Анри де Кок - Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира

• Название: Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира
• Автор: Анри де Кок
• Издательство: Литагент «Остеон»74fca568-0472-11e5-9ef7-002590591dd6
• Жанр: Эротика, Секс
• ISBN: 978-5-85689-083-8

Этот грандиозный художественно-публицистический труд посвящен историям женщин, которые совмещали прелести древнейшей профессии с проблемами государственной политики и финансов. Многие из них умудрялись разорять не только богатых вельмож, но и целые государства. Пойдя по стопам отца (Поля де Кока, которым зачитывались тургеневские девушки) Анри де Кок выдал в свет, кроме десятка фривольных романов, которые морализаторы сочли полупорнографическими (среди них знаменитая «Ла Минетта»), еще и столь же фривольную публицистику, как серию очерков «История знаменитых куртизанок» и «История знаменитых рогоносцев». Очерки написаны с присущим фамильной профессии блеском, это не скучное документальное чтиво, а в значительной степени подлинно художественная литература. В центре каждого очерка биография конкретной исторической личности, ее достоинства и недостатки, ее жизнь в самый примечательных событиях и судьба. Этот грандиозный труд вместил в себя 4 толстых тома в одной электронной книге. Свыше 100 страниц с многочисленными иллюстрациями.

---

«Батюшка колебался исполнить желание графини д’Эвремонт, но видя радость, которую я не скрывала, когда читали письмо моей крестной матери, он решился победить свои тайные предчувствия.

«– Поезжай, малютка, в Париж, если тебе это приятно, – сказал он целуя меня, – но не оставайся там долго, если хочешь застать меня живым по возвращении.

«Я обещала, что отсутствие мое не продолжится долее пяти месяцев, и вероятно, сдержала бы обещание, если бы через три недели моего приезда в Париж не получила известий о скоропостижной смерти моего отца. Я искренно плакала, потому что любила его. Но я была свободна, богата… Я любила удовольствия. Я осталась в Париже. Чтобы покончить с Афанасием Лемудрю, я должна сказать, что надежда встретить его, значила ничто в моей радости при отъезде в Париж. Но увы! точно также, как сравнивая столицу с моим родным городом, я находила последний самым отвратительным городом, какой только существовал в мире, так и мой шалонский музыкант, в сравнении с блистательными вельможами, которых я каждый день видала в отеле Сент-Эвремонт, показался мне не то чтобы дурным, но жалким, что гораздо хуже…»

Бедный Афанасий – стоило быть добродетельным!..

* * *

Но однако Марион Делорм встретила своего маленького музыканта; только об этой встрече мы расскажем позже….

Графиня с очень умеренным намерением ждала свою крестницу. На самом деле, чем могла быть эта дочь экзекутора, воспитанная в провинции? Какой-нибудь краснолицей, застенчивой неловкой дурочкой. «Я позабавлюсь ею неделю, – думала графиня, – и поспешу отправить на ее родину.»

Графиня ошибалась. Мария Анна в шестнадцать лет всего менее была застенчива и глупа. Высокого роста, смуглая лицом, с черными волнистыми волосами, которые при голубых глазах придавали ее лицу странную прелесть. Она представилась без смущения, отвечала на все вопросы без жеманства. В самый вечер ее проезда в отеле д’Эвремонт был приём; дочь экзекутора была предметом общего внимания и ни мало не удивлялась.

Она имела безумный успех; на другой день только и было разговоров, что о крестнице графини. Последняя поздравила Марию-Анну.

– Знаешь ли, моя милая, что ты прелестна,– сказала она ей.

– Вам нравится так говорить, матушка?

– Нет, честное слово! Я никогда не подумала бы, чтобы Шалон мог произвести такую прелестную и умную личность, как ты. Ты на верном пути, милочка.

– Руководимая вами, я была бы очень несчастлива, если бы осталась на правильном пути.

Остается узнать о каком пути-дороге говорила г-жа д’Эвремонт, потому что судя потому, что рассказывают о нравах этой дамы, мы полагаем, она вела не в рай.

А эти нравы, – больше чем ветреные, – не имели ничего необыкновенного в то время. Париж, в царствование Людовика XIII, был клоакой разврата, которая непонятно как могла породить тот великий век, который дал миру Декарта, Паскаля, Расина и Мольера. Разврат, дошедший до апогея; роскошь во что бы то ни стало, даже ценой стыда и крови; притворство и экзальтация чувств, смешной и дурной вкус в разговоре и одежде – таковы суть малейшие недостатки этой эпохи, того города, который Скаррон так изображает смелым пером:

«Домов там смешанная груда,
Навоз и грязь лежат повсюду,
Мосты, дворцы, монастыри
И лавки грязные внутри.
Там бездна черных, красных, рыжих,
И честных женщин и бесстыжих, —
Измен, убийств и слез немых
И литераторов кривых,
Без денег в пудре есть вельможи —
Воров, пажей, лакеев тоже,
Сержантов, страшных для иных,
И фанфоронов пресмешных,
Колясок, лошадей и шума…
Таков Париж!..

Но нам скажут, что при Людовике XIII был Ришелье… На самом деле Ришелье оказал Франции великую услугу, подавив аристократию. Но больше занимался отрубанием голов, чем очищением душ; он казнил высокомерие, а не распутство. Притом же у кардинала тоже были свои страсти и пороки. История Марион Делорм служит тому доказательством. Марион была одной из любовниц кардинала.

Наконец, Мария-Анна, хотя и родилась от честных людей, в себе самой носила все задатки куртизанки.

