Ростислав Титов - И все-таки море

• Название: И все-таки море
• Автор: Ростислав Титов
• Жанр: Русская классическая проза

---

В годы моей штурманской юности в Архангельске жил и писал книги Борис Викторович Шергин, не оцененный по достоинствам до сих пор. Да и я, к стыду своему, познакомился с его творчеством лет тридцать спустя. А ведь мог даже и лично познакомиться с этим человеком, скромным и мудрым, как рассказывали его знакомые.

В книге Б. Шергина нашел запись устного морского устава древних поморов, называемого "Устьянский правильник". Писатель отлично знал свой неяркий, терпеливый край и его жителей, привыкших голодать и холодать, но и мужественно, без похвальбы, бороться с невзгодами.

Вот кусочки из того устава прекрасных мореходов Севера. Между прочим, сейчас, когда празднуется 300-летие Российского флота, мне за них обидно: гораздо раньше Петра I начали они ходить по морям...

*

"Мореходством нашим промышляем прибыль всем гражанам. Не доведется такую степень тратить... (А как часто доводилось и доводится! В середине 70-х годов, летом, на одесском рейде стояли по 50-60 груженых теплоходов, а сегодня Россия лишилась половины флота и портов).

*

"Собери умы свои и направи в путь. Горе, когда для домашних печалей ум мореходцу вспять зрит" (Понимают ли это морские жены?).

*

"Если преступил устав и учинил прошибку, не лги, но повинись перед товарищи и скажи: "Простите меня!" - и огрех мимо идет".

*

"Которые от многие службы морские в глубокую старость пришли...звери давать мерные, не детьми, и кожа чтоб не резана, не колота" (Вот и дожил я до поры, когда для моих друзей статья эта стала актуальной и необходимой!").

*

"Кто свою братию, морскую сиротину, в пир созвать постыдится, того устыдится Христос на Суде Своем".

*

"О человече! Лучше тебе дома по миру ходити, куски собирати, нежели в море позориться, преступая вечную заповедь морскую..." (Это о том же: "Кто свою братию, морскую сиротину, в пир созвать постыдится").

А сейчас хочу о "пирах морских" поговорить. Деликатная тема, грустная, а часто - трагическая. Но нельзя из песни слова выкидывать.

В книге Б. Шергина с тоскливо-суровым негодованием приводится и такой пункт морского устава:

"О хмелю. Всем ведомо и всему свету давно проявлено, какая беда пьянство. Философы мысли растрясли и собрать не могут. Чины со степеней в грязь слетели, крепкие стали дряблы, надменные опали, храбрые оплошали, богатые обнищали..."

Верные предупреждения. Тем более для тех, кто на флоте живет и работает, где все такое ежеминутно угрожает катастрофой, гибелью многих людей. Воспоминания моей юности, касающиеся данной проблемы, однако окрашены в лирические или даже в юмористические тона.

Но трижды в подобных ситуациях посчастливилось даже и спасать людей.

Профессиональный моряк-судоводитель просто обязан смотреть на море, это его главная задача. И глядит он в основном вперед.

А я вот, когда на пассажирском пароходе плавал, оглянулся однажды назад. И увидел далеко за кормой черную точку. Взял бинокль: человек саженками догоняет пароход. Дал тревогу, "право на борт", капитана - на мостик. Пока мы разворачивались, пока спускали шлюпку, подходили к отважному пловцу, минут двадцать прошло. Пассажиры столпились у борта, накренился наш пароходик. Парень оказался черноволосый, курчавый и очень веселый. И абсолютно голый. Пьян, конечно, в стельку. Когда его тащили в вельбот, сопротивлялся еще, дали ему матросы промеж глаз. Мы его сразу в баню сунули, под пар (сентябрь был, в Белом море). Но к утру у него температура подскочила под сорок, "скорую" в Архангельске пришлось вызывать. Я как пассажирский помощник успел оштрафовать его на сто рублей, максимум возможного, и выяснить обстоятельства купания. Спор был: "Слабо - на поллитра?" Тот, второй спорщик, тихо ушел спать, резонно сообразив, что так дешевле обойдется, и остался, к сожалению, неизвестным человечеству. А пострадавший через месяц ехал обратно в Мезень. На трапе меня увидел и возопил: "Привет, штурман! Пошли, обмоем мое спасение, должок за мной!"

А Читу не спас. Собачка у нас была тогда, ее пьяные пассажиры за борт кинули, вот их я спасал от разъяренных матросов. Капитан меня раздолбал: "Почему не остановил пароход, не вернулся за Читой?"

И еще, в ноябре, на якоре у острова Моржовец, когда уже льдинки болтались у борта, я стоял у трапа и смотрел в воду. И увидел плывущего человека, спросил ошарашенно: "Ты чего делаешь?" А он спокойно: "Купаюсь!" И этого с трудом на борт вытянули.

