Павел Дворкин - Годы, вырванные из жизни

• Название: Годы, вырванные из жизни
• Автор: Павел Дворкин
• Жанр: Биографии и Мемуары

Дворкин Павел Саломонович.

Арестован 23 февраля 1938 г. НКВД по Алма-Атинской обл.

Приговорён: ВК Верховного Суда СССР 8 мая 1939 г., обв.: 58-7, 58-8, 58–11 УК РСФСР. Приговор: 15 лет ИТЛ.

Реабилитирован 12 января 1955 г. ВК Верховного Суда СССР за отсутствием состава преступления.

---

Я снова в зале суда. Председатель стоя читает приговор. Вместо ст.58 п. 1-а-17 мне предъявлена ст.58 п.7-8-17-11 УК РСФСР. Пункты эти означают: вредительство, соучастие в терроре, участие в контрреволюционной организации. И в заключение решения суда: «Приговорить к 15 годам исправительно-трудовых лагерей и к 5 годам поражения в правах. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит». Слушая страшный, несправедливый приговор, я почему-то улыбался. Меня уводят. Из зала суда меня повели в подвал, поместили в большую полутемную камеру, где было уже человек 16 осужденных. Не успел войти в камеру, как ко мне кто-то подскочил, обнял и поцеловал.

— Спасибо, дорогой, за твою моральную поддержку. — Это был бывший начальник военного аэродрома в Ленинграде, который сидел со мной в боксе Лефортовской тюрьмы в ожидании суда и был уверен, что его казнят.

В камере я познакомился с осужденными: пом. ком. войск Смоленского военного округа Андреем Киверцевым, начальником продовольственного управления РККА Александром Ивановичем Жильцовым и другими товарищами. Все они были коммунисты, комсомольцы, советские работники.

Вечером нас всех вывели во двор, посадили в «черный ворон» и привезли в Бутырку. Снова обыск, баня и этапный корпус.

В камере, рассчитанной на 30–40 человек, посадили 125. Здесь я встретил осужденного на 15 лет Мирона Львовича Перельштейна, профессоров Некрасова и Здродовского и многих других. Мы жили здесь, как в селедочной бочке, но все же не так однообразно и нудно, как в камерах-одиночках во время следствия и ожидания суда. Спали на нарах. Между проходами клали щиты (так называемые самолеты) и таким образом их закрывали. Из-за тесноты спали все на одном боку, а ночью по команде поворачивались на другой бок. Утром щиты убирались, проходы между нарами освобождались. Кормили супом из соленой трески и перловой крупы, вечером кашей, получали и по 600 граммов хлеба.

Как-то ночью к нам в этапную камеру ввели человека сильно обросшего, одетого в кавказскую бурку, на голове кубанка. Сел он у кого-то в ногах и попросил дневального закурить. Многие, проснувшись, пробрались к нему. Закурив, он рассказал нам, что не более часа назад его вывели из камеры смертников в Лефортово, где он просидел 90 дней. С ним в камере сидел секретарь Восточно-Сибирского крайкома партии Разумов, которого несколько часов назад увели на расстрел. Ему же, Бочарникову (или Бочкареву, точно фамилию не помню) смертная казнь была заменена 15-ю годами заключения. Сам он смоленский крестьянин, бедняк, бывший красногвардеец, партизан, участник гражданской войны. До ареста был комиссаром Краснодарского кавалерийского казачьего корпуса. Обвинялся в соучастии в контрреволюционной повстанческой организации на Кубани.

Кто-то задал ему вопрос, почему же он не обратился к Ворошилову как наркому обороны. Он ответил, что Ворошилов, несмотря на то, что хорошо его знает, ничем не хотел ему помочь.

Глава 2. В ЭТАПЕ

В начале июня 1939 года был сформирован этап. Выводили нас по 10 человек и грузили в автобусы с надписями: «Хлеб», «Мясо» — и на вокзал. На Курском или Ярославском вокзале, точно не помню, нас погрузили в «арестантские» вагоны. Поезд стоял на первом пути, против вокзала. В купе вагона, где нормально могут поместиться 4 человека, втиснули 25 человек. Из окон вагона мы видели, как по перрону ходили люди, останавливались против наших окон. Женщины утирали слезы. Наше настроение, несмотря ни на что, было бодрое. Каждый был убежден в своей невиновности, у каждого где-то глубоко в сердце тлела надежда, что все, что с нами случилось — это какое-то недоразумение, которое вскоре выяснится, и правда восторжествует. Кто-то вполголоса затянул старую песню каторжан: «Спустилось солнце за степью». Подхватили во всех купе, и вскоре громко во всю ширь запел весь состав поезда.

Поезд тронулся, пение продолжалось. Стоявшие на перроне замахали нам руками. В проходе нашего вагона стоял молоденький красноармеец конвоя и утирал слезы.

Москва осталась позади. Нас везли на север. В вагоне было очень душно. Набитые, как сельди в бочке, мы изнывали от жары и жажды, к тому же, питали нас селедкой. Горячей пищи не давали. Воды получали по ведру в день на 25 человек. Следовали мы по направлению Москва-Ярославль-Киров-Котлас. В нашем поезде находились так называемые «тяжеловесы», т. е. люди, осужденные сроком от 15 до 25 лет. Только один оказался осужденным на 3 года. Это был командир ОКДВА Подлаз, который, по его словам, получил этот срок за опоздание его дивизии при операции на Хасане. Ему явно повезло, и все завидовали этому счастливчику.

