Анри де Кок - Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира

• Название: Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира
• Автор: Анри де Кок
• Издательство: Литагент «Остеон»74fca568-0472-11e5-9ef7-002590591dd6
• Жанр: Эротика, Секс
• ISBN: 978-5-85689-083-8

Этот грандиозный художественно-публицистический труд посвящен историям женщин, которые совмещали прелести древнейшей профессии с проблемами государственной политики и финансов. Многие из них умудрялись разорять не только богатых вельмож, но и целые государства. Пойдя по стопам отца (Поля де Кока, которым зачитывались тургеневские девушки) Анри де Кок выдал в свет, кроме десятка фривольных романов, которые морализаторы сочли полупорнографическими (среди них знаменитая «Ла Минетта»), еще и столь же фривольную публицистику, как серию очерков «История знаменитых куртизанок» и «История знаменитых рогоносцев». Очерки написаны с присущим фамильной профессии блеском, это не скучное документальное чтиво, а в значительной степени подлинно художественная литература. В центре каждого очерка биография конкретной исторической личности, ее достоинства и недостатки, ее жизнь в самый примечательных событиях и судьба. Этот грандиозный труд вместил в себя 4 толстых тома в одной электронной книге. Свыше 100 страниц с многочисленными иллюстрациями.

---

У нее были свои покупатели в тех многочисленных кафе, которые наполнялись местными актерами, бродячей цыганской расой, всегда больше расположенной изучать искусство на дне кружки с пивом, чем в книге, но также великодушной расой, полных добрых инстинктов, никогда не говоривших губами нет, когда сердце сказало да.

Например, то, что слыхивала Алиса, отправляясь вечером предлагать свои цветы, – она занималась преимущественно вечером своей торговлей, – иногда могло бы заставить подняться дыбом волосы даже у плешивого!

Но без сомнения эта девочка обладала для своего ума и сердца крепким щитом против наглых речей своих покупателей, или, скорее, ее сердце билось тогда так слабо, а ум спал так крепко, что они не рисковали ничем среди этого странного существования.

Самое важное для нее заключалось в собирании су, чтобы не поколотила ее мать. И она каждый вечер собирала на Тамильском бульваре от двух до трех франков. Те, которые ей давали эти су, могли обращаться с нею как хотели: ей было все равно.

Однажды вечером, когда она предлагала белые лилии молодому историческому живописцу, артист был поражен выражением лица Алисы, наполовину диким, наполовину ласкающим.

Он искал для одной из своих картин именно подобного типа; он рассматривал несколько минут Алису, которая монотонно повторяла ему; «Прекрасный букет! Купите мой букет, сударь.

– Но! – сказал он ей, подавая ей монету в двадцать су, которую она поспешно спрятала в карман, и не думая отдавать букета, так она привыкла к своему образу продажи, и удалилась отыскивать нового покупателя.

Но остановив ее за руку—

– Послушай, – сказал ей артист, – сиживала ты в мастерских?

Алиса обратилась к своему вопрошателю.

– Нет, – ответила она.

– Хочешь ты получить сто су за три часа?

– А что делать?

– Почти что ничего. Сесть и быть спокойной.

Она пожала плечами.

– Это вы на смех?

– Нисколько. В доказательство этого, если ты согласишься прийти завтра ко мне, я заплачу тебе вперед за первый сеанс. Но только без фарсов. Ты придешь?

Алиса с жадностью смотрела на пятифранковую монету, которую артист вынул из кошелька.

– Но, – сказала она, становясь на этот раз прямо перед художником и смотря ему в глаза, – как я должна буду сидеть? У меня есть подруга, которая тоже сидит, понимаете? Ну, так это мне не подойдет.

Артист улыбнулся.

– И куда только не скрывается стыдливость! – подумал он и прибавил: – Успокойся, мне нужна только твоя голова.

– Моя голова?

– Да. Это тебя удивляет?

– Меня все находят дурной.

– Потому что никто хорошо не смотрел на тебя. Твой главный недостаток в том, что ты грязна; если бы ты захотела о себе позаботиться… Ну, мы это устроим завтра вместе. Я тебя пообчищу.

Алиса покраснела под своей грязью.

– Я обчищусь и сама! Мне в вас нет нужды.

– Хорошо. Это меня избавит от труда. Ну, так кончено. Ты придешь?

– Где вы живете?

– Наваринская улица, № 23. Адольф Родье.

– В котором часу я должна к вам прийти?

– В десять.

Она взяла пятифранковую монету, положенную артистом на ее лоток.

– Завтра, в десять часов, – сказала она, – не бойтесь, я буду.

Начиная с этого вечера, весь Тамильский бульвар заметил не без удивления метаморфозу, которая произошла в костюме маленькой торговки букетами. Она стала почти чистой!

Ее платье, фартук, чепчик, платок не изменились ни по форме, ни по ткани, но пятна были менее многочисленны, а дыры совсем исчезли.

На Тамильском бульваре над ней остроумничали ее покупатели.

Между тем, Шиффонета исправляла теперь две должности: днем она сидела в мастерской Адольфа Родье, вечером – продолжала продавать цветы.

И мало помалу, улучшения, начатые ей на другой: день после встречи с художником, приняли развитие.