Первые три месяца своего пребывания в отеле Сент-Эвремонт Мария Анна была довольно спокойна. Она так еще недавно получила известие о смерти отца, которое действительно ее опечалило. При том же, как ни были лишены принципов постоянные посетители графини, он не хотели слишком скоро вести свои дела с её молодой крестницей…

Приезд Жака Валле Дебарро изменил все.

Дебарро, хотя был еще очень молод – всего двадцати пяти лет – уже давно отличался своим эпикуреизмом и связью с распутным и скептическим поэтом, Теофилом де Вио, которого он не замедлил превзойти, если не талантом, то безверием. Дебарро не верил ничему, кроме наслаждений. У него было состояние, ему, стало быть, было дозволено приносить жертвы своему богу. Красивый, изящный, веселый, умный он сразу понравился Марии Анне. Со своей стороны с первого взгляда на молодую девушку, он отметил её, как свою очередную жертву.

Дебарро возвращался из Прованса и тотчас же по-своему обозначил свое прибытие в столицу.

Прогуливаясь однажды близ Монмартра с одним приятелем д’Эльбеном, Дебарро захотел есть.

Вблизи находилась гостиница: приятели вошли в нее. Это было в великую пятницу, ни котлет, ни курятины достать было нельзя.

– Ну так сделай нам яичницу! – сказал Дебарро.

Трактирщик угрюмо повиновался; яйца и масло запрещены в пост верным католикам; и заметьте, что не смотря на оппозицию трактирщика, Дебарро, наблюдая за приготовлением яичницы, бросил в нее четыре или пять кусков свиного сала, которые он достал неизвестно откуда.

Наконец завтрак был готов; они сели за стол; но едва они начали есть, как разразилась жестокая гроза…

Весь бледный, испуганный, прибежал трактирщик.

– Слышите, господа?

– Ну?

– Это вследствие вашей яичницы….

– Полно!..

– Нечего полно. Я положил яиц – это было уже слишком… вы же прибавили свиного сала… Мы погибли… Господь намерен истребить нас.

– Ты нам надоедаешь, глупец!

– Господа, ради Бога! не кушайте эту яичницу… во имя вашего спасения!.. из жалости ко мне! Бум! Бум!.. еще!.. Ах!.. это конец света!..

Гром действительно, как будто удвоил свою ярость.

– Parbleu! сколько шума из за яичницы! – сказать Дебарро, выбросил яичницу за окно и ушел вместе со своим приятелем.

Рассказанная д’Эльбеном, история об яичнице распространилась по всему городу. Когда Дебарро явился в отель д’Эвремонт, от него потребовали, чтобы он рассказал эту историю при всем обществе. Графиня хохотала до колик.

– Тем не менее верно, – сказала она, – что вы уступили грому.

– Совсем нет! – ответил Дебарро. – Я бросил яичницу потому, что она подгорела, вот и все! Спрашиваю я вас, возможно ли, чтобы Бог нарочно послал грозу, потому что я хотел сесть несколько несчастных кусков свиного сала?.. Откровенно сказать, Бог был бы в большом затруднении в отношении своего грома, если бы за такую малость вынимал его из ящика!..

– Молчите, Дебарро! вы чудовище, которого ожидает адский огонь…

– Тем лучше! Я люблю тепло.

Мария Анна слушала, как Господин Советник (так звали Дебарро), расчесывая свои усы и бороду свинцовым гребнем, шутил над тем, что она постоянно привыкла уважать. Но мы сказали, что Дебарро был красив, его насмешки придавали ему в глазах молодой девушки еще более грации.

Между тем, отведя мадам де Сент-Эвремонт в сторону, Дебарро говорил ей, указывая на Марию Анну.

– Графиня, кто эта прелестная особа?

– Моя крестница, господин советник, мадемуазель Мария-Анна Грампэн, и я буду благодарна если вы без моего позволения не поцелуете и кончика ее пальца.

– Ба!.. Разве уже запрещено касаться дамских пальчиков?

– Совершенно запрещено, а вам больше, чем другим. Она сирота…

– Причиной больше, чтобы она взяла любовника. Он заменит сиротке утерянное семейство.

– Ей нужен не любовник, а муж. Хотите быть ее мужем?

– Охотно, после того, как я уверюсь, что мы способны жить в мире. Несогласные супружества так печальны!.. Доверьте её мне, графиня, и если через месяц или через два мы не подерёмся, я на ней женюсь.

– Доверить ее вам?.. Но вы, мой друг, фат! Почему вы думаете, что Мария-Анна захочет вас?

– Ба!.. Я ведь желаю ее, так уж полдороги сделано. Так решено, графиня, вы позволяете?..

– Да нет же, я ничего вам не позволяю… Напротив, я серьёзно рассержусь, Дебарро, если вы к несчастью попробуете обольстить мою крестницу.

– Это другое дело. Извините, графиня! С той минуты, так как это вам может быть неприятно, я отказываюсь от всяких притязаний на мадемуазель Грампэн!.. Рассердить вас!.. О! но, надеюсь, вы не сомневаетесь, что я скорее соглашусь каждый день ходить к обедне…

Вопреки этим уверениям, Дебарро с этого же вечера повел осаду.

Профессора Вожела и Вуамюр учили молодую девушку, – один хорошему языку, другой стилю; Дебарро предложил учить ее пению. Графиня имела слабость согласиться. Каждый день новый профессор проводил два часа с Марией-Анной. Эти уроки были гораздо опаснее уроков Лемудрю. Они, конечно, происходили в присутствии третьего лица, но Дебарро был так ловок и изворотлив. Он беспрестанно изобретал предлоги, чтобы удалить наблюдательницу и тогда… тогда если для формы струны теорбы про-должали звучать, – Мария Анна не пела, она не могла петь и по причине…