Игорь Кром - Самая страшная книга 2015

• Название: Самая страшная книга 2015
• Автор: Игорь Кром
• Издательство: ИП Парфенов М. С.
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2015

Еще больше. Еще лучше. Еще страшнее. Каждая антология проекта «Самая страшная книга» — уникальна. Каждый том предлагает читателю знакомство с жанром ужасов во всем его современном многоцветии. Если вы не читали «Самую страшную книгу», значит, вы не знаете русского хоррора. Традиционно пугающие сюжеты, места, образы — и новые находки в извечном царстве кошмаров. Истории, способные вызвать дрожь. Эти рассказы отбирали не «всеведущие знатоки», а обычные читатели — разного пола, возраста, с разными вкусами и предпочтениями. Из четырех сотен произведений на этот раз было выбрано двадцать пять. Самых лучших. Самых интересных. Самых страшных. «Сиквел» успешной хоррор-антологии «Самая страшная книга 2014».

---

До оврага оставалось метров пятьдесят, когда сзади раздался рев мотора. Я оглянулся — в полной темноте, с выключенными фарами (нет, вспомнил, не выключенными, они же у них разбиты), в километре от нас из ворот губерского имения выехал похожий на танк джип. В кузове стояли люди, и не просто стояли — раздались хлопки, полыхнуло — они стреляли в нас. Пока еще мимо, но машина набирала ход, разделяющее нас расстояние стремительно сокращалось.

- Ходу! - рявкнул Штырь и помчался к мосту.

Я — за ним, забыв про боль в поврежденном колене. Асфальт не пускал, лип к ступням, словно играя на руку преследователям. Я выбросил ключ, я рвался вперед, мне казалось, что грудь сейчас разорвет от недостатка кислорода — в нашем мире, как и на Марсе у Брэдбери, зелени катастрофически не хватало все-таки... Штырь ждал уже на той стороне моста, уши заполнил рык пробитого выхлопного легкого дышащего мне в спину монстра. Я упал на протянутые ко мне руки, уже готовый получить пулю меж лопаток. Мы завертелись, теряя равновесие, рухнули вместе, в обнимку, сбоку от трассы и покатились вниз со спуска. В этой круговерти на миг в поле зрения мне попал выпрыгивающий на полной скорости на противоположный конец моста джип — перекошенное от ярости лицо Губера за рулевым колесом... Мелькнула в голове мысль, неожиданно спокойное и обреченное: «Это конец».

В какой-то момент, когда падение наше остановилось и мы со Штырем уже рухнули без сил, разлепив объятия, земля под нами вдруг ощутимо дрогнула, раздался грохот, в котором потонул рев настигающего нас чудовища.

Тяжело дыша, мы смотрели друг на друга. Прошла минута, другая, а чудище о четырех колесах все не появлялось, и никто не шел к нам с ружьем в руках.

- Какого хрена они тянут?

- Тихо, - сказал Штырь, шевеля своими чудесными нетопыриными ушами.

Тут до меня дошло. И правда — тихо! Не слышно ни мотора, не стрельбы, ни криков преследователей. Неужели спаслись?..

Затем из предрассветного зарева явились они — Янка и остальные. С луками, дубинками, ножами, осторожно выкарабкались с обеих сторон дороги. Разбившись на группы по двое, перебежками, подтянулись к нам. Последней подбежала Янка, у которой пары не было, склонилась надо мной, обняла, поцеловала мои опухшие губы — никогда еще ее поцелуи не были так приятны, а собственная соленая кровь показалась мне на вкус слаще сахара. Янка помогла мне встать. Штырь успел подняться сам, раньше, и теперь, стоя наверху, на краю оврага, смотрел оттуда на нас - и хохотал.

- Кранты губеровским... мост рухнул... завалило... - давясь смехом, утирая слезы говорил Штырь. - Дорогу-то перед войной... к поместью... дорогу новую отгрохал, сука, а на мосту... ха... сэкономил!

Выглядел Штырь тогда совсем даже не отвратительным мутантом, скорее - смешным. Высокий, тощий, похожий на огородное пугало уродец, скалящий гнилые зубы на фоне багровых рассветных туч. Таким я его запомнил. Случилось то, что случилось, как в дешевом старом кино про гангстеров — бандит выполз из разбитой машины и, умирая, нажал на курок. Взорвалась хлопушка — и полы старенькой ветровки распахнулись, книга вылетела оттуда, запестрев страницами, как голубь какой-нибудь голубиными своими крыльями. А на голой костлявой груди появилась дыра размером с ладонь. Штырь выронил арматуру, а потом упал сам и больше уже не вставал.

Нет, умер он не сразу. Такие люди, как Штырь, сразу концы не отдают, даже если пробитые насквозь легкие и развороченные ребра не оставляют шансов. Когда мы с Янкой подошли, он хрипел. Кровь пузырилась алым на побелевших тонких губах и с каждым мучительным вздохом бурые капли взлетали и падали, рассыпаясь мелким бисером на лицо и даже на покрытый болезненными пятнами плешивый затылок. Штырь пытался что-то сказать, и мне пришлось прижать ухо к его рту, чтобы разобрать слова.

- Книгу сыну... читать будешь. Вот для чего они... книги... Как сказки...