Она вскоре перестала довольствоваться чистотой, она стала почти кокетливой.

И заметьте, что значит влияние костюма: с того дня, когда Алиса заботливо изгнала из своей одежды пятна и дыры, она перестала попрошайничать, Она продавала, продавала действительно букеты, и букеты почти свежие. Вечером плохо видно! И когда, не беря ее цветов, хотели, как прежде, подать ей милостыню, она презрительно уклонялась, говоря:

– Я не христарадничаю.

Весь Тамильский бульвар находился в недоумении. Шиффонета отказывалась и от больших и от маленьких подарков…

Прошло два месяца. Адольф Родье, который в эти два месяца дал Алисе двадцать сеансов, однажды сказал ей, отдавая деньги:

– Теперь конец, моя милая; ты мне больше не нужна.

– А! – возразила Алиса. – Конец! Так скоро!..

– Скоро!.. Э! Э!.. Кажется, ты начинаешь входить во вкус ремесла? Приятно ведь каждые два или три дня получать пять франков, не правда ли? Но что же делать! Этюд мой окончен; не могу же я, чтобы доставить тебе удовольствие начинать его снова. Но слушай, если тебе удобно, я мог бы представить тебя некоторым из моих друзей… Только, предупреждаю, что в живописи чаще бывают нужны модели для тела, чем для головы… А так как ты, по-видимому, не расположена к этому роду занятий…

– Во всяком случае, дайте мне адрес ваших друзей, сказала Алиса.

– Охотно.

На другой день она позировала для торса у одного из друзей Адольфа Родье.

Даная. С картины Леона Франса Каммере

Через несколько недель – для ансамбля.

Аппетит приходит за столом. Привычка является со временем. Профессия была прибыльна… Притом же ее подруга жила хорошо…

При этом мы должны заметить, во-первых, что Алисе было только пятнадцать лет, когда она начала свое новое ремесло, и что с этой минуты она приобретала каждый день; во-вторых, с тех пор, как Алиса больше приобретала, мать била ее меньше и лучше кормила. И, не правда ли, вы признаете, что лишняя котлета и уменьшение кулачных ударов должны были значительно повлиять на ее физическую организацию! Итак, Алиса позировала и даже была любима как модель, за чистоту своих форм и оригинальность физиономии…

Мы только для памяти упомянули о матери Шиффонеты, также для памяти мы скажем вам, что эта мать внезапно умерла вследствие неумеренного употребления водки.

И вот Шиффонета одна в мире. – Она никогда не знала своего отца. – Должна ли была она печалиться сверх меры об этом происшествии? Гм! Она так мало и так дурно жила с той, которая умерла. Тем не мене она плакала, потом поспешила оставить жилище, в котором она провела такие печальные годы!..

Она жила на улице Попенкур и перебралась в комнату около предместья Сен Мартен, и там, сберегая свои доходы, она составила план как можно лучше и скорее привести в исполнение желание, давно уже ласкаемое ей, обладать маленьким помещением, не то чтобы изящным и комфортабельным, – она этого не понимала еще, – но чистым и приятным.

Истинно, встреча с Родольфом Родье принесла счастье Шиффонете!

На той же самой лестнице, в том доме, где жила молодая девушка, жил молодой человек лет двадцати, Эдуард Шаванн, комми в одной из частных администраций с жалованьем в полторы тысячи франков, – что доказывает, что он не зарывался в золоте.

Но если он в нем не зарывался, то не потому, что не имел желания! Напротив, он имел такое сильное желание, что в эпоху, о которой мы говорим, – в 1857 году, – в обществе одного из своих друзей, которого также пожирала жажда наслаждений, Эдуард Шаванн регулярно употреблял все свои вечера на то, чтобы перечислить все удовольствия, которым он предастся, когда будет обладать двумястами тысяч годового дохода.

В этих разговорах всего любопытнее было то, с каким особенным тоном друзья тратили воображаемые миллионы, и тот способ, каким они намеревались их приобрести, способ, не имевший в себе ничего достойного уважения, хотя в тоже время эти способы не были совершенно бесчестны. Но в их грёзах с открытыми глазами, очарованные формой, они пренебрегали сутью. Станете ли вы презирать подобных людей? В ожидании, пока они поселятся во дворце уже построенном из золота и мраморов Испании, Орест-Шаван, принимал Пилада Берто в мансарде предместья Сен Мартен. И Пилад обыкновенно довольно странно пользовался гостеприимством Ореста.

Была зима; и так как в мансарде бывало холодно при его приходе к Оресту, – Пилад, раздевшись с верху до низу, закутывался в одеяло, тогда как хозяин старался согреться перед двумя поленьями дров, которые он хвастливо называл добрым огнем.

В первый раз, когда было употреблено это оригинальное средство для согревания, Эдуард Шаван разразился безумным смехом и просил остаться в этом положении целый вечер.

– Не упрашивай; это бесполезно! – отвечал Берто. – Мне хорошо так: – Я остаюсь… и останусь.

И на самом деле остался до полночи.

В полночь он оделся, пожелал доброго вечера Эдуарду и отправился домой. Другой день был точным повторением первого, третий тоже… Пилад регулярно каждый вечер согревался у Ореста, который посиживал себе у дымящегося камина.