Артур Кларк - Свидание с Рамой [Город и звезды. Свидание с Рамой]

• Название: Свидание с Рамой [Город и звезды. Свидание с Рамой]
• Автор: Артур Кларк
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1992
• ISBN: 5 — 82840002 — 9

Всемирно известный фантаст А. Кларк, лауреат литературной премии «Хьюго», в романе «Город и звезды» рассматривает различные варианты развития человечества, в частности, технократический. Такой путь может привести не только к отчуждению личности, но и к замкнутости всей цивилизации. Поиск выхода из тупика — вот основной лейтмотив произведения.

В романе «Свидание с Рамой» земляне встречают инопланетный космический корабль. Исследование его рождает немало загадок. И самая главная из них — о цивилизации, пославшей «летающую тарелку». Как шел поиск? Автор в увлекательной форме знакомит читателя со всеми перипетиями установления истины.

---

— Ни за что я не смогу… — прошептала она наконец — Стоит мне только подумать об этом, как меня мороз пробирает — холодно делается почище, чем от этого ветра. Не ходи дальше, Олвин!..

— Но ведь в этом же нет никакой логики, — укоризненно настаивал он.

— Ну что с тобой может приключиться, если ты дойдешь до того конца туннеля и выглянешь наружу! Конечно, место там странное и пустынное… но в нем нет ничего ужасного…

Алистра даже не захотела дослушать. Она резко повернулась на каблуках и побежала по длинному коридору, который вознес их прямо сюда сквозь пол вентиляционного туннеля. Олвин не сделал ни малейшего движения, чтобы задержать ее. Это было бы вопиющим проявлением дурных манер — навязывать другому человеку свою волю.

Он еще немного постоял, словно надеясь, что Алистра возвратится. Сама по себе реакция девушки его не удивила. И хотя ему было искренне жаль, что Алистра ушла, он все же не мог не подосадовать, что она не оставила ему плащ.

Идти наперекор ветру, вливающемуся в легкие города, было не только холодно, но и просто трудно. Олвину приходилось преодолевать не только сопротивление потока воздуха, но и ту силу, которая тянула его в город. Только добравшись до решетки и ухватившись за нее, он смог расслабиться. Промежутки в решетке были достаточно велики, чтобы он мог просунуть наружу голову, но все равно поле зрения оказалось ограниченным, потому что входное устье вентиляционной трубы было притоплено к стене.

И все же кое-что он мог видеть достаточно хорошо. Далеко-далеко внизу свет солнца убегал в пустыню. Почти горизонтальные лучи, проходя сквозь решетку, отбрасывали в глубину туннеля перемежающийся узор золота и черни. Слепящее сияние заставило Олвина сощуриться. Он стал пристально смотреть вниз на землю, по которой на протяжении неведомого числа веков не ступала нога человека. Ему представилось, что он разглядывает навсегда замерзшее море. Ибо миля за милей песчаные дюны волнами шли к западу и очертания их странно искажались в лучах заходящего солнца.

Там и сям непостижимые капризы ветра изваяли в песке какие-то водовороты и лощины, и порой трудно было поверить, что все это — работа стихии, а не дело рук разумных существ. Где-то в дальней дали — так далеко, что он часто не в силах был оценить расстояние, — тянулась гряда слегка оглаженных холмов.

Солнце уже касалось их кромки, свет его, ослабленный сотнями миль атмосферы, был красен. На диске светила видны были два огромных черных пятна. Олвин знал из уроков, что это в порядке вещей, но подивился, что может, оказывается, наблюдать явление вот так, запросто. Пятна очень напоминали два глаза, уставившиеся на него, одинокого, скрючившегося на своем наблюдательном пункте, где ветер, не переставая, свистел в ушах.

Сумерки так и не наступили. Сразу за уходом солнца лужи черной тени, плескавшиеся меж дюн, стремительно слились в одно необозримое озеро темноты. Краски схлынули с неба, теплота киновари и золота истаяла, оставив после себя лишь ледяную голубизну, которая становилась все глубже и глубже, оборачиваясь черной синевой ночи. Олвин ждал того захватывающего душу мига, который из всего человечества был ведом только ему одному, — мига, когда самая первая звезда, дрожа, пробудится к жизни…

Много недель минуло с того дня, когда он стоял здесь в прошлый раз, и он знал, что рисунок ночного неба за это время должен был измениться. Но все равно он не был готов к первой встрече с Семью Солнцами.

Они не могли называться никак иначе, его губы непроизвольно прошептывали два этих слова. Семь Солнц составляли совсем небольшую, очень тесную и удивительно симметричную группу в небе, еще согретом дыханием зашедшего дневного светила. Шесть из них располагались несколько вытянутым эллипсом, который в действительности — Олвин был в этом уверен — являлся безупречной окружностью, только чуть наклоненной к лучу зрения. Все семь звезд сияли разными цветами: он мог разобрать красный, голубой, золотистый и зеленый — оттенки других не поддавались глазу. И точно в центре этого строя сверкал одинокий белый гигант — самая яркая звезда на обозримом небосклоне. Вся группа поразительно напоминала драгоценное ювелирное изделие. Казалось немыслимым, выходящим за рамки законов вероятности, что создать такое совершенство могла природа.

