Елена Небесная - Фатум (сборник)

• Название: Фатум (сборник)
• Автор: Елена Небесная
• Жанр: Короткие истории

В сборник «Фатум» Елены Небесной вошли восемь рассказов, разнообразных по тематике, но объединенных остротой сюжета и драматизмом. Читатель сможет окунуться в мир мистики, где рядом с людьми обитают русалки и демоны, а реальный мир оказывается всего лишь иллюзией.

Рассказы Елены Небесной понравятся истинным любителям мистического хоррора, ведь в них никогда не знаешь, что ждет тебя за углом на темной сельской улице или что скрывается на дне озера. Но эти захватывающие и волнующие рассказы еще и о настоящей любви и преданности, о поисках смысла бытия и о выборе, который может навсегда изменить жизнь.

---

Ниночка лежала под раскидистой яблоней в саду на пушистом тюфяке, набитом душистым сеном. Она писала письмо родным, как она хорошо устроилась здесь, на новом месте: и на работе, и на квартире, где за короткий срок пребывания ей уже кажется, что жила она в этом доме всегда и бегала по этой травке своими ещё маленькими босыми ножками. Здесь все ей кажется удивительно знакомым – даже скрип половиц и звон посуды на кухне. Пелагея Петровна, что взяла её на квартиру по просьбе больничной нянечки тёти Маши, оказалась добрейшим человеком. Она была дальней родственницей тёти Маши и очень одинокой – её единственный сын бывал в доме редко. Когда учился в институте, то только на каникулах, потом, когда выучился на художника, приезжал иногда на этюды, а теперь и вовсе стал забывать старуху. Слышала Нина краем уха, как жаловалась хозяйка соседке, что и не рисует он теперь вовсе, а больше скупает и продаёт картины. И на что только были затрачены её силы и столько переведено денег? Не вышло из любимого чада ничего путного – ни художника на радость людям, ни мужа, ни отца. Так что сынок и не женат, поняла она, да к тому же и староват – ему лет сорок, наверное…

Время шло. Днём была работа, а по вечерам – приятное чаепитие с хозяйкой в беседах о прошедшем дне и разных новостях. Любила Ниночка и просто бродить по дому, рассматривая немыслимое количество разных безделиц и игрушек из фарфора и глины, что заполняли собой все свободные пространства на буфетах, шкафах, подоконниках и даже оккупировали старенькое громоздкое пианино. Пелагея Петровна с детства ещё питала любовь к этим безделушкам и собирала их всю жизнь. Интересны своим содержимым были не только комнаты, но даже кухня, где висели медные тазы и сковородки, стояла горками посуда, доставшаяся в наследство ещё от прабабки. Хозяйка охотно рассказывала по вечерам о своих давно умерших родственниках разные истории. Оказывается, прабабка её была служанкой у той высокопоставленной барыни, в бывшем имении которой и находится её больница и, наверное, кое-что из этих вещей и посуды тоже уцелело с того времени. Так проходили в беседах их вечера за чаем, который пили они из старинных чашек, доставшихся благодаря рачительности прабабушки, царство ей небесное, и только одна тема была у них запретной – она касалась блудного сына Пелагеи, о котором Нина старалась не спрашивать, чтобы не травмировать её и так израненное сердце.

И вот однажды хозяйка заговорила о нём сама. С трудом сдерживая волнение, она рассказала, что получила от него письмо о его скором неожиданном приезде всего на несколько дней. Наверное, понадобилось что-то из его вещей, что на чердаке. «Конечно же, не на меня посмотреть, старую», – заключила она, поджав дрожащий от волнения подбородок и пытаясь скрыть слёзы радости в глазах. Она выпалила это одним духом, называя его непутёвым сыном, вспоминая, как тяжело, без мужа, погибшего на войне, воспитала его и вырастила вот такого, что и о матери теперь не вспомнит, потом добавила: «Радость-то какая…».

Блудный сын Андрей появился на следующий день. Он был весь в мать: и ростом, и красотой, только ещё выше и грузнее. Седина уже посеребрила его виски, но он был довольно молод на вид. Мать как будто забыла все обиды на него: бегала вокруг и щебетала, не веря своему материнскому счастью. Андрей, пораженный красотой Ниночки, следил за каждым её шагом, поворачивая голову, как подсолнух за солнцем, а Пелагея Петровна, поглощённая любовью к сыну, казалось, ничего не замечала. Или не хотела замечать.

На следующий день, к великому изумлению Нины, Андрей пришёл в больницу забрать её после работы. Вечер был тёплым и тихим, и он пригласил немного прогуляться по парку, а потом пойти в кино, в Дом культуры. Ниночке стало неловко, но она с радостью согласилась немного развлечься. Её смущала разница в возрасте между ними, но вскоре она совсем об этом позабыла, настолько интересным собеседником оказался её солидный кавалер. Андрей, выросший в этом городе, так интересно рассказывал и о его истории, и о людях, живших и живущих здесь, что совсем заворожил свою юную собеседницу. Здесь, где они сейчас гуляют, наверное, не раз прогуливалась старая владелица этого парка под руку со своими дочерьми. Некоторые картины из её усадьбы до сих пор украшают Дом культуры, куда они идут смотреть фильм, а несколько картин и кое-что из барских вещей ему удалось приобрести у старого сторожа больницы, ещё давно, когда он приезжал на этюды. За этим он и приехал сейчас, но теперь понял, что эта старая рухлядь ничего не стоит по сравнению с тем сокровищем, которое он встретил здесь, то есть по сравнению с ней, с Ниночкой. Что с неё надо писать портреты, и он будет теперь писать, вдохновлённый её красотой. Такие комплименты, столь изысканные, ей говорили впервые, и она сконфужено улыбалась, восхищаясь ими, не замечая, как на них обращают внимание все окружающие в парке, а потом и в кино. Люди шептались за их спинами, а они, увлечённые беседой, ни на кого не обращали внимания, а издали можно было подумать, что это отец с дочерью что-то оживлённо рассказывают друг другу.