А третий случай произошел зимой, в Мурманске, полярной ночью. Мы с другом Левой Морозовым из ресторана "Арктика" возвращались на судно. Мороз был градусов за тридцать. И у железнодорожного переезда видим: на рельсах человек лежит. Рядом будочка дежурная оказалась, оттащили туда бедолагу, пожилая стрелочница поохала-поахала и успокоила нас: "Бог вас наградит, милые. Ничего, отлежится..."

Меня Бог вознаградил через пять минут. Шли мы, оживленно беседуя, я по шпалам. И вдруг слышу: "Славка, полундра!" - Лева меня хватает за руку и дергает на себя. Тут же мимо пронесся маневровый паровоз...

Как-то в минуту размышлений о смысле жизни и о том, как он трансформируется в сознании и поведении разных людей, я смоделировал, как принято сейчас выражаться, для себя такую схему причин алкоголизма. В первом приближении, предположил я, пьющее человечество можно разделить на две равноценные группы (или вида?). Самые рьяные алкаши - простые работяги, так и не прикоснувшиеся к сфере духовного, или же, наоборот, творческие интеллигенты, объевшиеся разговорами о "художественности" или самой этой художественностью.

Забавно-печальный эпизод, иллюстрирующий первую категорию моей "классификации", рассказал один бывший моряк. Попал он на приемку нового траулера, строящегося на крупном южном заводе. Там почему-то оказалось несколько японцев, то ли заказчиков, то ли консультантов. Ошеломленные, они спросили главного инженера: "Как вы можете сооружать морские корабли в таких сложных условиях?" Они имели в виду повальную пьянку на заводе. Пронос водки на территорию, конечно, был запрещен, но в заборе проделали дыры, через которые и пополнялись запасы горячительно-увеселительного. В напряженные дни штурма месячного или квартального планов директор и главный инженер лично становились у заборных дыр и принимали бутылки, чем заметно оздоровляли обстановку в цехах...

Печального тут гораздо больше. Мы уже свыклись с этим, а потому особенно четко ощущаешь дикость обстановки, если на некоторое время оторвешься от нее. Вернувшись из дальнего, хотя и не шибко долгого рейса, я с понятным волнением торопился на встречу с родимой землей. И сразу за воротами Ленинградского порта увидел первого соотечественника. Прислонившись к стене проходной, икая и качаясь, пытался удержаться на ногах перебравший ханурик. И ведь что интересно: он внутрь рвался, торопился к началу рабочей смены, а вахтер его не пускал...

Улыбка даже сквозь слезы полезна для здоровья (полагаю, только что улыбнулся). Если же вернуться к моим теоретическим рассуждениям по данной проблеме, то надо признать, что, деля людей на две категории для объяснения приверженности к пьянке, я проблему, несомненно, упрощал. Хотя, припоминая, какой практический вклад в это дело внес сам, должен признать, что в молодости, видимо, был художественной натурой, ибо в основном напивался от избытка сил и полноты жизни (встречи с друзьями, любовь, хорошее настроение), а в зрелом возрасте духовно иссяк и если изредка "приобщаюсь", то от душевной пустоты, горечи, потерь, болезней (разлуки, творческие неудачи, скверное самочувствие).

Впрочем, сегодня, в середине 90-х годов ХХ столетия, моя страна глушит "горькую" и благодаря заботам правителей. Произведя несложные подсчеты, можно определить, что "поллитрованец", как выражается один мой знакомый, имеет цену трех-четырех батонов белого хлеба, то есть по тарифам начала восьмидесятых - 60-80 копеек...

Глава эта "О хмелю" следует после того, как я поразмышлял о гордой и тяжкой профессии капитанской. Не хочется привлекать в качестве примеров подвиги этих уважаемых тружеников, но опять-таки - не выкидывать же из песни...

В 1952 году я три месяца, поздней осенью, проплавал на небольшом морском буксире. Тогда Северное пароходство было буксирно-лихтерным, так министерство улучшало финансовые показатели. Капитана у нас Федей звали невысокий, кругленький, с абсолютно лысой головой. Я на судне ведал бухгалтерией и по ведомости на зарплату аккуратно удерживал с него 33% максимум выплаты алиментов. Но на "газ" ему оставалось. Стояли мы как-то в Лиинахамаари. Ночь полярная, темнота, холод. Вечером приходит радио из пароходства: бросить выгружающийся лихтер и срочно идти в Мурманск за другим. Я на вахте стоял, иду к "мастеру" - вдрабадан пьяный, спит. К старпому сунулся - не растолкать. Второго помощника все же разбудил: "Помоги только из порта выйти!" Вышли в море, второй ушел досыпать, а я две вахты, восемь часов, вел буксир и разбудил капитана уже в Кольском заливе. Так он мне чуть руки не целовал: "Спас, родной! И без того мне телегу вешают!" Лет через двадцать услышал я другой рассказ про Федю. Он уже в загранку ходил, на отходе из Вентспилса вахтенный штурман приходит будить его: "Лоцман на борту!" Подождал вахтенный на мостике и опять пошел в каюту. Нет капитана. Поискал, а он в шкафу-рундуке стоит, притаился...