, а не могу, не знаю… Школа заставляла меня знать все, кроме одного – что мне нравится, что я люблю. <…> Школа требовала пятерок, я слушалась и… и не смела сильно любить… Теперь вот оглянулась, и оказалось – ничего не люблю. Ничего, кроме мамы, папы и… школы. И тысячи дорог – и все одинаковы, все безразличны… Не думайте, что я счастливая. Мне страшно. Очень!36

Репрезентации школьного коллектива в советском искусстве стали в 2000 – 2010-е годы предметом интенсивных исследований37. Однако взаимосвязь этих репрезентаций и социальной практики изучена пока очень фрагментарно38. В этой монографии мы попытались контекстуализировать репрезентации детского коллектива в рамках советской образовательной политики и созданных в ее организационных рамках практик образования и воспитания.

5

Первый раздел монографии показывает, как в СССР с большим трудом формировалась и пробивала себе дорогу педагогическая и административная концепция «индивидуального подхода», отдаленно – но не случайно – перекликающаяся с разработанной педагогами США теорией «child-oriented pedagogy»39. Сложение этой концепции в Советском Союзе может быть описано формулой, вынесенной в заголовок раздела: «От школы – к ребенку». Это движение нам представляется ключевым для последующего развития педагогических проектов, оно заложило основы для многих образовательных и культурных инноваций 1950 – 1960-х годов.

В исследовании Марии Майофис показано, что не слишком удачные попытки реформировать школу в конце 1940-х принесли свои плоды уже в конце 1950-х – 1960-е, а в более долгосрочной перспективе привели к возникновению в 1970 – 1980-е широкого новаторского педагогического движения. Таким образом, становится возможным проследить сквозные тенденции в развитии педагогической мысли в СССР во второй половине ХХ века.

Работа, написанная Марией Кристиной Гальмарини, также показывает укорененность новаций 1950 – 1960-х годов в событиях 1940-х. Предмет ее исследования – обучение детей с отклонениями в поведении. Гуманизация отношения к таким детям, произошедшая в СССР в 1950-е, была подготовлена работой психиатров времен Второй мировой войны, которые интерпретировали девиантное поведение как результат психических травм, обусловленных стрессами военного времени. Парадоксальным образом восприятие детей с отклоняющимся поведением как больных в СССР способствовало гуманизации отношения к ним, так как в системе оздоровительных, образовательных и пенитенциарных учреждений того времени единственной альтернативой медицинскому диагнозу была криминализация девиантного поведения и последующая передача детей в спецколонии НКВД. В 1950-е годы тенденция к такой криминализации постепенно ослабевает.

Автор последней главы этого раздела, Илья Кукулин, демонстрирует, как утопическая надежда на то, что дети школьного возраста станут воспитывать себя сами, была заблокирована идеологическими ограничениями советского тоталитарного государства – запретом на автономизацию личности и нежелательностью психологической рефлексии. Образ «самовоспитывающегося ребенка» в этих условиях был перенесен из практических педагогических дискуссий в литературу – и там стал ферментом, разрушающим соцреалистическую эстетику даже у столь образцово-верноподданного писателя, как Виталий Губарев (1912 – 1981). Этот скрытый кризис дидактической мысли тоже приходится на конец 1940-х и начало 1950-х; он способствовал выработке как новых концепций воспитания, так и новых эстетических принципов в детской литературе.