Даниэль Герен - Анархизм: от теории к практике

• Название: Анархизм: от теории к практике
• Автор: Даниэль Герен
• Издательство: Радикальная теория и практика
• Жанр: Публицистика
• Год: 2013
• ISBN: 0853451753

Герен, Д.

Анархизм: от теории к практике

Написанная в доступной форме книга французского общественного деятеля и писателя Даниэля Герена (1904–1988) знакомит читателей с основными идеями анархизма — социально-политической философии, идеалом которой является общество свободных личностей, основанное на самоуправлении, солидарности и отсутствии власти и принуждения. Впервые вышедшая по-французски в 1965 году книга Герена способствовала подготовке революционного взрыва 1968 года и возвращению анархизму доброго имени после десятилетий гонений и клеветы. Она была переведена на многие языки, неоднократно переиздавалась и до сих пор остается замечательным популярным введением в анархические идеи. В ней излагаются основные принципы анархизма в том виде, как они были сформулированы его теоретиками, а также рассматривается практический опыт построения свободного и справедливого общества — либертарного социализма.

Книга предназначена для всех интересующихся историей идей и общественных движений.

Перевод: Сообщество анархистов Барнаула, Т. Давыдова и Жак Петивер

Редактор: Михаил Цовма

Корректор: Петр Рябов

Дизайн обложки: Варвара Корнилова

Верстка: Сообщество анархистов Барнаула

Фото на обложке: Тина Модотти

Лицензия: Сreative Commons, Attribution Non-Commercial Share Alike

---

В своей небольшой книжке Мишель Гардер предсказывает в СССР «неизбежную» революцию. Но, вопреки своим явно антисоциалистическим взглядам, автор сомневается, вероятно, через силу, в том, что «агония» теперешнего режима сможет привести к возврату частного капитализма. Напротив, он считает, что будущая революция примет старый лозунг 1917 года: «Вся власть Советам!» Возможно, она также будет опираться на пробудившийся и ставший подлинным социализм. И, наконец, в результате такой революции на смену нынешней жесткой централизации придет децентрализованная федерация: «В силу одного из тех парадоксов, которыми богата история, именно во имя Советов может исчезнуть режим, ложно именуемый советским».

Такое слишком оптимистичное заключение схоже с мнением левого обозревателя Жоржа Гурвича, который также пришел к подобному заключению. Он полагает, что тенденции к децентрализации и самоуправлению рабочих только начинают проявляться в СССР, но что успех этого процесса показал бы, «что Прудон был прав в гораздо большей степени, чем, возможно, думал сам».

На Кубе система построена по советскому образцу. В своей работе «На Кубе: социализм и развитие» Рене Дюмон, французский специалист по экономике режима Кастро, сожалеет о ее «сверхцентрализации» и бюрократизации. Он, в особенности, подчеркивает «авторитарные» ошибки министерского отдела, который пытался управлять фабриками самостоятельно, а закончил с точно противоположными результатами: «пытаясь создать централизованную организацию, каждый заканчивает практически одинаково, (…) допуская осуществление чего угодно, потому что одному нельзя обеспечить контроль над всем, что является существенным». Он подвергает критике также и государственную монополию распределения: паралича, к которому она приводит, возможно было бы избежать, «если бы каждая производственная единица сохранила за собой функцию снабжения». «Куба повторяет бесполезный цикл экономических ошибок социалистических стран», — доверительно сообщил Дюмону один высокопоставленный и знающий польский товарищ. Автор завершает призывом к кубинскому режиму перейти к автономии также и в сельском хозяйстве, к федерациям небольших фермерских кооперативов. Он не боится дать название средству для улучшения экономики, — самоуправлению, — которое может отлично быть совмещено с планированием.

* * *

Либертарная идея после некоторого перерыва вышла из тени, в которую она попала из-за действий ее недоброжелателей. В значительной части мира человек сегодня выступает в роли подопытного кролика государственного коммунизма, но только теперь проявляются результаты этого опыта. Коммунизм внезапно обращается к черновым наброскам нового общества самоуправления, которое пионеры анархизма рисовали в XIX веке, обращается с живым любопытством и зачастую извлекая из этого пользу. Конечно, он не использует их целиком, но извлекает из них уроки, получает вдохновение для того, чтобы попытаться разрешить задачу, поставленную на вторую половину ХХ столетия: сломать экономические и политические путы того, что слишком просто назвали «сталинизмом», и сделать это, не отказываясь от фундаментальных принципов социализма. Напротив, он стремится сделать это таким образом, чтобы обнаружить или заново открыть формы подлинного социализма, то есть социализма, объединенного со свободой.

Прудон во время революции 1848 г. мудро посчитал, что он не в праве ожидать от тех, кто ее совершал, немедленного продвижения к «анархии». Отказавшись от своей программы-максимум, он набросал схематически либертарную программу-минимум: постепенное сокращение власти государства, параллельное развитие власти людей «снизу» через то, что он называл клубами, а человек ХХ века — Советами. Поиск такой программы является осознанной задачей многих современных социалистов.

