Ольга Елисеева - Последний часовой

• Название: Последний часовой
• Автор: Ольга Елисеева
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9533-3568-3

Отгремели выстрелы на Сенатской площади 14 декабря 1825 года. Виновные арестованы. Началось следствие. Судьи пока не знают, что перед ними: неудачный дворцовый переворот, военный мятеж или новая французская революция? Поведут ли нити расследования к высшим должностным лицам, членам царской семьи, за границу? Генерал-адъютант Бенкендорф ведет секретное делопроизводство, материалы которого по окончании следствия будут сожжены. Остается только догадываться, что за тайны Николай I не захотел передать потомкам. Возможно, он предпочел бы забыть о них сам...

---

– Бабушка нам задаст.

– Папа задаст ей раньше. Если мы его встретим.

Дети уже добрались до входа в галерею и несколько минут пережидали, пока там, на другом конце, не смолкнут голоса.

– Вообще-то дует.

В галерее с большими окнами действительно было не тепло.

– Мы побежим быстро.

– А Адини?

Мэри задумалась.

– Мы ее подхватим и понесем.

Ей хорошо! Она на две головы выше.

– Не пыхти. Сама придумала.

Стоило людям в самом конце сквозного коридора исчезнуть, как девочки припустили бегом.

– Та дверь? Нет?

Олли и сама не знала. Вдруг в отдалении она услышала голос отца. Острое желание броситься к нему боролось с внезапным страхом. Почему-то именно теперь стало ясно, что папа не одобрит их поведения. Даже, наверное, рассердился. Мэри часто от него влетало. Раньше, в аничковой жизни.

А, будь что будет! С визгом, вскинув подбородок, старшая царевна понеслась вперед, увлекая сестер. За ней, наклонив голову, как упрямый барашек, спешила Олли. И только Адини, запыхавшаяся и страшно недовольная тем, что ее поминутно тащат, вздумала реветь.

Явление семьи потрясло Никса, как высадка турок. Он озадаченно уставился на детей. Потом обвел глазами вокруг, ожидая найти сопровождение. И, не найдя, начал багроветь. От шеи к подбородку. Плохой знак.

– Папочка! – не давая ему опомниться, заверещала Мэри. – Не сердись! Мы очень виноваты! Мы за мамой пришли!

По лицу Никса мелькнуло жалкое выражение.

– Что это значит, мадемуазель? – начал он, но сам себя оборвал. – Вам нужно уйти.

– Нет. – Мэри набычилась.

Государь был озадачен. С ним обычно не спорили. Особенно собственные дети. Он присел на корточки, так что его нос оказался как раз напротив носа Мэри. Олли поразилась, как они похожи. У нее и Адини личики круглые, как у ангелов. Так бабушка говорит. А Мэри – настоящий мальчик – длинный подбородок, поджатые губы. Николай повелительно уставился в голубые дерзкие лужицы. Но, к немалому удивлению, обнаружил, что глаза дочери подергиваются льдом. Чувство правоты и отчаяние предали ей сил, и она буквально загнала отцовский взгляд, как собаку в конуру.

– Слушай, маме сейчас очень плохо. Не до нас.

– А тебе до нас?

Это был удар ниже пояса. И снова только правота спасла Мэри от гражданской казни на месте.

– А бабушка…

Олли выступила из-за спины сестры:

– У бабушки Сиротская касса, Воспитательное общество и много других дел.

Вот кому сегодня влетит! Единственные сироты, которыми бы стоило заняться Марии Федоровне, – ее собственные внуки.

– Ты больше не приходишь вечером, – продолжала настаивать Олли.

– Не гуляешь с нами.

– Не читаешь.

– Не рисуешь нам.

Ну да, раньше он вечно малевал им картинки. Как объяснить, что у него больше нет вечеров?

Николай собрался с мыслями.

– Гулять сейчас холодно. Во всяком случае, для младших. Единственная, кого могу взять с собой – Мэри. Я выхожу на полчаса после одиннадцати.

Царевна взвизгнула от восторга.

– А мы?

– Вас возьму, когда потеплеет. – Он замялся. – Это не значит, что я вас не люблю. Но вы должны быть терпеливы и слушаться…

Никс обвел глазами пустынный коридор. Кого, собственно, слушаться?

– Пойдемте, я отведу вас в ваши комнаты. – Государь взял Адини на одну руку, а Олли на другую. Мэри как большая степенно пошла рядом. – В одиннадцать. И ни минутой позже. Если вы, мадемуазель, будете копаться, или на вас не будет теплой шляпки…

Девочка кивала.

– …или теплых сапог…

Гул издалека приближался. Их искали. Но это уже не имело значения. Мэри предвкушала, как притворно испуганные голоса разобьются об утес отцовского негодования. И тогда… что он тогда скажет!

* * * Петропавловская крепость.