Холод, пронизывающий до костей, заставил вернуться обратно, в город. Олвин оторвался от решетки и принялся растираться, чтобы восстановить кровообращение в озябших руках и ногах. Впереди, в том, дальнем, конце туннеля свет, струившийся из Диаспара, был так нестерпим, что на мгновение пришлось отвести глаза. За пределами города существовали и день, и ночь, но в его стенах зиял вечный полдень. По мере того как солнце садилось, небо над Диаспаром наполнялось рукотворным светом, и никто не замечал мига, когда исчезало естественное освещение. Люди изгнали тьму из своих городов еще до того, как научились обходиться без сна.

Олвин медленно двинулся в обратный путь через зеркальный зал. Его сознание все еще было занято картиной ночи и звезд. Он испытывал и необъяснимый подъем, и в то же время был подавлен. Он не находил ровно никакого способа, который помог бы ему скользнуть в эту огромную пустоту, да, собственно, не видел и никакой разумной причины так поступать. Джизирак сказал, что человек там, в пустыне, обречен на скорую гибель, и Олвин верил ему вполне. Быть может, наступит день и он отыщет способ покинуть Диаспар, но он знал, что даже в этом случае ему вскоре придется вернуться. Уйти в пустыню было бы забавной игрой, не более. Но игрой, которую он не сможет разделить ни с кем, и сама по себе она не даст ему ничего. И все же на это стоит пойти хотя бы только ради того, чтобы унять душевную тоску…

Словно не желая возвращаться в знакомый мир, Олвин бродил среди отражений прошлого. Он остановился перед одним из огромных зеркал и стал рассматривать изображения, которые то появлялись, то исчезали в его глубине. Неведомый механизм, управляющий этими образами, контролировался, видимо, самим присутствием Олвина и, до некоторой степени, его мыслями.

Было похоже, что он стоит в каком-то огромном открытом дворе, которого он никогда прежде не видел, но который, вполне вероятно, и существовал где-то в Диаспаре. Было похоже, что здесь происходило какое-то собрание. На приподнятой платформе двое мужчин вели вежливый спор, а их сторонники стояли внизу и время от времени бросали спорящие реплики. Полная тишина лишь добавляла очарования происходящему: воображение медленно принялось восполнять отсутствующие звуки. «О чем они спорят? — думал Олвин. — Быть может, это вовсе не какая-то реальная сцена из прошлого?» Тщательно продуманная и сбалансированная расстановка фигур, слегка театральные движения — все это делало происходящее как-то слишком «причесанным» для настоящей жизни.

Люди в зазеркалье продолжали свой давно никому не нужный спор, не обращая ровно никакого внимания на Олвина, отражение которого недвижимо стояло среди них. В сущности, было очень не просто поверить, что сам он не был реальным участником происходящего, — так безупречна была иллюзия. Когда один из фантомов в зеркале прошелся за спиной Олвина, то фигура юноши перекрыла его, как это было в реальном мире. А когда кто-то из присутствующих переместился перед ним, то заслонил его, Олвина, своим телом…

Он уже хотел было уйти, когда обратил внимание на странно одетого человека, стоящего несколько в стороне от основной группы. Его движения, его одежда, — все в его облике казалось несколько не в стиле собравшихся. Он нарушал общий рисунок; как и Олвин, он казался среди остальных каким-то анахронизмом.

И уже совсем поразительно — он был реален, и он смотрел на Олвина со слегка насмешливой улыбкой…

5

За свою короткую жизнь Олвин повстречался не более чем с какой-нибудь одной тысячной жителей Диаспара. Поэтому он ничуть не удивился, что сейчас перед ним стоял незнакомец. Олвин повернулся спиной к миру зазеркалья и оказался лицом к лицу с непрошеным гостем. Но прежде, чем он успел раскрыть рот, тот уже обратился к нему:

— Насколько я понимаю, ты — Олвин. Когда я обнаружил, что сюда кто-то приходит, мне следовало сразу же догадаться…

Замечание это, несомненно, было сделано без всякого намерения обидеть — это была просто констатация факта, и Олвин так его и воспринял. Он не удивился тому, что его узнали: нравилось ему это или нет, но уже сам факт непохожести его на других, его еще не раскрывшиеся, но подозревавшиеся возможности делали его известным каждому в городе.

— Я — Хедрон, — сказал незнакомец, словно бы все это объясняло. — Они называют меня Шутом.

Олвин непонимающе смотрел на него, и Хедрон пожал плечами с насмешливой покорностью:

— Вот она, слава! Хотя… ты еще юн и жизнь не выкидывала пока с тобой никаких своих штучек. Твое неведение извинительно.