В Котласе нас выгрузили и отправили в один из пересыльных пунктов, где разместили по баракам в отдельные блоки. Товарища Подлаза отправили в другой пункт. Там его назначили комендантом. В то время в Котласе были сосредоточены десятки тысяч заключенных, следовавших в лагеря Крайнего Севера и Заполярья: Ухтижмлаг, Усть-Вымилаг, Логчимлаг, Печору и Воркуту. Из Москвы вместе со мной в лагеря шли товарищи:

Тодорский Александр Иванович, до ареста начальник Военно-Воздушной академии им. Жуковского. Осужден на 15 лет. Жена его, коммунистка, была арестована немного раньше его и расстреляна как «шпионка» какого-то иностранного государства.

Светлов Фердинанд Юльевич — старый большевик с 1904 или 1905 года, один из авторов знаменитой «Политграмоты» (Бердникова и Светлова), до ареста директор коммунальной академии в Москве. Умер в Ухтлаге в психиатрической больнице в 1944 году.

Киверцев Андрей — бывший пом. ком. войск Смоленского военного округа. Умер в Ухте.

Перельштейн Мирон Львович — зам. редактора «Комсомольской правды», кандидат ЦК ВЛКСМ, погиб в Воркуте.

Здродовский Павел Феликсович — профессор микробиологии. Шел в этапе из Москвы в Ухтлаг. В настоящее время дважды лауреат Ленинской премии, проживает в Москве.

Козлов — председатель ревкомиссии ЦК ВЛКСМ. Дальнейшая его судьба мне неизвестна.

Буценко — секретарь президиума ВУЦИКа. Жив. Находится в Киеве.

Бойцов Виктор — начальник личной охраны Жданова. Умер от умопомешательства.

Цандер Виктор — немец, коммунист, работник Коминтерна, умер в лагере.

Нахкала — финский коммунист, рабочий, столяр, умер в лагере.

Беленький — бывший секретарь т. Дзержинского Кауль — бывший управделами ЦКК.

Крумин — редактор газеты «Экономическая жизнь». По сведениям, жив, находится в Риге.

Жильцов Александр Иванович — начальник продовольственного управления РККА, в прошлом рабочий-пекарь, умер в лагере.

Оверкин Алексей Дмитриевич — бывший начальник снабжения горючим авиации РККА, живет в г. Москве.

Славин Михаил Львович — быв. комиссар военно-химической Академии им. Ворошилова, живет в Москве.

Анулов Леонид Абрамович — бывший работник разведупра, живет в г. Москве.

Адамович — бывший секретарь Якутского обкома. Жив.

Некрасов — профессор древнерусского искусства. Умер.

Захаров Николай Федорович — бывший секретарь НКВД Украины. Окончил институт красной профессуры. Жив.

Езерский Филипп — бывший начальник отделения главка Наркомпита СССР, жив.

Чугунов Василий — бывший работник Московской милиции. Жив.

Было и много, много других, но фамилии их стерлись уже из памяти. Из женщин коммунисток и комсомолок в нашем этапе шли:

Разумова Аннна Лазаревна — партийный работник, жена бывшего секретаря Восточно-Сибирского крайкома партии т. Разумова.

Куусинен Айна — коммунистка, финка. Живет в Москве.

Рыкова Наташа — дочь Рыкова Алексея Ивановича.

Арина Мария Абрамовна — коммунистка, работала в МК. Живет в Москве. Андреева Александра Азарьевна — она же Ашихмина, старая большевичка, профессиональная революционерка, умерла в Ухте. О ней очень тепло отзывается К.Т. Свердлова в своей книге «Яков Михайлович Свердлов» (стр.37, изд. 1957 г.)

В Котласе мы пробыли около двух недель, и за это время все мы ближе сошлись, подружились. Общее горе сроднило нас, единомышленников по партии и идеям, людей без вины виноватых.

Мне вспоминается один старый большевик, к сожалению, не знаю его фамилии. Он рассказывал нам, что он до ареста работал директором библиотеки имени Ленина в Москве. Когда-то учился вместе с Молотовым. После ареста жена его, хорошо знавшая Молотова, обратилась к нему с просьбой чем-либо облегчить участь мужа, который ни в чем не виноват. Но Молотов не захотел даже ее выслушать.

Рассказывал он также, что во внутренней тюрьме на Лубянке сидел начальник МОРСИ Викторов и еще один моряк из высшего комсостава. Во время допросов их избивали до такой степени, что они вынуждены были оговорить себя и других. Но им как-то удалось передать заявление Ворошилову, чтобы он как нарком военмор вызвал их на личную беседу. Прежде чем вести к наркому, их побрили, приодели и доставили в кабинет к Ворошилову, где был и Молотов. Викторов и его товарищ рассказали, как их истязают, заставляя клеветать на себя и других, и что они под пытками вынуждены были оклеветать себя. Тогда Ворошилов сказал: