Евгений Сапиро - Трактат об удаче (воспоминания и размышления)

• Название: Трактат об удаче (воспоминания и размышления)
• Автор: Евгений Сапиро
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-91076-025-1

В 2001–2002 годах пермская газета «Новый Компаньон» более полугода печатала воспоминания спикера Законодательного собрания Пермской области первого созыва, экс-министра региональной и национальной политики России профессора Е. С. Сапиро. Эти воспоминания стали основой книги «Стриптиз с юмором», изданной в Перми в 2003 году и вызвавшей большой интерес читателей.

Хотя в «Трактате об удаче» присутствуют некоторые сюжеты из «Стриптиза…», он не является повторением или продолжением первой книги. Новая книга – иная по содержанию («пять лет спустя»), по форме и даже по своей философии.

В книге использованы фотографии из личного архива автора.

---

В «Стриптизе…» я выдал по полной, с указанием фамилий, большинству коллег, которые на разных этапах жизни вели себя по отношению ко мне, мягко говоря, непорядочно. Но было одно исключение. Оно касалось человека, который по этому признаку вне конкуренции должен проходить под номером один. Я его не «раскрыл» только потому, что он был фронтовиком.

С военных лет живет во мне еще одна тема. Она чуть-чуть тлеет где-то глубоко, но когда вдруг подует недобрый, несвежий ветер, может и полыхнуть.

Я уже писал, что мама во время войны была начальником медсанчасти военизированного строительного подразделения ОСМЧ-63, особой строительно-монтажной части. ОСМЧ были созданы в июле 1941 года на базе строительных трестов Наркомата строительства СССР (Наркомстроя). На эти части возлагалось выполнение срочных заданий правительства по сооружению предприятий оборонной промышленности, восстановлению пострадавших объектов, возведение оборонительных сооружений.

В положении об ОСМЧ говорилось, что наркому по строительству предоставлялось «право перебрасывать особые части с одних строек на другие, переводить в случае необходимости их личный состав на казарменное положение, обеспечивая рабочих бесплатным питанием».

По отношению к ОСМЧ-63 нарком таким правом воспользовался. Личный состав был на казарменном положении, рабочие были обеспечены бесплатным питанием… по нормам ГУЛАГа. Место действия в прессе называлось «трудовой фронт», действующие лица – «трудармейцы».

В Чусовом возводили они не слабые и по сегодняшним масштабам сооружения: доменную печь № 2, дуплекс-цех, вспомогательные объекты. Холод, голод, тяжелейшие условия труда. Для рядовых трудармейцев это был действительно фронт с тяжелейшими потерями.

Режим казарменного положения трудармейцев в ОСМЧ-63, видимо, был не очень жестким. В борьбе за выживание им было не до правил хорошего тона. Типичная зимняя картинка того времени: скорчившиеся от холода фигурки в изодранных шинелях выпрашивают еду или одежду у таких же голодных «местных».

Практически все публикации историков, в которых упоминаются ОСМЧ, посвящены теме репрессий немцев Поволжья. А я вот немцев в чусовском ОСМЧ не припоминаю. Хотя «пацанское», далеко не политкорректное восприятие национального вопроса должно было отразить их присутствие в нашем лексиконе.

Несмотря на то что значительную часть чусовских трудармейцев составляли мобилизованные из Западной Украины, мальчишки всех их называли «чугреями». Лет пятьдесят я ни разу не вспоминал этого слова, но когда повествование привело к этому сюжету, оно мгновенно выскочило из каких-то закоулков памяти, как новенькое. Кого обозначало это слово, ясно: тех самых несчастных, жалких людей.

Что оно значило? Может быть, учитывая большую долю польских евреев в составе западных украинцев «чугрей» – производное от «еврей»? Снова призываю на помощь Яндекс. И обнаруживаю, что сегодня в Сети чаще всего этим словом русскоязычные эмигранты идентифицируют чилийских и аргентинских аборигенов («не белых»), без всяких комментариев. Впрочем, на одном из российских не самых интеллигентных форумов подсказка обнаружилась: «…чебуреки, чугреи, хачики…». Значит, в честь «гостей» из Средней Азии так были названы бойцы трудового фронта, погибшие и выжившие.

Я понимаю, что это было не со зла: «чугреев» подкармливали, делились последним. А все равно неприятно, стыдно. И перед оставшимися в этой земле навсегда, и перед выжившими. Некоторые из них женились на чусовских девчатах, пустили на этой земли свои корни, оставили свой след в истории города.

В связи с этим не могу не удержаться, чтобы не привести монолог великого чусовлянина Виктора Петровича Астафьева, записанный другим моим земляком, литературоведом Валентином Курбатовым.

«Ах, родной Чусовой! – век не забуду! Помнишь, как на стадионе-то кричали: «Судью на рощеников!» (были такие червяки, на которых ребята ловили уклейку. – В. К.). Вайсбаум был судья. Толстый. Пузо, как у меня. Как выбежит на поле – «Судью на рощеников!». А уж футбол был! Помнишь поди? Братья Белобородовы. Особенно Валька. Ас в нападении! Поздно его заметили. В Перми потом играл. Токаревы. Пашка Яковлев. Много! А Вайсбаум – он не один ведь был знаменитый. Еще Шпигель был. Эдвард Германович. Светило чусовской культуры. Композитор Шпигель! Так и звался! Ему говорят: «Ведь ты украл мелодию-то». – «Где?». Ну, ему покажут. «Так ведь всего семь нот. Там все переворовано. Моцарт, думаешь, не воровал? а Шуман, Шуберт?». Шульженко, говорят, обещала спеть одну из его песен – он письмо показывал. Ну, уж тешились над ним. Критиковать уже никого нельзя было. Никакое начальство. Вот мы все в редакции на нем и отыгрывались[40]. Ну, он и принес как-то аккордеон в редакцию. Аккордеонишко старый, лысый, еще из Львова привез. Все! Играйте сами! И ушел. Ему звонят, а он: просите, говорит, в редакции. И все! Встала культура в Чусовом! – в садиках, в школах, в Доме учителя – все умолкло. Через два дня пошли кланяться Эдварду Германовичу. По всему городу искали. Повалились в ноги: помрет народ без музыки. Простил!..[41]»

Я понимаю, что статистика, которую я сейчас приведу, не претендует на репрезентативность, но из семи запомнившихся навсегда Виктору Петровичу чусовлян двое – бывшие трудармейцы. А без недавнего львовского еврея, а потом «чугрея» Шпигеля «встала культура в Чусовом»…

Когда меня назначили министром региональной и национальной политики, в адрес президента и председателя правительства не раз и не два звучали упреки: руководить национальной политикой такой сложной в этом отношении страны, как Россия, поручили непрофессионалу.

Ответственно заявляю: может, в чем-то Б. Ельцин и С. Кириенко в отношении меня и ошиблись, но только не в этом.

Во-первых, я имел два года стажа активной (и успешной) политической работы в многонациональном Совете Федерации.

Во-вторых, и это главное, я, как человек, сформировался в многонациональной среде, условием нормального существования в которой была не только терпимость, но и благожелательное отношение к людям не совсем таким, как ты. По происхождению, по месту предыдущего проживания, по национальности, религии…

Вся моя сознательная жизнь прошла на Урале. Урал – это не Швейцария или Нидерланды и даже не Украина. Это суровый край, до эры «большой авиации» находившийся на далекой окраине Европы. И по этой причине, так же, как и Сибирь, давным-давно выбранный для того, чтобы ссылать туда, подальше, тех, кто «шагает не в ногу». Во все времена среди изгоев были не только уголовные преступники, но и, как говорила моя няня, «шибко умные».

Польские революционеры XIX века, осколки нэпа, недобитые троцкисты и бухаринцы, жертвы пакта Молотова – Риббентропа…

В северных регионах нашей страны в ходу специфический термин: «северный завоз». Он означает завоз необходимых товаров в труднодоступные регионы в удобное для этого время года. В узких кругах общественности этот термин имел еще одно значение. Во время войны «северный завоз» пополнил число пермяков трудармейцами и немцами (не только Поволжья). После войны – пособниками бендеровцев и «лесных братьев», советскими солдатами и офицерами, побывавшими в немецком плену, осевшими на новом месте бывшими узниками ГУЛАГа, безродными космополитами…

Будем справедливы: приезжали в Прикамье не только (и не столько) «по этапу».

Две мировые войны солидно пополнили интеллектуальный арсенал Прикамья. От Первой, например, в Перми остался первый на Урале университет. После второй, Отечественной, в Перми осели не только десяток эвакуированных оборонных заводов, но и хореографическое училище питерского происхождения. Не бесследно прошло пребывание в эвакуации многих известных деятелей культуры и искусства, науки и техники, высококвалифицированных рабочих.

Ежегодно приток «свежей крови» обеспечивали молодые специалисты, приезжавшие по распределению на три года и оставшиеся навсегда…

Почти вся преподавательская элита политехнического института середины 1960-х состояла из молодых доцентов Ленинградского горного, Уральского политехнического, других вузов.

Развал Советского Союза тоже нашел свое отражение в иммиграционных процессах. Где-то это происходило стихийно, где-то – целенаправленно. В начале 90-х меня как вице-губернатора не раз и небезрезультатно «доставал» директор Пермского театра оперы и балета Михаил Арнопольский с просьбой помочь с жильем солистам, как он говорил, супер-класса из Закавказья, которых он приглашал к себе.

«Пришлые» много сделали для Пермского края.

Только один ленинградский «военмех» рекрутировал в Пермь таких звезд советского ракетостроения, как Михаил Цирульников, Лев Лавров, Михаил Соколовский.

Именами «откомандированных в распоряжение…» Михаила Дедюкина, Александра Поздеева названы улицы комплекса ПГТУ за Камой.