Пелагея Петровна уже спала, так никого и не дождавшись. В её комнате горел ночник, тускло освещая дорожку от калитки к дому через окошко, а на кухне ждали накрытый стол и остывший чайник. Не хотелось греметь чайником и будить хозяйку, и Андрей, увлечённый рассказом о цели приезда, решил показать Нине свои сокровища прямо сейчас. Взяв зажжённую свечу, они тихонько поднялись на чердак по винтовой лестнице в прихожей. Он был буквально завален всякой всячиной до самой крыши. Протискиваясь по узкому проходу между старой мебелью и стульями, они добрались до чердачного окна, где при бледном освещении луны видны были несколько стоящих на подставках картин, какие-то огромные вазы и скульптуры, окружавшие их. На картинах при тусклом освещении едва можно было что-то увидеть, и Андрей, поднеся к одной из них близко свечу, обнял Ниночку за талию и подвёл её поближе к полотну, чтобы она могла рассмотреть творение старинного художника. С портрета на неё смотрела какая-то женщина в золотом платье, сидящая на скамейке. «Не правда ли, красивая?» – заметил Андрей. Вдруг Ниночке стало плохо: какой-то комок подступил к горлу, сердце сжалось и тревожно забилось, закружилась голова. Она пошатнулась и, если бы не рука Андрея, крепко сжимающая её талию, то так и опустилась бы на пол от бессилия, накатившегося на неё. «Здесь, наверное, совсем мало воздуха, – оправдывался испуганный хозяин «сокровищ», приводя её в чувство из полуобморочного состояния, – завтра же всё проветрим или лучше перенесём вниз, в гостиную, где будет больше возможности и пространства всё рассмотреть при дневном свете»…

Утром Нина проснулась очень рано, когда рассвет чуть позолотил окна дома, и еще долго лежала в кровати. Непонятная тревога омрачала и вчерашнюю прекрасную прогулку, и впечатления от общения с Андреем. Нужно было идти на работу, где её ждали больные, и пришлось вставать и собираться, отбросив все переживания по поводу вчерашнего происшествия. На работе всё не клеилось, валилось из рук и не ладилось. Мысленно она всё возвращалась и возвращалась во вчерашний вечер, никак не понимая, что с ней произошло. Она обладала крепким здоровьем и нервами, и ей никогда не становилось плохо даже на занятиях в анатомическом театре, когда она училась в училище, а тут из-за минутной нехватки воздуха – такой конфуз. Так размышляла она, идя по длинному коридору старого корпуса, который ей всегда нравился, особенно картинами в массивных рамах. Ей надо больше интересоваться живописью, если у неё появился теперь такой кавалер. Вспомнив Андрея, она улыбнулась – нельзя сказать, что он ей так уж очень понравился, но было всё же приятно думать, что она могла быть интересна такому человеку, да ещё настоящему художнику, который может написать с неё портрет, вот, к примеру, как этот. Ниночка остановилась возле небольшой картины, где была нарисована пожилая, но очень красивая и величавая знатная дама в бархатном зелёном платье и в шляпе с экзотическими перьями на фоне разросшегося старого сада. Она стояла на тенистой влажной аллее, по обе стороны которой росли кусты душистого жасмина, что дивно переплетались с густыми ветвями ивовых деревьев. Не столько сам портрет заинтересовал её, сколько этот сад, запах от которого, казалось, окутал её с головы до ног, и легкое дуновение ветерка вдруг почувствовала она своей кожей. Где же она видела этот сад? Нина тряхнула головой, пытаясь сбросить с себя это странное наваждение. Лучше уж думать об Андрее…

Андрей решил ехать. Собираться он начал сразу, как только проснулся. В конце концов, дела его звали домой, в столицу, ждал и заказчик, ради которого он и вернулся сюда, в родительский дом. Надо было всё запаковать и уложить – успеть бы до обеда. Спешно покончив с завтраком и перекинувшись несколькими словами с матерью, он поднялся на чердак и, открыв чердачное окно, впустил туда и яркие лучи утреннего света, и благоухающую свежесть ранней прохлады. Вот и Ниночке вчера стало плохо от такого спёртого воздуха. Да и кто и когда здесь проветривал! Не хватало ещё, чтобы и он здесь растянулся от удушья. Несколько скульптур были завёрнуты и упакованы в принесённые чемоданы умелыми и быстрыми руками антиквара. Картины не хотелось вынимать из рам – так прекрасно они смотрелись в этих старинных позолоченных окладах; да так будет и презентабельнее, и не велики они, подумал Андрей. Он остановился перед одной из них: «Женщина, кормящая голубей»… Волосы на его голове вдруг зашевелились и, можно сказать, стали дыбом. Взгляд женщины, казалось, впился ему прямо в сердце. Поверить в это было трудно. Но эта Ниночка, очаровательная медсестра, которой он наплёл вчера бог весть что, смотрела с картины в его глаза укоряющим взглядом. Только выглядела она лет на десять старше. Потрясение сменилось удивлением: как старинный портрет мог быть таким похожим – те же глаза, волосы, улыбка, как будто это она сама и позировала старинному мастеру. Обескураженный, он спустился вниз. Надо подумать… Он сейчас никуда не поедет.