Не знаю, почему он решил, что у нас с Янкой именно сын родится. Но, как выяснилось спустя пять месяцев, Штырь угадал.

Он говорил еще, хотя точно разобрать уже было сложно. Что-то насчет того, что конец одного пути — это всего лишь начало другого, нового. Потом лишенные ресниц веки мелко задрожали, зрачки закатились. Тогда я поднял с земли кусок арматуры и, чтоб не мучился, добил.

Так и умер Штырь. Мой друг, Ванька Штырлов, бывший учитель русского языка и литературы...

А мясо у губернатора оказалось сочным, сладким. Янке понравилось.

Тэк-с.

Тишина в дождевой капле (Николай Иванов)

В лесу шел дождь. Капли стучали по листьям, разбивались вдребезги и мелкими осколками умирали в траве. Солнце ушло за тучи, и оттого все цвета вокруг казались невероятно яркими: в них не было сухого белого оттенка, которым дневной свет окрашивает летние дни, не было раскаленного марева, поднимающегося к небу. Очертания деревьев тонули в океане мерцающего сумрака и одновременно с этим сохраняли свои краски, словно на картинах.

Мы с братом промокли до нитки, одежда прилипла к телу, так что от холода, казалось, дрожали даже кости. В складках на футболках и шортах собралась вода, и с каждым шагом она ручейками выплескивалась под ноги. Разбухшие сандалии хлюпали по лужам, что прятались в траве.

В лесу стояла тишина, такая густая, что не было слышно даже шорохов. Муравьи, мухи, стрекозы и птицы исчезли.

Существовал только дождь, прорезавший сумрак холодными каплями.

Пробираясь сквозь духоту, набившуюся в легкие клочками ваты, мы шли туда, куда не вела ни одна тропинка.

— Это не сработает... Ты просто набрал камешков, обычных камешков. Как они помогут? Да ладно, пошли домой, нет никакого Медведя, зачем нам мокнуть? — мой голос звучал негромко, его мог услышать только Леха. Мне было страшно, впрочем, как и ему.

Это только кажется, что здесь никого нет.

Там, где не слышно птиц и насекомых, есть то, из-за чего птицы и насекомые ушли.

В Лехиной руке — пластмассовый пистолет. Его купил нам папа, один на двоих. Мы постоянно дрались из-за того, кто будет первым с ним играть. Пистолет выглядел как настоящий, да и стрелял по-настоящему: в магазин заряжалось пятнадцать пластмассовых шариков, передергивался затвор, щелчок — и верхний в обойме патрон попадал в ствол. Дело оставалось только за спусковым крючком.

С расстояния пяти метров шарик пробивал тетрадный листок, с расстояния трех — обложку тетради.

Только сейчас в магазине не было шариков. Были камешки, которые целую неделю Леха собирал по улицам, тщательно выискивая подходящие.

— Нет, мы никуда не пойдем, понял? — в Лехином голосе слышалась несгибаемая уверенность, но при этом он все равно дрожал. — Тогда никто не пропадет. Мы дойдем до Пня, убьем и Медведя, и Ста... кх-кх... сам знаешь кого... И можно будет спокойно играть. Ты хочешь спокойно играть?

— Да сказки все это, давай домой...

— А если сказки, то чего боишься? До Пня немного осталось: быстро проверим, что к чему, и назад.

— Не хочу я ничего проверять. Никого там нет — и все! Что толку под дождем мокнуть? Заболеем еще...

Леха презрительно хмыкнул. Настоящий пацан не боится заболеть.

С каждым пройденным метром ноги становились тяжелее и тяжелее. Как можно спокойно идти вперед, зная, что если Медведь действительно существует, если истории, которые шепотом рассказывают о нем — правда, то все, что мы можем, — выстрелить в него маленьким белым камешком?

Эти мысли сковывали движения. Глаза щипало. Я не сразу понял, что у меня потекли слезы. Хорошо, что под дождем они незаметны: Леха поднял бы меня на смех, узнав, что я вдруг ни с того ни с сего заплакал. Но мне было очень страшно. Как никогда в жизни. Нос шмыгал, словно я схватил насморк. Хотелось закричать — громко, на весь лес.

Может быть, крик смог бы рассеять тишину и хоть на секунду сделать так, чтобы мы перестали бояться.

Леха прибавил шагу, и я начал отставать. Он шел все быстрее и быстрее, словно загипнотизированный: его худая спина ссутулилась, ноги-спички дрожали и подергивались, впиваясь в траву, словно ножи. Он не был похож на человека, скорее на ожившую проволочную куклу.

Мокрый от дождя пистолет хищно блестел.

Я хотел окликнуть Леху, догнать, растормошить, но ноги переставали двигаться, я постоянно запинался, останавливался, сдирал с сандалий ветки и стебли, запутавшиеся в ногах, и все больше пропитывался гадким страхом.

Лехин силуэт удалялся, пока окончательно не растворился среди деревьев и травы.

Слезы продолжали течь, все так же смешиваясь с дождем. Я по привычке вытирал ладонями глаза, но это не помогало — даже еще больше хотелось плакать. Лицо опухло. Я не понимал, почему мне так больно, почему я не могу переступить через кошмар, через растекшуюся под ногами темноту и броситься вслед за братом. Я знал, куда он идет и что собирается сделать, — догнать его несложно, нужно-то всего пару минут.