Анри де Кок - Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира

• Название: Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира
• Автор: Анри де Кок
• Издательство: Литагент «Остеон»74fca568-0472-11e5-9ef7-002590591dd6
• Жанр: Эротика, Секс
• ISBN: 978-5-85689-083-8

Этот грандиозный художественно-публицистический труд посвящен историям женщин, которые совмещали прелести древнейшей профессии с проблемами государственной политики и финансов. Многие из них умудрялись разорять не только богатых вельмож, но и целые государства. Пойдя по стопам отца (Поля де Кока, которым зачитывались тургеневские девушки) Анри де Кок выдал в свет, кроме десятка фривольных романов, которые морализаторы сочли полупорнографическими (среди них знаменитая «Ла Минетта»), еще и столь же фривольную публицистику, как серию очерков «История знаменитых куртизанок» и «История знаменитых рогоносцев». Очерки написаны с присущим фамильной профессии блеском, это не скучное документальное чтиво, а в значительной степени подлинно художественная литература. В центре каждого очерка биография конкретной исторической личности, ее достоинства и недостатки, ее жизнь в самый примечательных событиях и судьба. Этот грандиозный труд вместил в себя 4 толстых тома в одной электронной книге. Свыше 100 страниц с многочисленными иллюстрациями.

---

Софи Арну говорила впоследствии о де Фронсаке: «Он первый наговаривал мне глупости: позже я взяла свое, заставляя его их делать.»

* * *

Между тем г-жа Арну была на седьмом небе. Софи была приближенной любимицей принцессы… Софи могла надеяться на все! Какой-нибудь герцог или принц влюбится в нее и… и женится…

Слишком честолюбивые надежды должны были разлететься как дым. А между тем не один, а многие герцоги и принцы любили ее… Но она от этого не сделалась ни герцогиней, ни принцессой… Продолжаем.

В то время в Париже знатные дамы, по окончании карнавала, имели привычку запираться недели на две в монастыре, чтобы каяться во грехах, которые они могли совершить во время праздников. Мадам де Конти не имела на совести больших грехов, потому что исполняла свои обеты, но и она следовала моде и удалялась на известное время в монастырь.

И вот 1757 году, когда она явилась в избранный ею монастырь Валь-де-Грас, она нашла всех монахинь в смущении. То было в середу на первой недели, когда поют les tenebres (род ранней католической литургии)… И вообразите какое несчастье! та из сестер, которая обладала лучшим голосом и пела ответствия, лежала больная в постели… И Валь-де-Грас, превосходную музыку которого хвалили во всем городе, должен был потерять свою репутацию.

– Только-то! сказала принцесса. – Успокойтесь! Я беру на себя заместить вашу больную.

– Вы, принцесса?

– Не я лично; но одна молодая девушка, которую я воспитываю.

– И у нее хороший голос?

– Посудите сами.

Призванная в монастырь, и получив наставление, что ей должно делать, Софи Арну немедленно принялась за свою новую обязанность. Она с утра разучивала свою партию; в известный час она ее пела, сначала несколько дрожа, но потом все больше и больше уверенная в себе, наэлектризованная одобрительным шепотом который раздался при первых звуках ее голоса, несмотря на святость места.

Наконец, она имела успех…

Такой успех, что в следующую пятницу весь Париж спешил в Валь де Грас, послушать воспитанницу принцессы Конти, о которой говорили, что она поет как ангел. – В этот раз она пела miserere Аллегри.

Такой успех, что королева, до которой дошли слухи о нем, просила Конти привести к ней молодую певицу.

Тогда мечтанья г-жи Арну перешли всякая границы. Ее дочь будет представлена королеве!.. Но Мария Лещинская, жена Людовика XV, была плачевная королева, без власти и влияния… Настоящей королевой Франции была Помпадур.

И Софи со своим обычным талантом угадала это.

Принятая с принцессой Конти Марией Лещинской, которая желала ее послушать и пришла в восторг от ее таланта, Софи, которой было обещано принять в королевскую капеллу, – выразила очень умеренную радость.

Но Помпадур, в свою очередь, пожелала узнать маленькое чудо; а так как желание фаворитки было приказанием, – Софи была представлена ей, на этот раз матерью; Помпадур восхищалась ею, поцеловала ее; и рассмотрев линии руки, – Жанна Пуассон, занималась хиромантией, – сказала ей:

– Линия жизни глубока, длинна, и смело начертана; вы проживете долго; ваш, большой палец и его корень исчерчены многочисленными линиями, составляющими звезду и двойное полукружие; это ясный признак, что Венера взяла вас под свое покровительство; вы будете много любимы. Ступайте милая малютка; я не забуду об вас.

Когда де Конти спросила у Софи ее мнение о маркизе.

– О! эта королева, отвечала она, – мне больше нравится, чем другая.

Через несколько дней после посещения ее дочерью Марии Лещинской, г-жа Арну получила уведомление, «что ее величество королева удостаивает принять девицу Арну в свои собственные певицы, с жалованьем по сто луидоров в год.»

Но едва добрая женщина прочла это первое послание, как получила второе, содержавшее следующее: «по просьбе г-жи маркизы де Помпадур, девица Софи Арну назначается певицей его величества короля и исключительно для его театра Оперы.»

Г-жа Арну попеременно рассматривала эти послания оба запечатанные королевской печатью и тем не менее столь различные по содержанию… Чему отдать преимущество: капелле ли королевы или театру короля?..

