Игорь Кром - Самая страшная книга 2015

• Название: Самая страшная книга 2015
• Автор: Игорь Кром
• Издательство: ИП Парфенов М. С.
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2015

Еще больше. Еще лучше. Еще страшнее. Каждая антология проекта «Самая страшная книга» — уникальна. Каждый том предлагает читателю знакомство с жанром ужасов во всем его современном многоцветии. Если вы не читали «Самую страшную книгу», значит, вы не знаете русского хоррора. Традиционно пугающие сюжеты, места, образы — и новые находки в извечном царстве кошмаров. Истории, способные вызвать дрожь. Эти рассказы отбирали не «всеведущие знатоки», а обычные читатели — разного пола, возраста, с разными вкусами и предпочтениями. Из четырех сотен произведений на этот раз было выбрано двадцать пять. Самых лучших. Самых интересных. Самых страшных. «Сиквел» успешной хоррор-антологии «Самая страшная книга 2014».

---

А потом Очкарик ко мне подсел, локтем пихнул.

— Ну, че ты, говорит. Ну, Принц. Нормально же с ним все. По крайней мере, обошлось. Ты ж хотел, чтоб с ним ничего не стряслось. Ну, вот с ним и ничего…

— Ничего, — повторяю, как попка. А сам и не понимаю, что говорю. – Ничего.

А ребята стоят и смотрят на меня. Тоже не понимают. Но видно, что им страшно.

Очкарик носом дернул, говорит:

— Они у него в багажнике какую-то траву нашли. Пригрозили, что в полицию сдадут. Тогда он свою художественную академию уже не закончит. Они все про него узнали — имя, где живет, где учится. Местная полиция постаралась. Один с утра уже приезжал. Пугнул его. Они ж все здесь долю свою имеют. И полиция, и опека, и муниципалы. Жирдяй, он знаешь, кто?

Я отмахнулся. Мне все равно, кто такой Жирдяй. Мне важно, что Ханну он до смерти довел. А кто он, мне до лампочки.

А Очкарик свое продолжает:

— Ты знаешь, говорит, как Хозяин свой бизнес от прежнего владельца перенял? Задешево купил. А все почему? Тот, предыдущий Хозяин, который первым тут все устроил, он чуть было в тюрьму не загремел. Парень ему какой-то попался, сын шишки из соседнего города. Этого мальчишку семья искала, и уже полиция на след вышла, что его сюда, на ферму, кто-то сплавил. Вот и нагрянули. А тут… сам понимаешь. Ну, и прошлый Хозяин уж думал в бега податься. Но тот, что в местной полиции главный, уломал его. Чего ты, говорит. Зассал, что ли, перед залетными? Мы их уделаем. Те собрались, понавезли сюда каких-то социальных комитетов, комиссии понаехали… А на ферме – опаньки! Никого уже и нет. Ни единой души. Кроме Хозяина с Михеем. Но этот идиот, ты ж знаешь, не разговаривает. Да, он с той, прежней партии еще остался. Один. А всех остальных ребят… Они их в лес вывезли, на Дальние Топи. И там положили. В болотной воде тела быстро гниют. Никто их там не найдет. И никто ничего не докажет. Никогда.

Хромой услышал все это, заревел. А я говорю:

— И откуда ты, Очкарик, — говорю, — все знаешь?

Он плечами пожал.

— Слышал, — говорит. Очкарик – он, правда, подслушивать мастак был.

Я говорю:

— А объясни ты мне, Очкарик, если ты такой умный и все знаешь. Объясни ты мне: почему все это с людьми происходит, а? Как так может быть, что люди друг другу делают больно, невыносимо больно… А за что? Мне, — говорю, — сегодня даже ящерицу жалко стало. А почему, — говорю, — нас-то никто на свете не жалеет? Как такое может быть, а? Скажи, если ты умный!

Очкарик весь сжался в комок. Лицо у него стало задумчивое. А мне чего-то все пофиг — я на него ору, как псих. Как принц какой-нибудь. Даже не страшно, что Михей или Хозяин услышат. Внутри у меня такая вдруг болючая боль образовалась – думал, все, конец мне пришел. Сейчас как лопнет, как взорвет меня изнутри. Не знаю, что пацаны чувствовали, но они тоже на Очкарика уставились совсем не ласково. Даже Хромой и тот – на эти очкариковские очки с потресканными стеклами вызверился, будто именно эти стекла вообще во всем на свете виноваты.

И вот тут Очкарик, наконец, раскололся по-настоящему. Подумал, помолчал, и говорит.

— Я, — говорит, — знаю, почему. Я просто боялся раньше, что вы мне не поверите. Да и пугать вас не хотел. Но теперь, раз уж такое дело, слушайте и запоминайте. Я вам все расскажу. Я это однажды в одной очень старой книге прочитал.

Давным-давно, когда Земля еще только начиналась, на дне моря-окена выросло огромное чудовище: Безликий. Был он полужидкий и прозрачный, как морская вода, и огромный, будто остров. Нет у Безликого ни рук, ни ног, а только щупальца и огромный мозг. Нечеловеческий и страшно злой.

Всю рыбеху на дне моря Безликий сожрал, но ему мало просто жрать. Ему еще надо, чтобы развлекаться. Поэтому придумал он питаться людьми. Сперва он притягивал к себе корабли, и губил все живое на море. Потом стал выманивать людей поближе к берегу и поедал их души. Люди, которые ему попадались, становились без души пустыми как тряпичные куклы, которые на руку надевают. Ими Безликий и стал играться. Души у него нет, поэтому он бессмертный. За миллионы лет все время одно и то же… Скучает Безликий, ему нужно все больше и больше людей. Они ж ему быстро надоедают, как старые игрушки.