* * *

Хотя возможность возрождения для анархизма, таким образом, открыта, ему не удастся полностью реабилитировать себя, если он будет не в состоянии опровергнуть ложные интерпретации и в теории, и на практике, жертвой которых он так долго был. Как мы видели, в 1924 г. Хоакин Маурин нетерпеливо стремился покончить с анархизмом в Испании, когда писал, что тот может сохраниться лишь в «некоторых странах, отсталых в экономическом отношении», где массы «цепляются» за него, потому что у них полностью отсутствует «социалистическое образование», и они находятся «во власти своих естественных инстинктов». Он делал вывод: «Любой анархист, который преуспевает в самосовершенствовании, образовании и обладающий ясностью ума, автоматически прекращает быть анархистом».

Французский историк анархизма Жан Мэтрон[111] просто перепутал «анархию» и дезорганизацию. Несколько лет назад он предполагал, что анархизм умер вместе с XIХ веком, поскольку наша эпоха — это эпоха «планирования, организации и дисциплины». Позже британский автор Джордж Вудкок[112] счел возможным упрекнуть анархистов в идеализме, в сопротивлении господствующему потоку истории, в идеалистическом видении будущего, основанного на наиболее привлекательных возможностях умирающего прошлого. Другой английский исследователь, Джеймс Джолл,[113] настаивает, что анархисты устарели, поскольку их идеи направлены против развития крупномасштабной промышленности, против массового производства и потребления и основаны на ретроградном романтичном видении идеализированного общества ремесленников и крестьян и полном игнорировании фактов ХХ века и экономической организации.[114]

На предыдущих страницах я попытался показать, что это ложный образ анархизма. Работы Бакунина лучше всего выражают природу конструктивного анархизма, который делает ставку на организацию, самодисциплину, основан на интеграции, на федерализме и добровольной централизации. Он опирается на крупномасштабную современную промышленность, современные методы и современный пролетариат, а также интернационализм в мировом масштабе. В этом отношении анархизм современен и принадлежит ХХ веку. Скорее уж, государственный коммунизм идет не в ногу с потребностями современного мира.

В 1924 г. Хоакин Маурин неохотно признал, что на всем протяжении истории анархизма «признаки спада» «сменялись внезапным возрождением». Будущее может показать, что только в этом утверждении испанский марксист и оказался прав.

Послесловие

Майская революция 1968 г. во Франции стала чисткой, выметанием паутины из всех углов. Она проводилась молодежью, причем не только молодежью студенческой, но и молодежью рабочей, объединенной возрастом и общими условиями отчуждения. В университетах, так же как и на фабриках и в профсоюзах, диктатуре взрослых в лице начальников, хозяев и профсоюзных бонз был брошен вызов. Более того, эта диктатура основательно пошатнулась. Произошедший взрыв был подобен удару грома, он был заразительным, разрушительным и в значительной мере анархическим по своему характеру.

В основе его лежала критика не только буржуазного общества, но и постсталинского коммунизма, критика, которая углублялась в университетских кругах год от года и достигла дотоле небывалой остроты. Эта критика подпитывалась, в частности, объявлением войны, получившем свое выражение в памфлете «О нищете студенческой жизни» (De la misère en milieu étudiant)[115] небольшой группы ситуационистов. Она была вдохновлена студенческими волнениями в разных странах, в особенности в Германии.

Она выбрала в качестве своего оружия прямое действие, сознательное и последовательное пренебрежение законом, захват рабочих мест. Она не боялась отвечать на репрессии со стороны властей революционным насилием; она бросала вызов всему существующему мироустройству, всем существующим структурам, всем полученным в наследство идеям; она отрицала монологи профессуры как проявление патронирующего монархизма; она отрекалась от культа громких имен и настаивала на анонимности и коллективности. Всего за несколько недель этот подъем молниеносно обернулся обучением подлинной демократии, диалогом тысяч голосов, общением всех со всеми.

Эта критика жадно пила из фонтана свободы. На бесчисленных собраниях и форумах каждому человеку было дано право полного выражения своего мнения. Общественные места превратились в амфитеатры, дорожное движение было парализовано, а участники обсуждений сидели на тротуарах, неспешно, подробно и открыто вырабатывая стратегию будущей уличной войны. Этот революционный пчелиный рой гудел во дворах, коридорах и аудиториях Сорбонны. Здесь каждое без исключения революционное течение могло выставлять и распространять свою пропагандистскую литературу.

Либертарии воспользовались этим моментом свободы, чтобы отказаться от своего прежнего, узкого взгляда на мир. Они боролись бок о бок с революционерами-марксистами «авторитарного» толка, не сводя старые счеты, на время забыв о прошлых разногласиях. Черный флаг реял рядом с красным, без конкуренции, без конфликта, по крайней мере, в течение самой острой фазы конфликта, когда братство сплотило всех под знаменами борьбы против общего врага.