– О, маменька! вскричала Софи, – колебание непозволительно. Приказание короля уничтожает приказ королевы.

– Так ты хочешь вступить в Оперу?

– Конечно. И буду очень счастлива!

Мамаша вздохнула. То была довольно скабрезная дорога; чтобы сделаться принцессой, пройдя через кулисы королевской музыкальной Академии.

Но сама г-жа Конти посоветовала ей отказаться от такой щекотливости.

– Ну, хорошо! – сказала добрая женщина. – Но не смотря на ваше одобрение, принцесса – чтобы лучше наблюдать за моей дочерью во время этой опасной карьеры, – я беру ее с этой минуты к себе в дом,… Вы, конечно, добры и великодушны, и мы обязаны вам благодарностью, но раз причисленная к этой проклятой опере, не смотря на все участие, которое вы к ней имеете, Софи часто будет оставаться одна, подвергаясь сетям и козням. Под моим материнским крылом, она будет безопаснее, я не позволю негодяям коснуться ее пальца их когтями. На репетициях, на преставлениях, в кулисах, в ее ложе, повсюду всегда я буду с нею…. Я беру на себя трудную заботу. Но мне все равно. Мать не должна страшиться усталости, чтобы сберечь невинность своей дочери.

Софи не могла удержаться от гримасы при мысли о переселении из великолепного отеля Конти в старое обиталище адмирала Колиньи.

Но г-жа де Конти согласилась с этим желанием; оно было сходно с ее чувствами. Как ни была она привязана к Софи, все таки было неприлично, чтобы принцесса продолжала держать под своей кровлей оперную певицу.

Софи простилась с своей покровительницей, – со своей комнатой, такой кокетливой, такой уютной, так мило убранной и меблированной.

– Не печалься, сказала г-жа Арну, заметившая слезы на глазах дочери, – у тебя будет такая же у нас.

– О! я не печалюсь маменька! Я буду также довольна, живя у вас.

– Под моим крылом.

– Под вашим крылом… – И прибавила сквозь зубы: – Но я надеюсь устроить таким образом, что не долго буду задыхаться под ним!..

Софи Арну дебютировала 5-го декабря 1757 года, в роли Сезифы в опере-балете «Любовь богов», в четырех выходах, с прологом, слова Фюрилье, музыка Муре.

Одна современная газета так описывает ее дебют: «М-llе Арну, талант которой обещает много, явилась пламенным взорам любителей одетою в шелковое с серебром платье. Она еще считает себе только пятнадцать весен. Это богатство красоты еще только усовершенствованное природой и быть может уже не одна дерзкая рука пробовала раскрыть его… осталась ли оно не раскрытым?..»

В 1757 (как, впрочем,  и в 1869)  году журналы не отличались скромностью.

Второю ролью Софи Арну была роль Венеры в Энее и Лавинии, трагедии Фонтенеля, положенной на музыку Морассом. Венере больше еще аплодировали, чем Сезифе.

Софи делали только один упрек, что она никогда не относилась серьезно к своей роли. Как певица, как актриса она в высшей степени возбуждала энтузиазм; плакали и рыдали навзрыд когда она падала в отчаянии в обятия любовника или варвара отца… А в то время, когда в ложах и партере заливались слезами она забыв свою благородную роль царицы или богини, говорила актеру игравшему любовника или отца… Ах, мой милый Гильом! какой у тебя смешной нос!» или: «милый Желен, твой парик надет криво, Берегись, он упадет с тебя!..»

Эти личности были злодеями. Против их воли Софи Арну каждый вечерь заставляла их хохотать на сцене… Какое неприличие – заставлять смеяться королей или богов!..

– Ты хочешь, чтобы я заставила тебя расплакаться? возражала неисправимая Софи Этьенну, супружеские несчастья которого были закулисной басней. – Будь спокоен, сегодня вечером я поговорю с тобой о твоей жене.

Молодая, прелестная, веселая, остроумная, хорошая актриса и певица, – ничего нет невероятного, что множество любопытных или влюбленных сгорали желанием разрешить проблему, постановленную газетой. Желали узнать: «тронуто ли сокровище?»

Но г-жа Арну не дремала. У нее не было как у Аргуса ста глаз, из которых спали только пятьдесят; у нее было только два, но эти два были постоянно настороже. В кулисах или в ее ложе вздыхатели не имели средств приблизиться к Софи. Не возможно было передать ей записочки, или прошептать ей слово любви! А когда на минуту удавалось обмануть бдительность г-жи Арну, она вдруг обертывалась к поклонникам!..

– Перестаньте! Не угодно ли вам граф, вам герцог оставить малютку в покое!.. Граф, ступайте в залу!..

– Это не женщина! – говаривал Фронсак. – Это мордашка! Будешь вынужден дать ей клецку.

Но как бы пародируя слова Бонапарта, г-жа Арну отвечала тому, кто ей передал слова Фронсака:

– Клецка, которая усыпит меня, еще не сделана.

* * *

Но однажды, утром, в октябре 1758 года, плохой фиакр запряженный двумя тощими клячами, остановился у дверей бывшего отеля Шатильон, в котором г-н и г-жа Арну держали меблированные комнаты, – и молодой человек двадцати четырех или пяти лет, одетый самым скромным образом, спросил смиренно, можно ли иметь комнату за плату.