Все здесь, на севере, наводит тоску. Мрачный, туманный край гранитом набережных, неподвижными глыбами дворцов, храмов и мостов, чернью вод и желтизной небес высасывает из души последнюю радость. Все дышит сыростью и холодом, пропитавшим воздух, сердца и мысли. Раевский не удивился бы, если б узнал, что у петербуржцев вместо печени кусочек слизи, а мозг разжижен, как квашня у плохой стряпухи. Чтобы не сойти с ума, нужно каждую минуту уноситься мыслью в благословенный край Малороссии, к цветущим садам, к теплым и густым голосам, к запаху выжженной солнцем пыли на дороге… Тут он в гробу. В каменном саване на живое тело.

– Государь разрешил вашей сестре свидание с мужем.

При этих словах ноги Александра подкосились. Он ожидал препятствий, проволочек, издевательства следователей – словом, всего, что можно было бы живописать Мари как «окаменелое нечувствие». Но нет, едва она приехала в Петербург, едва написала под диктовку отца и брата прошение на высочайшее имя, едва отправила… ну неделя, не более… и вот 16 апреля пришел ответ. Рандеву супругов в крепости не запрещены!

Александр Христофорович смотрел на посетителя с затаенной усмешкой, которая при всей подчеркнутой вежливости бесила Раевского.

– Его величество не возбраняет женам посещать арестантов. Вся Нева у крепости покрыта лодками. Правда, ваша несчастная сестра, запертая дома, не имеет возможности это заметить.

В последних словах заключалась издевка, почти вызов. Раевскому показалось, что собеседник неведомым образом догадывается обо всех его уловках, видит Бог, имевших целью только уберечь Мари!

– Когда вы намерены позволить ей свидеться с Сержем? – осведомился Бенкендорф.

И Александр прозрел: для него, оказывается, Волконский тоже Серж. Сейчас скажет: «Бюхна» – и все встанет на свои места. Этот лощеный тип с помятой физиономией того же поля ягода – генеральская кость! Где ж ты был, когда Серж вляпался в дерьмо по уши?

– Вы должны нас понять, – с расстановкой заявил Раевский. – Сестра больна, почти при смерти. Прежде чем устроить ее встречу с государственным преступником, человеком бесчестным и обманувшим наше доверие, мы хотели бы принять предосторожности.

Бенкендорф молчал, чуть склонив голову набок и внимательно слушая посетителя. В виске у него начинало стрелять, что было верным признаком перемены погоды. А там непременно заложит уши – последнее прости давней контузии. Плохо, плохо быть глухим! Читать по губам у всякого паршивца! Хотя в данном случае и читать нечего. Все понятно без слов.

– Вы, Александр Николаевич, давно ли сами вышли из крепости, что честите своего зятя подлецом? – с усилием выговорил генерал. – Суд устанавливает вину каждого.

Раевский закусил губу.

– Государь благоволил пренебречь теми малыми уликами, которые имелись против вас, – продолжал Бенкендорф. – В качестве извинения за дни, проведенные в узилище, вам даровали придворный чин. Но скажите по совести, господин камергер, сколько сему способствовала ваша невиновность, а сколько имя вашего отца, которое император не хотел смешивать с грязью? Довольно уж и того, что оба зятя у старика – злодеи.

На мгновение Александром овладел холодный гнев. Но Раевский взял себя в руки. Роль должна быть сыграна до конца.

– Князь Волконский нагло обманул нас, – отчеканил он, – и прежде всех свою несчастную жену. Мы полагали, что выдаем ее за заслуженного человека, благородного…

– И богатого, – вставил Александр Христофорович.

– …а вышло – за бунтовщика, – проигнорировал его слова Александр. – Для нашего семейства нет иной цели, кроме как спасти дочь и сестру. Бедная Мари еще надеется, что супруг не так замешан, что все ошибка…

По скептическому выражению лица генерала Раевский понял, что ошибки нет.

– Для всех будет лучше, если Мари откажется от своей безумной затеи видеть мужа, поскорее вернется домой, к ребенку, и там будет ждать оглашения приговора, – подвел черту брат. – Она перенесла воспаление мозга и совершает свои шаги неосознанно. С ней может сделаться беда, и вы осиротите бедного малютку с обеих сторон.

«Так, Сержа он уже повесил», – вздохнул Бенкендорф, который и сам рисовал себе участь друга самыми черными красками.

– По-христиански Мари не может отказаться от долга принести мужу последнее утешение, – сказал Александр. – Но мы, ее родные, согласились бы на такое свидание лишь в том случае, если бы его величество приказал Алексею Орлову или вам предварительно переговорить с узником. Предупредить Волконского о состоянии жены и взять с него клятву таить от бедняжки степень своей вины.

Бенкендорф чуть не рассмеялся посетителю в лицо.

– Да это целый ультиматум, Александр Николаевич. Кому вы его адресуете – правительству? Или своему несчастному зятю?

– Вот письмо моей матери Софьи Алексеевны к князю Волконскому, – без тени смущения продолжал Раевский. – С увещеваниями. Благоволите прочитать?