Вот он и ловил людей, прилипал к ним и высасывал. А эти высосанные люди возвращались с виду такие же, как раньше. Зато внутри… Внутри у них у всех был уже Безликий. Он ими управлял, и продолжал играться, и приманивать других людей, все время свеженьких, и пожирать их для своего удовольствия. Давно уже весь наш мир принадлежит этому Безликому. Он везде. Везде высосанные им люди, его слуги. У всех у них нет души, одна черная бездонная яма – Безликий, жадная и жестокая сволочь. Сколько раз я здесь, на ферме, это видал. Приходит с виду обычный человек… Много их тут перебывало. Инспекторы санитарные. Случайные туристы. Полицейские. Приемные родители. Нормальные вроде бы люди. А потом – хлюп! Посидит на их кухне полчаса, и, глядишь, нет человека. Как устрицу они его вскроют, и дело сделано. Кончено. Только Безликий внутри сидит, от удовольствия раздувается. Так и с Принцем твоим было. Я просто тебе говорить не хотел. Знал, что расстроишься.

— А почему же, — спрашиваю, — почему с детьми так не бывает?

— А какой ему интерес тебя жрать? — Очкарик говорит, — Мелюзга она и есть мелюзга. Ни вкусу, ни смаку. Он ждет, когда ты подрастешь.

— А взрослые почему не убьют его?

— Сам рассуди, дурья твоя башка. Как они могут убить то, во что не верят? Ведь люди, когда вырастают, они уже много чего по-другому видят. Кому из взрослых про Безликого расскажи – только посмеется. Безликий этим и пользуется. Он, гад, страшно радуется, что его несуществующим считают. Так ему проще к человеку подобраться.

Да. Вот так Очкарик и открыл нам всем глаза.

Он умный, Очкарик. Книг когда-то уйму прочитал. Правда, ему самому это нисколько не помогло – уж больно он был хилый. И растяпа.

Спустя месяц после того случая споткнулся он в свином загоне, в ногу щепку какую-то вогнал, до крови. А потом у него нога почернела, запузырилась вся. Главное, он сразу понял, что помрет, Очкарик наш. До того умный был.

Сказал: ребята, это у меня гангрена, от этого, мол, помирают. И ведь так и случилось. Два дня всего в горячке пометался, и умер, не приходя в сознание. Хозяин тогда кобеля Гектора на выставку куда-то возил, не было его на ферме. Хотя, кто его знает – может и Хозяин ничем Очкарику не сумел бы помочь.

В общем, сгинул наш Очкарик.

Но про Безликого он нам подробно рассказал. Спасибо ему. Лучше все-таки знать про мир, в котором живешь. А иначе свихнуться можно.

Ты реветь-то, малявка, перестань. Тебя еще никто тут не жрет. Научись быть тихим – дольше проживешь. Понял?

Не знаю, как ты, а у меня есть одна мечта. Я ведь как думаю? Вот взять, например, меня. Я про Безликого знаю. И ребята знают. И ты вот, хоть и малявка, тоже теперь в курсе его делишек. Если мы в живых останемся, вырастем, сил наберемся. Может, и получится у нас Безликого убить?

Ведь он, зараза, тоже когда-нибудь… захочет вылезти на свет, поразмяться. Сунется - тут-то мы его и прихватим. Узнать бы только, какой он…

Если он мягкий как дождевой червяк, так я с ним наверняка справлюсь. А если у него панцирь на теле, тогда что? Тогда, глаза ему, например, выдавить, можно. Представь себе, вот было бы здорово – Безликого паразита уконтрапупить! Всю мировую порчу свиньям на хрен скормить и под стенами нашего свинарника закопать. Вот это было б дело, скажи?!

Вот. Не знаю, как ты, а я лично в себе уверен: даже если трижды взрослым я стану, про Безликого ни за что не забуду. Разве можно такое забыть?

Правда, иногда, в самые несчастливые дни, или ночью, когда долго маюсь без сна, лезет мне в голову пакостная мысль. Я ее отгоняю от себя, а она лезет и зудит, и чешется, как вошь под рубашкой…

Какая мысль? Да такая. А вдруг, думаю, нет никакого Безликого на самом-то деле? Что, если Очкарик всю эту бодягу просто из головы выдумал? Навалил врак до небес, только чтоб нас тогда успокоить.

И вот тут-то мне по-настоящему жутко делается, до самых печенок эта мыслишка меня достает. Самое это страшное на свете – когда я думаю, что Безликого никакого нет.

Потому что если его нет, значит, это сами люди такие. Сами по себе. А тогда… Как тогда вообще?

Ты-то что думаешь, а? Не знаешь?

Вот и я не знаю. Ну, ладно, не реви. А то Безликий услышит. Эх, ты, малявка!

Забытые чертом (Александр Подольский)

Валенки семенили по хрустальной поверхности льда, в которой отражались детские лица. Привычный мороз за тридцать не давал скучать двоим друзьям. Самодельные клюшки отстукивали деревянную дробь, а голоса эхом уносились в туман.

– Ты не Третьяк! – вопил Леха. – Третьяк – вратарь!

– Ну и что! – не соглашался Мишка. – Он самый хороший игрок! Как и я!

Из мехового кокона показалась улыбка. Чуть съехавшая набок ушанка Лехи походила на растрепанную голову какого-то диковинного зверя.